Комната в гостинице «Летучий дракон» - Джозеф Ле Фаню

— Довольно, дорогая! — вдруг произнес старческий голос со строгостью. — Надеюсь, вы не намерены развлекать своим пением конюхов и трактирных слуг на дворе.

Послышался веселый женский смех.

— Вам, видно, хочется покапризничать! — с этими словами, кажется, старик закрыл окно. Створки захлопнулись с таким стуком, что я поразился, как уцелели стекла.

Из числа тончайших преград стекло — самая действенная для звука. До меня не доносилось даже отголоска беседы этажом выше.

Какой дивный голос был у графини! Его богатые краски продолжали плыть и переливаться в воздухе, волнуя и настраивая на романтический лад все мое существо. Как жаль, что старый ворон посмел заглушить эту соловьиную песню своим отвратительным карканьем!

«Сколь несправедлива жизнь! — мысленно философствовал я. — Одаренная терпением ангела, красотой Венеры и талантами всех муз, прелестная графиня при всем при том раба древнего старика. Ей известно, кто занимает комнаты под ней: возможно, она слышала, как я растворял свое окно, и конечно же, пела для меня. Старый ворон почуял это!»

В приятном волнении я вышел из комнаты и остановился на лестнице. Снизу мне была видна дверь в комнату графа — разве не могло так случиться, что именно в эту минуту из нее показалась бы очаровательная певица? Однако счастье отвернулось от меня. Было бы неразумно простоять весь вечер, опершись на лестничные перила и делая вид, что наклоняешься за оброненной тростью. Волей-неволей пришлось спускаться в переднюю.

Взглянув на часы, я увидел, что до ужина остается только пятнадцать минут. Хлопали двери, гостиница пришла в движение — при всеобщем хаосе и неразберихе можно было ожидать, что многие из постояльцев решатся изменить своим привычкам и совершат то, чего бы не сделали никогда раньше. Вполне вероятно, что и граф с графиней в первый раз в жизни отважатся спуститься и поужинать за общим столом!

Глава четвертая

МЕСЬЕ ДРОКВИЛЬ

Полный радужных надежд, я вышел на крыльцо «Прекрасной звезды». Мягкий лунный свет озарял окрестности, в сумерках протянулись глубокие, бездонные тени. Поэтическое окружение поощрило мою романтическую мечтательность. Вдыхая полной грудью свежий ночной воздух, я стоял и предавался приятным грезам. Сколь замечательно было бы, если бы незнакомка оказалась дочерью графа и полюбила меня! И сколько драматических чувств будило предположение, что она может оказаться женой старика!

Из неземных мечтаний я был возвращен к действительности высоким и весьма щеголевато одетым господином, на вид лет пятидесяти. Изысканное обращение выдавало дворянское происхождение незнакомца. Остановившись рядом на ступеньках, он вежливо осведомился, не я ли мистер Бекет? Когда я ответил утвердительно, он тут же представился маркизом д’Армонвилем (значительно понизив голос при этом заявлении) и попросил позволения передать мне письмо от лорда Р., которого знал мой отец, хотя и не очень близко, и который даже мне однажды оказал незначительную услугу.

Этот английский пэр, надо заметить, имел весьма высокое положение в политическом мире, и на него указывали как на вероятного преемника почетного поста английского посланника в Париже.

Письмо его я принял с поклоном и прочел:

«Мой дорогой Бекет,

Позвольте представить вам моего доброго друга, маркиза д’Армонвиля, который сам объяснит вам, какого рода услугу вы можете оказать ему…»

Далее он говорил о маркизе как о человеке чрезвычайно богатом, которого тесные связи со старинными дворянскими родами и законное влияние при дворе делали незаменимым в некоторых щекотливых дипломатических поручениях, принятых им на себя по желанию Ее Королевского Высочества и парламента.

Недоумение мое возросло, когда я прочел далее:

«Кстати, Уальтон был у меня вчера вечером и сообщил, что ваше место в парламенте по всей видимости, подвергнется новым атакам. Вне всякого сомнения, в Домуэле что-то затевается. Со своей стороны я советовал бы вам послать на разведку Гэкстона, и пусть он доложит, в чем там дело. Боюсь, это не шутка. Считаю необходимым обратить на это обстоятельство ваше внимание, и вы поймете почему, поговорив о делах с маркизом. Вам следует знать, что маркиз — при содействии наших общих друзей — на несколько недель отказывается от своего титула и сейчас именуется просто месье Дроквиль.

В настоящий момент я держу путь обратно в Лондон и не могу прибавить ни слова.

Невозможно описать, до какой степени я был озадачен этим письмом. По правде говоря, меня было трудно причислить к знакомым лорда Р. И я в жизни не встречал никого, кто бы назывался Гэкстоном; не знал я и никакого Уальтона, а между тем пэр обращался ко мне, словно мы были близкие приятели! Я посмотрел на конверт, и загадка разрешилась. Меня звали просто Ричардом Бекетом, тогда как я, к собственному ужасу, прочел:

«Джорджу Стэнхопу Бекету,

эсквайру, члену парламента».

В страшном замешательстве я поднял глаза на маркиза.

— Право, не знаю, как извиниться перед вами, мар… милостивый государь. Действительно, моя фамилия Бекет и лорду Р. я немного известен, однако это письмо адресовано не мне. Меня зовут Ричардом, а письмо написано Стэнхопу Бекету, депутату от Шиллингворта. Произошла прискорбная ошибка, и все, что я могу обещать вам, — сохранить его содержание в тайне так, словно и не держал его в руках. Поверьте, я до глубины души расстроен этим недоразумением.

По-видимому, на моем лице отразилось искреннее огорчение, потому что хмурое замешательство, промелькнувшее во взгляде маркиза, рассеялось. Он дружески улыбнулся и протянул мне руку.

— Я нисколько не сомневаюсь, что вы сохраните нашу маленькую тайну, мистер Бекет. Если было суждено выйти подобному недоразумению, то мне остается лишь благодарить судьбу, что случай свел меня с благородным человеком. Надеюсь, вы не откажете мне в дружеском расположении и позволите считать вас своим другом.

Я горячо поблагодарил маркиза за его доброту. Он продолжал:

— Мне было бы приятно, если бы вы согласились навестить меня в имении Клеронвиль в Нормандии, где к пятнадцатому августа собираются мои хорошие знакомые, общение с которыми, возможно, и для вас не будет лишено интереса.

Разумеется, я принялся от всего сердца благодарить его за радушное приглашение.

— По известным нам обоим причинам, — сказал он, — мне нельзя принимать друзей в парижском особняке. Однако позвольте узнать, в какой гостинице вы собираетесь остановиться в Париже, и я постараюсь доказать вам, что, хотя маркиз д’Армонвиль в отсутствии, месье Дроквиль не уронит его честь отсутствием гостеприимства.