Рим 2. Легионы просят огня - Шимун Врочек

После полудня мы вступаем в буковую чащу. Местные называют эту местность Черным лесом. Не знаю, почему. Может, потому что здесь действительно темно?

Плохие места.

Это скорее тропа, чем дорога. Огромные деревья нависают, тень их настолько плотная, что кажется, на плечи легла тяжесть. Сырой мох покрывает стволы. Корни выступают из земли, словно набухшие вены.

А скоро будут болота.

Поэтому нам придется потрудиться.

Это значит, что мы будем прокладывать гати, рубить деревья, копать рвы и вести себя так, как ведут себя римские легионы в чужом краю.

Разломаем все, что есть, и сделаем по-нашему.

В голове колонны, перед легионами идет саперная команда. "Мулы" привычно валят деревья, прокладывают дорогу, строят мосты, наводят понтоны и делают непроходимый путь — проходимым.

От стука топоров, крика инженеров и ругани саперов гудит германский лес.

Я останавливаю коня на обочине и оглядываюсь.

Змея легионов растянулась на несколько миль. Нас восемнадцать тысяч. Три полных легиона. Плюс обоз — там женщины, дети, торговцы и обозные рабы. Так что мы легко добираем до двадцати пяти тысяч.

Легионеру запрещено жениться. Он должен отдавать всего себя службе, а уже после окончания двадцатилетнего срока пусть заводит семью и детей.

В идеале.

Но люди есть люди.

Поэтому у многих "мулов" в обозе — походная жена. Когда закончится срок службы, легионер получит свое золото, земельный надел — и может узаконить отношения и усыновить детей, прижитых во время лагерной жизни. Многие так и делают. Другие забирают деньги, оставляют жену и детей на произвол судьбы и уезжают куда глаза глядят. Иногда — к старой жене, к женщине, на которой юный новобранец успел жениться еще до военной службы.

Начинает темнеть.

Медленно, как обычно на севере.

Вся эта огромная сверкающая железом, громыхающая и сквернословящая змея легиона ползет по лесной дороге. Утопает в грязи, шумит на тысячи голосов, ругается, сопит, воняет портянками и потеет.

В авангарде движется Семнадцатый Морской легион, следом — Восемнадцатый Галльский, последним — Девятнадцатый Счастливый. Дальше — бесконечная вереница повозок.

Дорога вьется между огромных деревьев. Она утоптана сотнями ног.

— Гемы! — орет кто-то.

Я поворачиваюсь и вижу: они бегут.

Летят дротики. На мгновение зависают в воздухе, в апогее, затем они начинают путь вниз…

Негромкий, нарастающий свист. Смертельный.

— Щиты! — орут центурионы. — Тестудо!

Кто-то не успевает закрыться, вопит раненый легионер. Меня щитами прикрывают рослые преторианцы. Бух, бух. Бух. Ничего так припечатало…

— Приготовить пилумы! — ревет центурион. — Огонь!

Ответный ход Семнадцатого легиона.

Сотни дротиков взлетает по дуге к солнцу… на несколько ударов сердца замирают там, в высоте серого неба… и начинают падать.

Германцы все ближе, ближе…

Дротики летят. Гемы орут.

"Ти-ваз! Ти-ваз!"

Удар пилумов сносит первые ряды бегущих. Воздух наполняется стонами и воплями. Оставшиеся в живых гемы перепрыгивают через мертвецов и раненых, бегут дальше.

К нам.

Они все ближе.

У них круглые деревянные щиты разных цветов. Германцы раздеты по пояс, голые торсы, несмотря на холодный день.

Железная масса "мулов" подается назад и упирается в землю. Центурион, как обычно, орет хриплым голосом, то ли подбадривая, то ли накручивая своих солдат.

Я вынимаю из ножен гладий и делаю шаг вперед. Преторианцы синхронно шагают со мной, прикрывая с двух сторон щитами. Словно я хожу в окружении маленькой личной "черепахи", тестудо. Драться они тоже за меня будут?!

Смешно.

Я расталкиваю преторианцев, чтобы видеть, что происходит.

За несколько мгновений до того, как столкнутся варварская полуголая масса с бронзовой змеей легионов, я поднимаю голову и смотрю вверх. Глубоко вдыхаю, медленно выдыхаю. Серое пасмурное небо с ледяным запахом… Запомнить на случай, если меня убьют сегодня.

— Делай, как я! — командует центурион. — Коли! Коли! Коли!

Это всего лишь проверка.

В последний момент, когда для строя наших щитов остается всего ничего, гемы вдруг замедляют шаг, в мгновение ока разворачиваются и — отступают. Бегут, как последние трусы. Пятки так и мелькают.

"Мулы" выкрикивают им вслед оскорбления и непристойности. Показывают жестами, кого видят перед собой.

Хохочут.

Я говорю:

— Это все, Тит? Как-то слабовато для знаменитых германцев.

Старший центурион щурит глаза, затем поворачивается к лесу.

— Смотрите внимательно, легат.

— Что?

И тут понимаю: они собираются снова. Разрозненные людские ручейки, там, недалеко от кромки леса, сливаются в единый поток. Никаких следов паники, ничего. Отступление? Это был маневр, хорошо подготовленный и слаженный, а не результат нашего натиска.

Я дергаю щекой. Однако.

— То есть… они нас испытывают?

— Да, легат. Пробуют на зуб, — он кивком показывает на германцев. — Сейчас опять начнется.

Мой Семнадцатый Морской Победоносный перестраивается в боевой порядок. Заминка, потому что при перестроении сцепились две когорты. Центурионы руганью и ударами наводят порядок — центурии двигаются на свое место в строю.

Пращники и лучники выходят из рядов центурий, открывают огонь. Несколько германцев падают. Раненые гемы продолжают оставаться в строю, не ломая порядка.

У нас на глазах стрела пробивает молодому германцу голое плечо. Гем обламывает древко. Истекает кровью, но стоит, не шевелясь.

Боевой дух германцев впечатляет. Молодцы.

— Это основной боевой порядок гемов, — говорит Тит. — Клин. Видите, легат, как они разбиваются на отряды? Это они встали по родам. Родичи с родичами, плечом к плечу, военный вождь впереди. Он — острие клина. Поэтому у германцев кто самый большой и крутой мужик — тот и главный.

Атакующие волны набегают на железный берег легиона — одна за другой. Вопящие и рычащие, они вгрызаются в стену наших щитов так, что летят щепки. А когда устают, разворачиваются и убегают, чтобы отдохнуть и перестроиться. Это у варваров в порядке вещей. Никакого переживания, никакой паники, просто маневр.

На смену уставшему клину спешит другой, свежий.

Бой продолжается.

Здесь бьются легионы Рима и дикие орды варваров.

— Вперед! — приказывает Эггин. И делает знак буцинатору. Тот поднимает свою "G"-образную трубу…

Резкий медный звук. От этого звука у меня сводит зубы.

Когорты дрогнули и двинулись вперед. Размеренно и спокойно. Раз-два, раз-два. Мы идем по Африке, мы по Галлии, мы идем… Холодная железная уверенность против брызгающей слюной ярости варваров.

Я стою и смотрю. Холодная золотая птица летит над моей головой, раскинув крылья. Орел легиона.

А еще выше, над ней, медленно плывет серое пасмурное небо. Клубятся облака.

Квинтилий Вар, пропретор провинции Великая Германия, сейчас был вне себя. Обычно флегматичный, спокойный, сейчас он готов был рвать и метать.

Гемы восстали. Восстали гемы!

Неблагодарные ублюдки. После всего, что он для них сделал!

Вар остановился, немея от ярости. Ударил кулаком по борту повозки. Еще раз. Резкая боль в запястье.

Пропретор зажмурился, снова открыл глаза. Судя по звукам боя, марсы продолжали атаковать боевые порядки легионов.

А тут еще проклятые заложницы.

Какие еще племена, кроме марсов, восстанут против Рима, когда заложниц у римлян больше нет?!

"Скажи мне, Вар. Что их теперь удержит?"

Отсюда, с опушки леса, было хорошо видно растянувшуюся по дороге колонну римлян. Серое и блестящее тело — змея, усталая и все же смертельно опасная. Ее тело извивается между коричневых холмов, болотных кочек, бежит вперед в окружении фиолетовых вересковых пустошей, всхлипывающих луж. Под некоторыми из таких луж — бездна. И до дна еще никто не достал.

Каегорум нахмурился. Передовые отряды римлян, их сейчас уже не видно, они в голове колонны, далеко впереди — рубят деревья, чтобы сделать гати. Римляне прут через болота и лес, они идут быстрее, чем предполагалось, они опытные и упрямые.

Друз когда-то не отступил перед ночью, дождем и болотами. Его солдаты шли практически вслепую, держась только русла реки — и им удалось победить. Друз под проливным дождем шагал вместе с легионерами. Настоящий воин.

"Они вырвались из окружения и наваляли нам так, что до сих пор вспоминается". Каегорум поморщился.

А потом был хитрый-хитрый Тиберий. Он тоже побеждал.

Но теперь, когда Друза больше нет, рядом бунтуют Иллирия и Паннония, а царь маркоманов Маробод собирает и тренирует войска на римский манер, у римлян куча проблем.

Ведь ведет их далеко не Друз и не Тиберий.

Каегорум махнул рукой. Его воины приготовились. Сейчас!