Бал кинжалов. Книги 1-2 - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гектор громко и решительно выразил свою волю и желание взять в супруги мадемуазель Даванцатти, но когда пришел черед Лоренцы и будущий супруг повернулся к ней, в ответ он не услышал ни слова. Молчание оказалось тем весомее, что в церкви стояла гробовая тишина, — все затаили дыхание, боясь пропустить хоть слово.
Священник насупил брови и кашлянул, надеясь привлечь внимание невесты, которая не сводила глаз с алтарного креста.
— Извольте посмотреть на меня и отвечать, мадемуазель, — произнес пастырь не без суровости. — Берете ли вы в мужья присутствующего здесь Гектора-Людовика-Жозефа, маркиза де Сарранса? Клянетесь ли быть ему...
В этот миг Лоренца повернула к Саррансу голову и сказала «нет», негромко, но решительно. Однако ответ не удовлетворил священника, и он проговорил:
— Я не расслышал. Извольте повторить, мадемуазель.
Лоренца посмотрела ему прямо в глаза и готова была сказать свое «нет» еще раз, но тут чья-то властная рука опустилась ей на затылок и принудила наклонить голову. От неожиданности и небольшой боли она произнесла легкое «а-а», которое вместе со знаком согласия вполне могло сойти за «да»... Священнику было этого достаточно, и через несколько минут Лоренца была отдана навечно Гектору де Саррансу. Девушка обернулась, пытаясь рассмотреть, кто наклонил ей голову, но увидела только пеструю толпу, которая стояла, устремив глаза на пылающие свечи алтаря. Ловушка, куда ее заманили, захлопнулась, и ее воля, ее желания да и она сама уже ничего не значили. Чужаки лишили ее всего: богатства, имени, собственного мнения. Через несколько часов за ней закроются двери дома этого человека, который не отпускает ее руки с той минуты, как надел на нее кольцо. Она несколько раз пыталась отнять у него руку, но он крепко держал ее во время всей процедуры венчания, впрочем, совсем недолгого, а когда оно окончилось, взял еще крепче, чтобы под руку с молодой женой, с гордо поднятой головой выйти из церкви.
Возле храма, несмотря на поздний час, собралась небольшая толпа горожан, которые криками приветствовали новобрачных, короля и его придворных, — королева уже удалилась в Лувр — и бедным была роздана щедрая милостыня. Все эти бедняки ликовали, и ни одному из них не пришло в голову, что у прекрасной новобрачной, укутанной фатой, глаза переполнены слезами.
Под звуки веселой музыки новобрачные и гости дошли до ярко освещенного особняка де Сарранса, но Лоренца не увидела своего нового жилища: едва переступив порог, она лишилась чувств, упав на цветы, которые бросили ей под ноги...
***
Ей показалось, что она умирает, и сладостное чувство освобождения охватило ее, но забытье, к несчастью, продолжалось недолго. Когда Лоренца открыла глаза и увидела множество склонившихся над ней женских лиц, она поняла, что по-прежнему находится на грешной земле. Женские лица по большей части были незнакомыми, дамы что-то говорили, перебивая друг друга. Едкий запах нюхательной соли щекотал ей ноздри, чья-то рука трепала ее по щекам. Какой-то пронзительный голос громко распорядился:
— Извольте отойти подальше, мадам, вы ее задушите!
Лица исчезли, вместо них появилась Бибиена и стала смачивать ей виски душистой водой, бормоча вполголоса все, что она об этом думает, и надо сказать, что ничего хорошего она не думала. Затем Лоренце влили в рот что-то очень крепкое и сладкое, оно обожгло ей горло, но она окончательно пришла в себя.
Как горька ей была действительность, к которой она вернулась! Лоренца лежала на кушетке перед пылающим камином в комнате, обитой темными деревянными панелями, под потолком с красными, черными и золотыми кессонами[8]. Над огромной кроватью, застеленной шелковыми простынями с вышивкой, на витых колоннах распростерся балдахин такого же цвета. Между монументальной кроватью и лежащей на кушетке Лоренцой прогуливались взад и вперед дамы, болтая между собой, словно находились в гостиной. Они рассматривали убранство спальни, трогали резные панели и витые подставки ламп. В воздухе пахло свежей краской. Из внутренних покоев дома слышались громкие крики пирующих, кто-то пел, кто-то хохотал, кто-то нещадно ругался, а музыканты мужественно вели мелодию, стараясь взять верх над хмельным гамом.
Приподнявшись с помощью Бибиены, Лоренца увидела перед собой мадемуазель дю Тийе, которая стояла, сложив на груди руки, и не сводила с нее глаз. Как только Лоренца приподнялась, мадемуазель тут же воскликнула:
— Она очнулась, мадам! Думаю, мы можем приступить к переодеванию. Супруг не замедлит появиться. Месье де Терм должен проследить, чтобы он не пил больше, чем положено.
Не обращая внимания на запреты сердитой Бибиены и слабое сопротивление Лоренцы, дамы принялись раздевать ее — одна отстегнула воротник, другая принялась расстегивать крючки на платье и сняла его, третья занялась нижними юбками, еще кто-то туфлями и шелковыми чулками, снимая расшитые жемчугом подвязки. В конце концов, Лоренца осталась укрытой лишь плащом своих волос... Причесывала ее Бибиена. Торопясь и нервничая, она невольно дергала пышные пряди и причиняла Лоренце боль.
Но вот молодую даму заставили встать и надели на нее длинную рубашку из кружев и полупрозрачного муслина, который совсем не скрывал ее красоты. На свое несчастье, бедная Лоренца должна была еще терпеть восхищенные или игривые замечания этих дам, которые обращались с ней словно с куклой, а не с живой, страдающей женщиной. Разговор вертелся в основном вокруг радостей старичка де Сарранса, который получит несказанное удовольствие от обладания такой свежестью и красотой. Лоренца закрывала лицо ладонями, чтобы гарпии, собравшиеся на ее тризну, не видели, как она плачет. Но настал миг, когда мелодичный, но властный голос освободил ее от пытки.
— Довольно, мадам! Имейте уважение хотя бы к невинности и покиньте спальню! Сейчас мы покинем ее все, даже донна Гонория и кормилица. Такова воля маркиза.
Когда женская рука взяла руку Лоренцы, чтобы подвести ее к постели, та подняла глаза и узнала мадам де Гершевиль. Фрейлина ласково ей улыбнулась и протянула платок.
— Они скорее глупы, чем злы, — негромко сказала она. — Хотя не скажу, что глупость избавляет от злости. Точнее всего было бы сказать, что они вам завидуют.
Как ни страдала Лоренца, улыбка тронула ее губы.
— Завидуют? Я уступила бы свое место любой, кто пожелал бы его занять... И была бы счастлива!
— Охотно вам верю. Если мои слова могут послужить вам утешением, то повторяйте себе, что при французском дворе, точно так же, как при любом другом, браки по
