Голубой горизонт - Уилбур Смит

Ксиа и Баккат были из одного племени, но не были братьями.

– Мы не братья! – закричал Ксиа, рассердившись.

Жила-была девушка с кожей яркой, как оперенье ткачика, с лицом сердечком. Губы ее были полны, как спелые плоды марулы, ягодицы как яйца страуса, а груди круглы, как две желтые дыни тсама, согревшиеся на солнце Калахари.

– Она была рождена, чтобы стать моей женщиной! – воскликнул Ксиа. – Кулу-Кулу забрал мое сердце, пока я спал, и вложил его в эту женщину. – Он не мог заставить себя произнести ее имя. Он выстрелил в нее крошечной любовной стрелой, оперенной перьями утренней голубки, чтобы показать, как сильно он ее хочет.

– Она не пошла. Она не пришла в хижину охотника Ксиа спать на его тюфяке. Она пошла к презренному Баккату и родила ему трех сыновей. Но я хитер. Женщина умерла от укуса мамбы.

Ксиа сам поймал змею. Он нашел ее убежище под плоским камнем. Использовал как приманку живого голубя, чтобы выманить мамбу, а когда змея высунулась из-под камня, прижал ей голову. Мамба была небольшая, с его руку, но яда в ней было достаточно, чтобы убить взрослого буйвола. Ксиа посадил ее в мешок женщины, куда она собирала съедобное, пока женщина спала с Баккатом. Наутро женщина открыла мешок, чтобы положить в него клубень, и змея трижды ужалила ее: один раз в палец и дважды в запястье. Смерть, хотя и быстрая, была слишком страшна, чтобы наблюдать за ней. Баккат плакал, держа женщину на руках. Спрятавшись в скалах, Ксиа все это видел. И даже теперь воспоминания о горе Бакката были так сладостны, что Ксиа подпрыгнул на обеих ногах, как кузнечик.

– Ни один зверь не уйдет от меня. Ни один человек не может меня победить. Потому что я Ксиа! – крикнул он, и ближайшие склоны отозвались эхом: – Ксиа! Ксиа! Ксиа!

После того как полковник Кайзер покинул его, Ксиа два дня и две ночи провел на холмах и в лесах Хай-Уэлда, высматривая Бакката. В первое утро он видел, как Баккат вышел из своей хижины, потянулся, почесался и со смехом выпустил газы. Для бушмена громкий звук выпускаемых газов – первый признак цветущего здоровья. Ксиа смотрел, как Баккат выпустил стадо из крааля и погнал к воде. Лежа в траве, как куропатка, Ксиа видел, как большой белый человек с черной бородой, которого звали Клиб, сокол, приехал из поместья. Он хозяин Бакката, и они вдвоем присели на открытом месте и сблизили головы, чтобы никто не мог их подслушать. И долго говорили шепотом. Даже Ксиа не мог подползти ближе и услышать, о чем они говорят.

Ксиа улыбался, созерцая этот тайный совет.

– Я знаю, что ты говоришь, Клиб. Я знаю, что ты посылаешь Бакката на поиски твоего сына. Знаю, что ты велишь ему быть осторожным, чтобы никто его не увидел, но я, Ксиа, как дух ветра, буду следить за их встречей.

Он видел, как вечером Баккат вошел в хижину и закрыл за собой дверь, видел, как внутри загорелся кухонный костер, но Баккат не выходил до самого рассвета.

– Ты пытаешься усыпить меня, Баккат, но случится это сегодня или завтра? – спросил он, наблюдая с вершины холма. – Больше ли у тебя терпения, чем у меня? Посмотрим. – Он видел, как на рассвете Баккат обошел свою хижину в поисках следов врага, кого-нибудь, кто шпионит за ним.

Ксиа радостно обнял себя и потер спину обеими руками.

– Думаешь, я такой дурак, чтобы подойти близко, Баккат? – Поэтому он и просидел всю ночь на холме. – Я Ксиа, и я не оставляю следа. Даже стервятник высоко в небе не обнаружит мое убежище.

Весь день смотрел он, как Баккат занимается своими делами, ухаживает за хозяйским скотом. Вечером он снова ушел в хижину. Ксиа в темноте колдовал. С его украшенного бусами пояса свисало несколько заткнутых полых рогов южноафриканской антилопы. Он взял из одного такого рога щепотку порошка и положил себе на язык. Это был пепел усов леопарда, смешанный с высушенным и измельченным львиным пометом и другими тайными ингредиентами. Растворяя этот порошок своей слюной, Ксиа произносил заклинание. Оно предназначалось для того, чтобы перехитрить добычу. Потом он трижды плюнул в сторону хижины Бакката.

– Это могучее заклинание, Баккат, – предупредил он своего врага. – Ни одно животное и ни один человек не могут ему противиться.

Конечно, это было не совсем так, но если заклинание не срабатывало, на то всегда находились причины. Иногда это происходило потому, что ветер менял направление, или над головой пролетела стая ворон, или зацвела лилия сглаза. Но если не считать таких и подобных им обстоятельств, заклинание действовало безукоризненно.

Сотворив заклинание, Ксиа сел и стал ждать. Он не ел со вчерашнего дня, поэтому достал из мешка куски копченого мяса. Ни голод, ни холодный ветер с заснеженных гор не останавливали его. Как и все его племя, он привык к боли и трудностям. Ночь была тиха – доказательство того, что заклинание успешно подействовало. Даже легкий ветерок мог скрыть звуки, к которым он прислушивался.

Вскоре после захода луны он услышал тревожный крик ночной птицы в лесу за хижиной Бакката. Ксиа кивнул себе.

– Там что-то движется.

Немного погодя с лесной почвы шумно взлетел козодой, и, сопоставив эти два звука, Ксиа установил, в какой стороне происходит движение. Он спустился с холма, неслышный, как тень, перед каждым шагом проверяя босым пальцем ноги поверхность, чтобы его не выдал треснувший сучок или шорох сухих листьев. Каждые несколько секунд он застывал, прислушиваясь, и услышал ниже у ручья сухой шелест: это дикобраз взъерошил иглы, предупреждая чересчур близко подошедшего хищника. Конечно, дикобраз мог увидеть леопарда, но Ксиа знал, что это не так. Леопард задержался бы, чтобы испугать своего природного врага, а человек сразу двинулся дальше. Ни один посвященный племени сан, даже Баккат и сам Ксиа, не могут избежать в темном лесу ночной встречи с козодоем или дикобразом. Этих знаков Ксиа оказалось достаточно, чтобы понять, в какую сторону движется Баккат.

Другой охотник допустил бы ошибку, сразу начав преследование, но Ксиа не торопился. Он знал, что Баккат сделает круг и вернется проверить, не идет ли за ним кто.

– Он почти так же хорошо знает законы дикой природы, как я. Но я Ксиа, и равных мне нет.

Говоря так, он чувствовал себя сильным и смелым. Он отыскал место, где Баккат пересек ручей, и в последних лучах заходящей луны увидел единственный влажный отпечаток ноги на речном камне. По размеру он детский, но ступня шире и нет подъема.

– Баккат! – Ксиа слегка подпрыгнул. – Я никогда не забуду след твоей ноги. Разве не видел я его сотни раз рядом со следом женщины, которая должна была стать моей женой? – Он помнил, как шел по их следам в буш и потом подполз и смотрел, как они совокупляются, извиваясь в траве. Это воспоминание сделало ненависть к Баккату холодной и свежей. – Но потом ты никогда уже не мог наслаждаться этими грудями-дынями. Об этом позаботились Ксиа и змея.