Тоннель в небо - Роберт Хайнлайн

Большинство из них не было знакомо с бальными танцами. Агнес Пулвермахер организовывала танцы, не взирая на шуточки и возражения, она уговаривала Керолайн сыграть на гармошке, льстила Джимми, чтобы он вырезал и натянул барабан. И сейчас она в девяти случаях из десяти была занята во время танцев. Род вначале не оценил эту затею (он не был достаточно хорошо знаком с историей первых мормонов) и относился к ней, как к помехе в работе. Но затем он понял, что не может преодолеть апатии, охватившей колонистов, когда они за одну ночь утратили все, чего добились. Он увидел, что эти же самые колонисты начали улыбаться, шутить и лучше работали в ожидании вечерних танцев.

Он решил поддержать эту затею. Ему было жаль времени, и он вряд ли смог бы повторить какой-нибудь мотив, но затея захватила и его: он танцевал хоть и плохо, но с большим энтузиазмом.

Поселок постановил, что танцы будут проходить по субботним вечерам, во время свадеб и праздников – и сделал их «официальными», что означало, что женщины были обязаны надевать травяные юбки. Шорты, брюки и шаровары (естественно, те из них, что еще не превратились в лохмотья) не допускались. Сью говорила об изготовлении настоящего бального платья, как только она достаточно овладеет своим ткацким станком, и ковбойской рубахи для своего мужа, но для остальных колонистов это пока оставалось лишь отдаленной мечтой.

Музыка прекратилась, танцующие остановились, Керолайн передала свою гармошку Шорти и подошла к Роду:

– Станцуем, Родди?

– Я пригласил Сью, – ответил он быстро и правдоподобно. Он заботился о том, чтобы не приглашать дважды одну и ту же девушку и не оказывать никакого внимания замужним женщинам. Он давно дал себе слово, что в день, когда он решит жениться, он оставит свою должность мэра. Но пока он не собирался этого делать. Ему нравилось танцевать с Керолайн: она была хорошей партнершей – если не считать ее стремления вести партнера, а не быть ведомой им – но он старался не тратить много времени на общение с ней, так как она – его правая рука, его alter ego.

Род отошел и пригласил Сью. В колонии соблюдались несколько устаревшие правила вежливости, особенно во время танцев. Он повел свою партнершу и помог ей сплясать «техасскую звезду» на среднем уровне.

Позже, усталый, довольный и уверенный, что станцевал лучше всех, он отвел Сью к Биллу, поклонился, поблагодарил его и вернулся на место, которое ему всегда оставляли. Марджори с помощниками раздавала маленькие коричневые кусочки, снимая их с деревянного вертела. Он взял один.

– Пахнет хорошо, Марджи. Что это?

– Птички Мак-Нила. Это мясо молодого оленя, прокопченное и обернутое вокруг рубленого шницеля. Затем просолить и хорошо прокипятить вместе с сельдереем. Оно тебе понравится; нам оно стоило нескольких часов работы.

– Вкусно! Нельзя ли еще?

– Подожди. Еще не все получили. Какой прожорливый!

– Но мне нужно больше, чем другим. У меня тяжелая работа. Мне нужно восстанавливать силы.

– Я видела, что это за работа, сегодня после полудня, – она протянула ему еще кусочек.

– Я планировал наше будущее. Мой мозг гудел от напряжения.

– Я слышала это гудение. Оно было особенно громким, когда ты лежал на спине.

Как только она отвернулась, он схватил третий кусочек и уловил улыбку Жаклин; засмеявшись, он подмигнул ей.

– Все в порядке, Род?

– Конечно. А как ты, Джеки?

– Я никогда не была более счастливой, – серьезно ответила она.

Муж обнял ее рукой.

– Посмотри, Род, что может сделать любовь из хорошего человека, – сказал Джимми. – Когда я впервые встретил эту юную бедную девочку, она была побита, испачкана, готовила тебе еду и боялась открыть свое настоящее имя. Посмотри на нее теперь – толстая и изнеженная.

– Я толстая не в этом смысле.

– Приятная полнота.

Род взглянул на пещеру.

– Джеки, помнишь ночь, когда мы нашли ее?

– Никогда не забуду.

– И мое глупое предположение, что мы в Африке. Скажи, если бы все повторилось, ты бы хотела, чтобы я тогда оказался прав?

– Я никогда не думала об этом. Я знала, что это не Африка.

– Да, но если бы? Ты давно была бы дома.

Ее рука коснулась руки мужа.

– Я не встретила бы Джеймса.

– Да, конечно. И не встретила бы меня. И мой лучший друг избежал бы этой опасности.

– Возможно. Но я ничего не хотела бы менять. Я больше не тоскую при слове «домой», Род. Мой дом здесь.

– И мой, – подтвердил Джимми. – Знаешь что? Наша колония выросла и еще больше вырастет. Мы с Голди откроем адвокатскую контору. У нас совершенно не будет конкурентов, и мы сможем выбирать клиентов. Голди будет заниматься уголовными процессами, а я специализируюсь на разводах, и мы будем диктовать свои условия клиентам. Мы заработаем миллионы. Я куплю лимузин, впрягу в него восемь стремительных оленей и буду, покуривая большую сигару, свысока посматривать на фермеров. – Он добавил: – Я прав, Голди?

– Точно, коллега. Я сделаю для нашей конторы вывеску: «Голдстейн и Трокстон. Даем взаймы, не доводим до тюрьмы.»

– Верно. Но лучше так: «Трокстон и Голдстейн».

– Я старше. Я на два года больше изучал законы.

– Увертка. Род, разве мы позволим, чтобы Толлерский университет оскорблял выпускника старушки-школы Патрика Генри?

– Конечно, нет. Но, Джимми, как ты додумался до этого? Разве нам нужна бракоразводная контора? Давай спросим Керолайн.

– Пустяки. Ты будешь скреплять браки, Род, а я – разводить.

– Спросите Керолайн… о чем? – вмешалась Керолайн.

– Нужна ли нам бракоразводная контора?

– Что? Да ведь у нас нет и брачных законов.

– Это пробел в туземной цивилизации, – объяснил Голдстейн. – Может, это потому, что у нас нет бумаги?

– Верно, коллега, – согласился Джимми.

– А почему вы спрашиваете? – недоумевала Керолайн. – Никто из нас не думает о разводах, а если и подумает, то я буду знать об этом раньше их самих.

– Мы говорили не об этом, – объяснил Род.– Джеки сказала, что не хочет возвращаться на Землю, и Джимми с ней согласен.

Керолайн удивилась.

– А разве кто-нибудь хочет возвращаться?

– Верно, – согласился Джимми. – Это наш дом. Никакой въездной платы. Никакого транспорта, снующих толп, нет торговцев и коммивояжеров, нет телефонов. Серьезно, Род, вряд ли кто-нибудь из выдержавших экзамен на выживание хотел бы вернуться на Землю. Все равно после экзаменов мы были бы отправлены в космос. Так какая же разница? Просто все произошло скорее. – Он пожал руку своей жены. – Насчет большой сигары – это глупость. Я теперь богат, и очень богат!

Агнес и Курт присоединились к их кружку и прислушались. Агнес кивнула головой и сказала:

– По-моему, Джимми вовсе не шутит. Я в первые месяцы плакала каждую ночь и все думала, почему же нас не находят. Теперь я знаю, что нас никогда не найдут, – и это меня мало беспокоит. Я не хочу возвращаться, даже если смогу. Единственная вещь, которой мне не хватает, – это губная помада.

Ее муж громко рассмеялся.

– Вот это верно, Род. Мы здесь все богачи… но поставь прилавок с косметикой за ручьем, и каждая женщина кинется в воду.

– Не шути, Курт. Ты ведь обещал мне сделать помаду.

– Дай мне время.

Подошел Боб Бакстер и сел рядом с Родом.

– Освободи меня от общего собрания завтра утром, Род.

– Подожди. Освобожу на следующей неделе.

– Ладно. – Боб принадлежал к секте, которая не признавала посвящения в сан: он сам произвел себя в священники и теперь исполнял эти обязанности вместе с обязанностями врача. Его проповеди не уступали христианским, иудейским или мусульманским, и их всегда посещало много народа.

– Боб, хотел бы ты вернуться?

– Вернуться куда?

– На Землю.

– Да.

Джимми был шокирован.

– Чтоб меня сварили на завтрак! Но почему?

– О, я не хочу возвращаться совсем. Но мне бы хотелось окончить медицинский факультет. – Он застенчиво улыбнулся.– Здесь я лучший хирург в округе, но все равно знаю слишком мало.

– Да… – согласился Джимми, – теперь я понял. Но ты так отлично штопаешь нас. Верно, Джеки?

– Конечно, Джимми.

– Единственное, о чем я сожалею,– продолжал Боб,– что одного из нас я не смог спасти. Впрочем, неизвестно, можно ли было его спасти вообще? Здесь мы отдохнем.

Разгорелся спор. Позиция Джимми была общепринятой, хотя все уважали и желание Боба. Род попрощался; уходя спать, он все еще слышал голоса спорящих и невольно в глубине души продолжал спор.

Он уже давно решил для себя, что они никогда более не вернутся на Землю; он и не думал об этом – с какого времени? – уже с год. Вначале он делал это из чувства самосохранения, это была защита его внутреннего спокойствия. Позднее так ему говорила логика: задержка возврата на неделю может быть допущена сознательно, на несколько недель – вызвана техническими неполадками, но месяцы и месяцы – это космическая катастрофа. Каждый день задержки уменьшал и без того бесконечно малую вероятность, что их найдут.