Русские подвижники 19-ого века - Евгений Поселянин

О. Паисий был тогда уже очень изнурен и почти не выходил из своей келлии. Рассчитывать на принятие в монастырь было трудно, а Феодор находился в крайности. Те малые деньги (четыре с полтиной), которые он взял с собой из России, были истрачены. Летнее его платье обносилось, и наступила зима. В этих затруднениях Феодор просил, чтоб его допустили до о. Паисия, чтобы, по крайней мере, принять его благословение.

Видя его ветхое рубище и узнав, как он бедствует, о. Паисий заплакал, стал утешать его и велел принять его в число братии. Он запретил также с этого дня отказывать кому-нибудь в приеме без его ведома.

Для ближайшего руководства Феодора поручили старцу Софронию. Феодор исповедал ему свои грехи, и для усиления покаяния был на пять лет отлучен от приобщения св. Таин.

По уставу он проходил все степени послушаний: рубил и носил дрова, приготовлял инокам пищу, топил печи, мел келлии, ходил за пчелами. Его никогда не покидала глубокая сердечная молитва, и дух его светлел.

За строгость жизни и исполнительность Феодора чрез два года сделали помощником в просфорне, а вскоре он стал пустынником.

В совершенно пустынной местности жил старец Онуфрий, родом из дворян Черниговской губернии. В юности он юродствовал десять лет, потом постригся в одном из Украинских монастырей, а затем ушел в Молдавию, к о. Паисию. После некоторого времени он стал пустынником со своим другом, иеромонахом Николаем. К ним просился и Феодор.

В Онуфрии особенно силен был дух веры и мудрости, в Николае — страха Божия. Феодор же отличался послушанием и трудолюбием. Так жили они, поддерживая друг друга в подвигах. Ежемесячно они приобщались.

Незадолго до смерти о. Онуфрия, во время отсутствия Феодора, на двух старцев напали разбойники, тщетно искавшие у них денег, и с досады сильно их изранили. Феодор самоотверженно ходил за ними.

Вскоре по смерти Онуфрия, Феодор возвратился в монастырь. Здесь он переписывал книги св. отцов, переведенные о. Паисием с греческого на церковно-славянский язык, пел и читал на клиросе.

Не долго пришлось ему оставаться в Молдавии. Он схоронил и Николая, и о. Паисия.

Так как в то время вышел манифест императора Александра I, разрешавший вернуться в Россию всем, самовольно из нее удалившимся (а к числу этих лиц принадлежал и о. Феодор) — он решил идти на родину. Оставляя Нямецкий монастырь, Феодор был пострижен в схиму.

Вернувшись в Орловскую епархию, о. Феодор, по совету архиерея, устроился в Чолнском монастыре. Здесь он заведывал порядком богослужения, и, что особенно важно — давал братии советы, как то делалось у о. Паисия, то есть завел дух старчества.

Между тем молва о возвращении Феодора дошла до его родных мест, его стали оттуда посещать. Он решился переселиться в Бнлобережскую пустынь, где находился тогда о. Леонид, с которым он встретился еще в Чолнском монастыре.

В двух верстах от монастыря, в глуши леса, устроили о. Феодору уединенную келлию, и здесь он поселился с подвижником иером. Клеопою и о. Леонидом.

Слава о мудрости о. Феодора, между тем, все увеличивалась, к нему шло много народа, и, избегая славы, он перешел на север России, в Новоезерский монастырь, где был тогда архимандрит Феофан.

На дорогу с собой он взял всего 30 копеек, и, когда нашел при себе тайно вложенные кем-то из братии пять рублей, тотчас отдал их бедной женщине.

Митрополит новгородский назначил о. Феодору жить в Палеостровской пустыни, на Онежском озере.

Здесь старец перенес тяжкое гонение из-за клеветы. У него не было ни одежды, ни обуви. Он не мог ни выходить, ни принимать никого из иноков, ни разговаривать со странниками. Перед смертью тот, кто был причиною этого гонения, раскаялся и просил со слезами, валяясь в ногах, прощения у о. Феодора.

Утомленный завистью, гонением, о. Феодор удалился в скит Валаамского монастыря, к переселившимся туда своим единомышленникам Клеопе и Леониду.

Шесть лет провел он здесь. Но новое гонение заставило его искать убежища в другом монастыре, Александро-Свирском.

"Слава Богу, слава Богу, — повторял он, — и я вижу, наконец, берег житейского моря, по которому доселе как утлая ладья носилась душа моя".

Он почил в вечер Светлого пятка, 1822 г.

Он был особорован и приобщен.

Пред смертью лицо его просияло. Его озарила радостная улыбка. Ученики, с плачем стоявшие вокруг него, теперь пораженные, перестали плакать и в благоговейном трепете смотрели на светлую кончину.

АРХИМАНДРИТ МОИСЕЙ, НАСТОЯТЕЛЬ ОПТИНОЙ ПУСТЫНИ

"Монастырь согради и братию собра".Всякое дело само себя оправдает.

Высокая дивным смирением своим, поучительная стройностью, постоянным горением духа и ежедневным самопонуждением к исполнению заповедей — жизнь настоятеля и обновителя Оптиной пустыни архимандрита Моисея — замечательно важна не только, как пример личного подвижничества, но и во многих других отношениях.

Имя этого образцового настоятеля навсегда будет запечатлено на страницах истории монашества: с этим именем связано восстановление старчества, и, следовательно, истинного монашеского жития в Оптиной пустыни, явившейся светлою звездою великорусского иночества. В роды родов, вместе с незабвенными именами оптинских старцев Льва, Макария, Амвросия — с благословением будет поминаться смиренное, чистое пред Богом имя отца Моисея. Он останется навсегда высоким "образом" монастырского настоятеля. О. Моисей представляет удивительное сочетание аскетической уединенности келейной жизни с доступностью, твердости с кротостью, хозяйственности с крайнею нестяжательностью, самостоятельности с полною покорностью началу старчества, живой деятельности с неистощимым терпением многих и тяжких скорбей. Каким мягким родным светом озарен трогательный лик сурового к себе и снисходительного к другим инока, неудержимого нищелюбца, спешившего передать земные сокровища чрез руки страждущих — Богу, и вместе с тем, упрочившего и украсившего знаменитую обитель, страдальца, понесшего тяготы, труды и оскорбления за Оптину пустынь.

Отец архимандрит Моисей, в миру Тимофей Иванович Путилов, был старший сын серпуховского гражданина Ивана Григорьевича и жены его Анны Ивановны, и родился 15 января 1782 г. в городе Борисоглебске, Ярославской губернии, где жил Путилов. Всех детей у отца его было десятеро; из них четверо умерли в младенчестве.

Иван Григорьевич, служивший по питейным сборам, жил благочестиво, держался неопустительно уставов св. Церкви, прилежал службе Божией и чтению священному, и был человек обходительный. У жены его, женщины безграмотной, но умной, было в родне несколько монашествующих строгой жизни.

В страхе Божием воспитывали Путиловы своих детей. Обучались дети дома у отца, а в школу не ходили, отец боялся для них дурного товарищества. В праздники водил их отец в церковь, и, вернувшись домой, расспрашивал о службе. В церкви Путилов, имея хороший голос, певал на клиросе; любил заниматься церковным пением и дома с детьми. Чаще всего посещали Путилова духовные лица, и потому дети его с детства слышали много назидательного.

Дочь Путилова стремилась в монастырь, но, по желанию отца, вышла замуж — и вскоре скончалась; ее муж удалился тогда в Саровскую пустынь.

По девятнадцатому году, Тимофей, вместе с 14-летним братом Ионою, были определены отцом на службу в Москву к откупщику Карпыщеву. Москва, с ее множеством святынь и храмов, соответствовала духовным стремлениям Тимофея, развившимся в нем еще в отцовском доме; здесь же легче было доставать духовные книги. С книгою Тимофей не расставался, и в лавке отлагал ее лишь при приходе покупателя и потом снова брался за нее.

Молодые люди имели знакомство с истинно-духовными людьми. Чрез монахиню Досифею[6] они познакомились со старцами Новоспасского монастыря — Александром и Филаретом, которые находились в духовном общении со знаменитым молдавским архимандритом Паисием Величковским.

В таком расположении, в братьях окончательно созрело желание монашеской жизни, особенно, когда в Саров удалился их зять. В 1804 году (когда Тимофею было 22 года) он приписался с отцом своим к московскому купеческому обществу и, взяв на три года паспорт, отправился с братом Ионою в Саров. Зная, что отец не дал бы на то своего согласия, они написали ему, что от хозяев отошли за невозможностью жить у них, и что есть у них на примете другой Хозяин, которому они дали слово — поступить в услужение. Уже из Сарова написали они откровенно отцу о своем намерении; но Иван Григорьевич разгневался и приказал детям немедленно вернуться домой; но они не показывались ему два с половиною года. За это время Путилов разболелся, и, когда Тимофей приехал к нему мириться, хотя не сразу, — но решился отпустить сына; через год, после долгих уговоров, отпустил и Иону.