Комната в гостинице «Летучий дракон» - Джозеф Ле Фаню

— В Лондоне та же картина.

— Положим, но облик ваших мошенников совершенно иной. Они постоянные посетители казино, бильярдных и тому подобных заведений. На скачках, где ведется крупная игра, они обирают неосторожных при знании всех условий заездов, замаскировывая свое жульничество подставными лицами, взятками или другими уловками, смотря кого им предстоит обобрать. Здесь же мошенничество производится с утонченностью, имеет свой шарм. Существуют такие представители преступного мира, само обращение которых, интонации, разговор — словом, все — безукоризненно. Им принадлежат богатые особняки в аристократических кварталах; внутренняя обстановка несет отпечаток вкуса и производит впечатление даже на парижан. По изысканности и расточительности образа жизни, которую они ведут, их считают высокопоставленными вельможами; на званых обедах не протолкнуться от влиятельных иностранцев и неразумных молодых французов. Во всех таких домах ведут крупную игру. Хозяин или хозяйка почти никогда не принимают в ней участия; они только предоставляют сообщникам возможность грабить своих гостей. Таким образом они заманивают богатых иностранцев и очищают их карманы.

— Но я слышал, как в прошлом году сын лорда Руксбери, совсем молодой человек, сорвал банк в двух парижских игорных домах.

— Видимо, вы приехали сюда с той же целью, — рассмеялся маркиз. — В ваши годы я тоже мечтал о карточном выигрыше, и для первого штурма собрал ни более ни менее как сумму в пятьсот тысяч франков. Мне казалось, что будет легко уничтожить всех и вся, попросту удваивая до бесконечности ставки. Правила игры были китайской азбукой для меня, но я наивно полагал, что держатели казино и не подозревают о фокусе, с помощью которого я надеялся разбогатеть. На мое несчастье, оказалось, что они не только имели очень ясное понятие, но даже меры приняли против подобной тактики. Я ткнулся в преграду, не успев толком начать играть: существует правило, которое не позволяет удваивать ставки более четырех раз подряд.

— Оно и теперь в силе? — я почувствовал, как у меня вытягивается лицо.

Он рассмеялся и пожал плечами.

— Разумеется, мой молодой друг. Люди, которые живут искусством, всегда ограждаются от любителей. Вижу, вы составили себе сходный план. Вероятно, и средствами запаслись?

Я признался, что рассчитывал на победу в еще более обширных размерах. С собою у меня было тридцать тысяч фунтов стерлингов.

— Каждый знакомый моего друга лорда Р. вызывает во мне живое участие, к тому же, помимо моего уважения к нему, вы сами внушаете мне искреннее расположение. Прошу заранее извинения, если я покажусь вам навязчивым своими расспросами и советами.

Поблагодарив его за полезное предостережение, я умолял его давать все советы, которые он полагал нужными.

— Если вы намерены следовать им, — проговорил он, — тогда первым делом оставьте деньги в банке, где они лежат. Не рискуйте за карточным столом ни единым луидором. В тот вечер, когда я отправился сорвать куш, я проиграл семь или восемь тысяч фунтов на ваши английские деньги. Мое следующее посещение казино разорило бы меня вконец — ведь я добился вхождения в один из частных игорных домов, принадлежащих мнимым аристократам, — если бы меня вовремя не спас благородный человек, к которому я по сей день питаю величайшее уважение. По странной случайности он находится сейчас в этой гостинице. Я узнал его камердинера и поднялся к нему в номер. Он все тот же честный, добрый и в высшей степени порядочный человек, каким я знавал его прежде. Не живи он теперь в столь строгом уединении, я счел бы долгом представить вас ему. Лет пятнадцать назад он был самым надежным опекуном, на которого можно было положиться. Я говорю о графе де Сент-Алире. Он потомок очень древнего рода, аристократ до мозга костей, к тому же это умнейший человек на свете, за исключением одной особенности…

— Какой же? — нерешительно спросил я, заинтригованный его паузой.

— Дело в том, что он женился на прелестном создании по крайней мере лет на сорок пять моложе себя, и, разумеется, он отчаянно ревнив, хотя, насколько я могу судить, без малейшего к тому повода.

— Так графиня…

— Она во всех отношениях достойна такого замечательного мужа, — сухо произнес он.

— Сегодня я слышал пение; кажется, пела она.

— О! она очень талантлива.

Водворилось минутное молчание.

— Мне не следует терять вас из виду, — продолжал он. — Прискорбно, если при встрече с моим другом лордом Р. вам придется рассказывать ему о том, как изрядно жульничают в Париже. Богатый англичанин вроде вас, с громадным капиталом у банкира, молодой, веселый, щедрый — тотчас же будет окружен в нашей столице тысячей гарпий и кровожадных пиявок: весь этот неприятный народец не успокоится, пока последний луидор не исчезнет из вашего кармана. Но даже и после они будут грызться и драться между собой за право отхватить кусок пожирнее.

В этот момент я почувствовал толчок локтем в бок: вероятно, мой сосед справа, неловко повернувшись, задел меня.

— Клянусь честью солдата, ни у кого из вас шкура не затягивается так быстро, как у меня!

Слова были произнесены грубым, громовым голосом! Я едва не подскочил на стуле, оглянувшись; возле меня сидел офицер, бледное лицо которого испугало меня во дворе. Он с какой-то свирепостью утер себе рот, осушив стакан красного вина, и заговорил опять:

— Ни у кого, доложу я вам! Это не кровь, это живая вода. Не говоря о росте, крепости мышц, ширине кости и мощи кулаков, не говоря даже об устрашающем выражении моего лица; клянусь дьяволом, я безоружный сцепился бы со львом, выбил бы ему зубы и засек бы до смерти собственным его хвостом… Не говоря обо всех этих качествах, которыми я обладаю, я стою шести солдат в бою только из-за одного свойства быстро излечиваться от ранений. Распори мне кожу, проткни насквозь, разорви в клочья осколками гранаты — и природа-матушка снова сложит меня целым и невредимым скорее, чем портной успеет подлатать старый мундир. Клянусь колесницей Ильи Пророка! Вы бы вздрогнули от ужаса, господа, доведись вам увидеть меня голым! Взгляните хотя бы на мою руку — сабельный удар рассек до кости кисть, когда я силился оградить голову, уже исполосованную тремя ударами штыка, и что же? Спустя пять дней я играл в гольф с пленным английским генералом у ворот монастыря Святой Марии в Мадриде. Помните битву при Арколе? Черт побери, вот где нам пришлось жарко! За пять минут сражения каждый из нас проглатывал столько порохового дыма, сколько хватило бы, чтобы удушить вас всех в этой комнате. Ха-ха, — он рассмеялся, довольный шуткой. — Мне всадили две ружейные пули в ноги, пару картечин в живот, острие пики в левое плечо и осколок ядра в дельтовидный мускул; при этом мне разорвали межреберный хрящ в правом боку, сабельным ударом отсекли добрый фунт мяса с туловища и неразорвавшейся зажигательной ракетой угодили прямо в лоб.