Клинок инквизиции - Диана Удовиченко

Волдо толкнул дверь одного из домов:

– Пошли.

В тесном вонючем жилище было холодно – огонь в очаге не горел. На столе чадила и потрескивала единственная свеча. У окна стоял лучник из ближних, наблюдал за улицей через дыру в пергаменте, высасывавшую из дома последнее тепло, еще двое замерли по обе стороны двери. Семья – немолодая пара и пятеро оборванных детей – жались у стены на лавке. Хозяйка, плача, обнимала хорошенькую девушку лет пятнадцати. Волдо мрачно кивнул на нее:

– Помнишь охоту на волков в Ребедорфе? Вот наша овечка.

«На живца» решили брать. Ход, конечно, хороший – учитывая острое обоняние зверя, он должен учуять девчонку с любого конца города. Только вот использовать в таком мероприятии неподготовленного человека – почти наверняка обречь его на смерть.

Дан не раз участвовал в ловле «на живца». Когда Энск терроризировал маньяк, убивавший молодых привлекательных женщин, по самым темным улицам ходили переодетые оперативницы. Каждую «вела» группа из трех человек. Настя тоже прогуливалась по ночному городу в супермини и кофточке с откровенным декольте, чем заставила Дана изрядно побеспокоиться. Прежде чем подонка поймали, тот успел зарезать одну из подставных девчонок – напал сзади, отключил одним ударом, затащил в подворотню. Когда поддержка подоспела, девушка уже была мертва. Это специально подготовленная, проинструктированная оперативница против обычного, пусть и ненормального, мужика. А здесь – несчастный запуганный ребенок против зверя. Возможно, если засада организована правильно, вервольфа удастся взять, но «овечка» наверняка погибнет.

– Ее родителям хорошо заплатили, – мрачно сказал Волдо. – Они сами согласились. Не смотри так, Клинок. Мне это тоже не по нутру, но лучше уж пусть она одна, чем еще многие.

– Я не хочу, мама, – жалобно рыдала девушка. – Не надо…

Женщина в ответ тоже заливалась слезами, но молчала. Продали девчонку, злобно подумал Дан. Может, им, конечно, жить не на что, может, деньги, полученные за дочь, не дадут умереть с голоду остальным детям. Но разве честно – покупать жизнь одного ребенка ценой жизни другого?

Он присел на корточки перед девушкой:

– Как тебя зовут?

– Ирма…

– Послушай, Ирма, тебе нечего бояться. В каждом доме прячутся стрелки. Если вервольф появится, его тут же убьют. Он не успеет тебя обидеть.

Девушка с надеждой уставилась на него:

– Правда?..

– Конечно, – смело соврал Дан, чувствуя себя предателем. – Не бойся.

– Я верю тебе, Клинок. – Ирма робко улыбнулась.

Если бы он сам в это верил… Хотелось успокоить девушку – возможно, ей оставалось жить всего несколько часов, так пусть хотя бы не догадывается об этом.

Со стороны площади донесся гул – часы на ратуше пробили одиннадцать раз.

– Пора, – сказал Волдо. Потянул Ирму за руку, зажег и вручил светильник – плошку, заполненную маслом, в котором слабо горел веревочный фитилек. – Смотри, чтобы не погасло. Ступай. Как я учил?

Ирма дрожала, то ли от страха, то ли от холода – тонкая, вытертая до основы накидка не могла согреть ее. Дан хотел было набросить на плечи девушки свой плащ, но не решился. У волков острый нюх, кто знает, не насторожит ли вервольфа мужской запах?

Волдо вытолкал Ирму на улицу, оставил дверь приоткрытой, так, чтобы можно было наблюдать за происходящим через щель.

Девушка с минуту постояла на крыльце, потом спустилась, нерешительно двинулась вдоль домов. Тусклые пятна окон гасли: ближние в засаде тушили свечи. Улица погрузилась во тьму, по которой медленно плыл маленький дрожащий круг света. Он становился все меньше, бледнее и вскоре растаял во мраке – Ирма ушла в конец улицы. Хоть бы ближние в других домах сработали вовремя, подумал Дан. Если подстрелят вервольфа сразу, может, девчонке удастся спастись.

Наступила тишина, нарушаемая лишь звуком дыхания, все напряженно вслушивались в ожидании крика. Его не последовало.

– Доченька моя, доченька… – не выдержав, забормотала женщина.

– Молчать! – шикнул Волдо. – Продала, так уж не вой!

– Кажется, возвращается, – шепнул лучник, приникая к дыре в пергаменте.

Действительно, из темноты выплыло желтое пятно и стало приближаться. Ирма возвращалась, светильник в ее руках дрожал еще сильнее. Девушка добрела до другого конца улицы, снова повернула, пошла обратно… Ничего не происходило. Вернулась в дом, добавила масла в погасший светильник. В неверном свете лицо ее было бледным, как у покойницы, зубы стучали от страха и холода.

– Иди, – жестко сказал Волдо.

Ирма отправилась на улицу. И снова потянулось томительное ожидание.

Часы на ратуше пробили двенадцать… час… два…

– Он не придет, – сказал Дан. – Отпусти девчонку.

– Еще подождем, – мрачно бросил Волдо.

Вдруг издали донесся девичий крик, в нем звучал такой безумный ужас, что Дан внутренне содрогнулся. Ирма все кричала и кричала, долго, пронзительно, срываясь на визг.

– За мной! – проорал Волдо, хватаясь за меч и выскакивая на крыльцо.

Ближние, разобрав заранее приготовленные факелы, бросились в ту сторону, откуда раздавался вопль. Лишь бы не умолкала, думал на бегу Дан, вспоминая Ребедорф, дождливую ночь и внезапно оборвавшийся крик Кильхен…

Голос Ирмы звучал совсем близко, теперь панический вопль перешел в беспомощное поскуливание.

– Вот она!

Светильник погас, в темноте различались только два черных пятна. Дан зажег факел. Ирма сидела на земле, жалко скрючившись и обхватив себя за плечи. В нескольких шагах от нее неподвижно лежал на животе худощавый мужчина, в спине его торчало с десяток стрел.

– Говорил тебе, возьмем! – расхохотался Волдо, хлопая Дана по плечу. – Целься, ребята…

Он подошел ближе, некоторое время всматривался в тело, потом наклонился, осторожно коснулся шеи человека.

– Мертвый вроде…

– А почему он не в волчьем обличье? – недоверчиво спросил кто-то из ближних.

– Почему, почему… Вервольфы после смерти снова в людей обращаются. Так говорят.

– Это не вервольф, – вмешалась Ирма, вытирая слезы.

– Как так не вервольф? Ведь он же напал на тебя?

– Нет, это наш сосед Зигфрид. Он шел из трактира, пьяный. Увидел меня, хотел потискать. Я испугалась, закричала, а его… – Ирма снова расплакалась.

Дан кивнул. Ошибка. Бывает…

Волдо не желал признавать поражение:

– Да может, он только собирался обратиться, откуда ты знаешь? Сейчас доставим его в ратушу, пусть там разбираются. Наше дело солдатское…

Волдо отвел домой продрогшую и напуганную чуть не до обморока Ирму, буркнул хозяевам:

– Повезло вам. И денег заработали, и дочка цела.

Мать ответила истерическим воем и бросилась обнимать девушку.

– Пошли отсюда, – сказал Волдо.

К ратуше отряд вернулся, когда часы на башне пробили четыре.

– Ну что ж, Клинок, посмотрим, вервольф он или нет, – сплюнул командир, подходя к крыльцу. – Уж инквизиторы с доктором сразу поймут. А я так думаю, оборотень он…

Из темноты донеслось бряцание доспехов и сдавленная ругань: трое стражников что-то тащили к ратуше – Дан уже знал что. Все знали.

Это была юная девушка в изодранном до клочьев платье. Все тело – сплошная рана, длинные волосы слиплись от крови, лицо изуродовано глубокими царапинами, горло разорвано так, что наружу торчал хрящ гортани.

– На улице ткачей подобрали, в канаве. – Стражник выругался. – Ведь мы там два раза проходили, ничего не слыхали.

– Туда шли, не было ее, – подхватил второй. – А на обратном пути вон нашли… Не кричала она, получается…

– Мы дальше чем шагов на двести оттуда и не отходили…

– Сжечь, – приказал Волдо.

Дан посмотрел на труп Зигфрида, к своему несчастью засидевшегося в трактире. Не мог он быть вервольфом, по времени не сходится. До улицы горшечников полчаса ходьбы. Пусть стражники обходили ее с интервалом час. Выходит, девушка погибла полтора часа – час назад. Приблизительно в это время злосчастный Зигфрид приставал к Ирме. Конечно, завтра надо будет уточнить, когда он ушел из трактира, тщательнее рассчитать… Но Дан был уверен: Волдо заблуждается. Подстрелен безобидный пьяница, настоящий вервольф остался невредим.

Его правота подтвердилась через две ночи: зверь убил Ирму. Ворвался в дом, прикончил отца, оглушил мать и утащил девушку. Младшие братишки и сестренки были так перепуганы, что не решились выбежать и позвать на помощь. Да и не вышел бы никто…

Утром искалеченный труп девушки нашли в десяти шагах от дома.

Настя

Дни лениво катились мимо – холодные, серые, скучные, неотличимые один от другого, как монашеские одеяния. Настя по-прежнему работала в скриптории, чистила остонадоевшие пергаменты.

Вот вечера и ночи были гораздо интереснее дней, если можно так выразиться. С наступлением темноты приходили голоса. Иногда они звучали извне, иногда вдруг поселялись в голове, рассказывая жуткие вещи и призывая совершить странные поступки. Невидимые крылья колыхали воздух, задевали волосы и лицо. Настя давно уже осознала: это не галлюцинация. Монастырь был населен множеством враждебных сущностей, и эти сущности пытались завладеть разумом людей.