ФАТА-МОРГАНА 5 (Фантастические рассказы и повести) - Айзек Азимов

— Не убивайте его! Не убивайте его! Он нужен мне живым, вы слышите? Живым! — кричал он изо всех сил, стараясь чтобы его услышали.

И хотя Руфус дрался, как одержимый, он вскоре оказался загнанным в угол.

Меч был выбит из его рук, и он был вынужден прижаться к стене, когда три сверкающих клинка были приставлены к его горлу. Ему крепко связали руки за спиной и грубо поволокли по полу к ногам сэра Хьюберта Маршала.

— Ну, дружок, вот так-то лучше, — сказал Хьюберт, обнажая желтые зубы в злорадной усмешке. — Расскажи мне, кто послал тебя? Кто приказал убить меня? Скажи мне честно, и я отпущу тебя. Если ты солжешь, голова твоя будет гнить на колу.

Руфус вызывающе уставился на бородатое лицо. Затем молча плюнул в него, собрав остатки сил. Хьюберт взбесился от ярости и, схватив один из мечей у охранника, замахнулся на Руфуса, намереваясь ударить его по голове. Руфус крепко зажмурился и вздрогнул в ожидании удара, который бы положил конец его жизни. Но удара не последовало.

Он осторожно приоткрыл глаза и увидел, что Хьюберт опустил оружие. Слюна стекала по его щеке и черным усам, когда он заговорил вновь.

— Ты желал, чтобы я сделал это, не так ли? Ты хочешь умереть скорой смертью, чтобы я не смог узнать, кто же послал тебя, да?

— Ты ничего от меня не добьешься, — смело произнес Руфус.

— О, не добьюсь? Это я не добьюсь? Мы еще посмотрим, услышал он уверенный ответ Хьюберта. — Бросьте его в темницу, привяжите покрепче к нижней скамье да проследите, чтобы угли в жаровне были хорошие, — приказал он охранникам четким, намеренно решительным голосом. — Я развяжу тебе язык, не думай. Ты у меня заговоришь, — добавил он, повернувшись к Руфусу. Когда пленника поволокли в темницу, он мельком увидел бледное, как полотно, перекошенное от волнения лицо Матильды.

Хьюберт не поспешил вслед за ним в темницу. Вместо этого он наблюдал, как убирали тело убитого и мыли в зале. И только когда в помещении стало чисто и все было расставлено по местам, а слугам позволили удалиться, Матильда подошла к мужу.

— Хьюберт, любовь моя, я так о тебе беспокоилась, — нежно сказала она и взяла его руку в свою.

Но в ответ Хьюберт только расхохотался.

— Ну, ну, дорогая, не переживай так. Со мной все в порядке. Он даже не смог приблизиться ко мне и причинить хоть какую-нибудь боль.

Он обнял ее за плечи и привлек к себе, желая поцеловать. Инстинктивно она закрыла глаза и затаила дыхание, чтобы не ощущать отвратительный, зловонный дух, исходящий от гниющей пищи в зубах Хьюберта, когда он прижался к ней губами.

— Что ты хочешь с ним сделать? — спросила она, стараясь не выдать волнения, когда он перестал целовать ее.

— Я должен знать, кто послал его, дорогая.

— А как ты это сделаешь? — И вновь голос ее дрогнул.

— Как? Конечно, буду пытать его, пока он все не расскажет, — ответил он.

— Понятно, — сказала она. — Ты позволишь мне прийти позже, чтобы узнать, как твои успехи? — добавила она очень быстро.

— Ну, конечно, Матильда. Я очень доволен, что тебе интересно знать, чей это заговор.

Тяжелый запах его дыхания обдал ее, когда он поцеловал ее в последний раз, прежде чем выйти.

В глубоком волнении она потирала влажные ладони, пока ходила взад и вперед по залу. Она хорошо знала, что ее муж был непревзойденным мастером пыток, и сознавала, что это только дело времени, — как бы ни был мужественен Руфус, рано или поздно он сломается. Вопрос был только с том, назовет ли он ее брата, или ее, или же того и другого вместе?

Когда Хьюберт спустился в подземелье, его замутило от спертого воздуха.

Железная жаровня в правом углу комнаты раскалилась докрасна, и клубы плотного голубоватого дыма поднимались к низким сводам. Посредине каменной комнаты лежал распластанный Руфус, крепко привязанный к низкой деревянной лавке. Он был полуобнажен, и ноги его были босы. Хьюберт усмехнулся с издевкой, взирая сверху на поблескивающее от пота лицо, которое как раз находилось на уровне его коленей.

— Замечательно, я вижу у вас тут все готово, — сказал он с удовлетворением. — Вы можете идти. Я думаю, больше мне ничего не понадобится.

Охранники почтительно отступили, оставляя хозяина и его пленника наедине.

— Я полагаю, вряд ли ты передумал, — сказал Хьюберт, когда дверь за ними закрылась.

— Пошел ты к черту, — выпалил Руфус.

Ему, действительно, хотелось быть таким смелым, как это могло бы показаться из его слов.

Хьюберт только усмехнулся, затем снял с полки большой кусок толстой кожи и с нетерпением пошел к раскаленной добела жаровне. Из красных от жара углей торчали две длинные ручки. Хьюберт осторожно обернул кожей одну из них и извлек из огня длинный, заостренный на конце, стержень. Руфус пытался приподнять голову, чтобы увидеть, что там делается, но она была зажата в деревянных тисках.

Хьюберт подошел к тому месту, где лежал распростертый Руфус, и с наслаждением прижал раскаленный красный конец стержня к внутренней стороне правой ноги Руфуса. Пронзительный крик прорезал тишину каменных сводов темницы. Его тело выгнулось дугой над лавкой, к которой он был привязан. Все его члены и голова отчаянно сопротивлялись в попытке освободиться из крепких уз. Раскаленный металл с шипением пронзал слои кожи, в то время, как нескончаемый безумный крик поднимался в воздух.

Когда Хьюберт увидел, что его жертва находится на грани обморока, он убрал стержень с обожженного места и бросил в жаровню. Затем он зачерпнул полный ковш холодной воды и плеснул его в лицо Руфуса.

— Ну как? — спросил он, поставив ковш на место. — Пришло ли тебе на ум чье-нибудь имя?

Руфус весь покрылся испариной от жестокой боли, но пока сохранял сознание.

— Безобразный жирный боров, — произнес он, задыхаясь. — Я ничего не скажу.

Лицо Хьюберта потемнело от ярости. До сих пор это его не столько волновало, сколько забавляло. Но последнее, оскорбление глубоко резануло его самолюбие. Этому убийце-неудачнику следует преподнести самый суровый урок. Совсем скоро он будет умолять Хьюберта о пощаде и прощении, но тщетно.

Хьюберт вновь устремился к жаровне и, выхватив из огня другой стержень, вернулся к Руфусу и встал над ним со стержнем в руке. Руфус поднял глаза и с ужасом стал наблюдать, как дымящаяся раскаленная точка медленно приближается к его правому глазу. Он отчаянно мотал головой, пытаясь вырваться из тисков, но напрасно. Он плотно сжал веки правого глаза, но яркий красный свет был совсем близко. Он начал кричать, предчувствуя наихудшее.

Внезапно красная точка проникла внутрь через веко, и острая боль пронзила правый глаз. Но левый глаз, как завороженный, следил за яркими оранжевыми и красными пузырьками, поднимавшимися над носом. Хыоберт все сильнее давил на стержень, пока тот не уперся в кость глазницы. Он наблюдал за тем, как бешено пузырился глаз и стекал по щеке, подобно расплавленной лаве.