Знаем ли мы американскую фантастику? - Юрий Никитин

Отсутствие демократии привело к такому опаснейшему явлению, как ложь во имя идеи. Глядя, как бесстыдно лгут в самых верхних эшелонах власти, многие писатели, да и не только писатели, начали лгать в ответ, считая это не ложью, а как бы тактическим маневром, военной хитростью и т. п. Возникли группки по интересам, а с ними и групповые интересы. Естественно, почти никогда не совпадающие с официальной линией полностью, ибо та линия менялась с каждой перестановкой в верхах, а группки консолидировались по "вечным" интересам.

Мы вообще-то лгать стыдимся, откровенных демагогов презираем, но если надо заступиться за групповое, то в интересах дела можно допустить и подлог, и передергивание, и перевранные цитаты… Оправдываемся: для себя бы не стал, но во имя общих интересов…

Примером таких "общих интересов" может служить публикация в журнале "В мире книг" (1987, № 10). Примечательно, что авторы все-таки пожелали скрыть свое имя. Вначале дано пространнейшее письмо некого "преподавателя Р. А.", выдаваемое за глас народа, а в другом месте стоит зловеще-скромное: "От редакции". Как будто мы из эпохи начинающейся гласности перенеслись… даже не в период застоя, а во времена куда более страшные! Кстати, подобная практика анонимности уже осуждена газетой "Правда". Но авторы статьи за славой не гонятся. Что ж, бывают случаи, когда авторство выпячивать неловко. Есть книги, которых стыдишься. Есть статьи, под которыми не хотелось бы подписываться. Даже сейчас, в эпоху начинающейся гласности и демократизации.

Статья называется "Кто откроет шлагбаум на дороге в неведомое?". Анонимный преподаватель Р. А. после затянутого программного вступления предъявляет ряд обвинений фантастике издательства "Молодая гвардия". Приемы автора письма, пожелавшего скрыть свое имя, сильно попахивают прошлым. Не тем прошлым, которое стремимся сохранить. Перечисляя писателей, по которым в свое время "ударила критика", он патетически возмущается, что спустя годы их книги снова увидели свет.

Люди грамотные знают, что между собой соперничали "Колокол" Герцена, "Современник", где главную роль играл Чернышевский, "Русское слово" Писарева. Они полемизировали, делали выпады, у каждого журнала был свой круг литераторов и читателей.

Одни были заняты войной с Турцией или с кем-то еще, в литературную свару не совались. Не то время сейчас. Статьи рассчитаны как раз на то, что кто-то сверху вмешается и шарахнет противника а-а-агромадной дубиной, как было в застойные и дозастойные годы. Реабилитируй потом через десятки лет! Не-е-ет, надо быть поосторожнее в критике не только во имя гуманности, деликатности, интеллигентности.

В письме "преподавателя Р. А." приведено четыре пункта обвинения молодогвардейских книг. Пункт первый: "Будущее. Земля — метрополия. Владея многочисленными космическими колониями, она рассылает своих эмиссаров для контроля состояния дел в этих колониях. Если контролер находит, что жители планеты, по его мнению, недостаточно счастливы, либо счастливы как-то не так, то незамедлительно вызывает войска с Земли. Устанавливается порядок. По мысли автора, это и есть коммунизм".

Но нет в повести А. Дмитрука инопланетян, космических колоний, нет войск на Земле, нет военных десантов, нет эмиссаров. Есть научные полеты, есть координаторы этики, помогающие поселенцам в борьбе с непредвиденными трудностями.

Пункт второй, третий, четвертый… Достается М. Пухову. Идея его рассказа "На перекрестке" из авторского сборника "Семя зла" перевернута, черное названо белым, белое черным. Во имя "высокой" цели в ход идут подлоги, передергивания, искажения цитат, извращение смысла и пр. Полноте! Настоящая критика этим не занимается. Как будто нельзя критиковать, не прибегая к подтасовкам? Как будто не критиковали даже таких гигантов (в сравнении с нашей хилой фантастикой), как Распутин, Рыбаков, Астафьев, Дудинцев, Белов, Гранин…

Увы, по-честному критиковать надо уметь. Этому надо учиться. Для этого надо быть профессионалом или стремиться им стать. Овладевать методами честной борьбы, ведь любителя грязных приемов профессионалы стараются в свой клуб не принимать.

Кстати, в этой анонимной статье как самый веский аргумент приводится мнение В. Ревича, "критика". Ни в одном из справочников СП его фамилии нет. Только познакомившись с ним по его немногим публикациям, понимаешь причину. Трудно набрать нужное количество публикаций для вступления в СП, постоянно подтасовывая факты, перевирая цитаты, искажая смысл разбираемых произведений. Да и не очень грамотного критика.

Особенно яростно и последовательно В. Ревич атакует "историческую фантастику", то есть произведения, где действие происходит в Киевской Руси, у древних славян, на Куликовском поле и пр. В то же время В. Ревич не усомнился в праве американцев писать о начале своей истории (признаем вместе с американцами: довольно куцей!). Например, "Хороший индеец" Майка Рейнольдса, "Американская дуэль" Спрэг де Кампа и др.

Ревича приводит в бешенство само упоминание русской истории, славного прошлого русского народа. Вот если бы фантаст обгадил прошлое славян, это В. Ревичу наверняка бы понравилось, но отозваться одобрительно — преступление. Тут же спешит навесить ярлык.

Давайте перелистаем роман крупнейшего американского писателя Пола Андерсена "Танцовщица из Атлантиды". Андерсен обладатель и "Хьюго" и "Небьюла", причем неоднократно получал обе награды за одну вещь. Редчайший случай, когда мнения критиков и читателей сходятся.

Итак, неведомый эксперимент в далеком будущем отдается эхом в прошлом. Американский архитектор Рид оказывается в глубокой древности. Вместе с ним в ловушку времени попадают двое мужчин и одна женщина. Вот один из мужчин: "Его конический шлем заканчивался остриём, на плечи и спину падало шитье из крохотнейших металлических колец. Кольчуга была из колец покрупнее, достигала коленей. Под кольчугой была чистая рубашка. На медном кованом поясе висел кинжал и кожаный кошелек. Голубого цвета брюки были заправлены в красные с зеленым сапоги. На нем были боевые кожаные рукавицы, на сапогах звенели шпоры.

Он выглядел лет на тридцать, немыслимо широкоплечий и мускулистый. Лицо было круглолицее, курносое, усатое, с плотной золотой бородкой. На загорелом лице под желтыми бровями его крупные глаза были ослепляюще голубыми.

Он ударил себя в широченную грудь и сказал: "Олег Владимирович из Новгорода" (с. 24).

Кстати, множество реплик русского даны без перевода. Видимо, американцы как-то понимают их, как мы понимаем их ол райты, о'кэи, сенк ю и пр.

Это и есть герой произведения. Купец, авантюрист, путешественник, умелый боец, инженер, строитель. Он быстрее схватывает смысл происходящего, в то время как американец все еще думает, что перед ним советский человек, пишет на песке крупными буквами "СССР", пытаясь установить контакт с этим загадочным русским.

И еще одна цитата, пожалуй, последняя: "Олег оказался алмазными залежами информации. Рид теперь понял, что грубоватые манеры русского были большей частью обезоруживающей маской, укрывающей отточенный интеллект. Киевское государство не было трущобкой, как большинство западных государств. Восемь миллионов жили на территории такой же огромной, как все Соединенные Штаты к востоку от Миссисипи. Вся область, богато насыщенная минеральными ресурсами, умело разрабатывалась. Торговля с Византией была постоянной и широкомасштабной, обменивались не только изделиями, но также искусством, идеями. Высший класс русских, более капиталистический, чем феодальный, был грамотным, знакомым с происходящим как у себя дома, так и далеко за рубежом. Жили в домах с печами и застекленными окнами, ели золотыми и серебряными ложками, тарелки ставились только на узорные скатерти, еда обязательно включала деликатесы типа апельсинов, лимонов, сахара. Собаки никогда не забегали в дом, у каждой была собственная конура. За собаками и лошадьми обычно ухаживали венгры. Киев, в частности, был гостеприимным домом для дюжины национальностей, монархия была не деспотическая, ибо система правления давала столько свободы, что народные собрания, например в Новгороде, часто заканчивались схватками между партиями.

Важный момент был в том, что Олег точно определил себя в пространстве и времени: восточный берег Днепра, начало июня, 1050 год".

Добавим еще один важнейший момент: автор постоянно называет Киевское государство средневековым. На обложку даже вынесена крупная надпись: "Олег Владимирович явился из Новгорода средневековой Руси…" А ведь многие даже из отечественных историков упорно именуют тот период нашего государства первобытнообщинным, а более захудалые (трущобки, по Андерсену) западные государства — средневековыми. То есть, когда там уже наступили средние века, мы, русские, якобы только что слезли с дерева. У нас история едва начинается, значит, мы в культурном отношении куда ниже западных государств, нам самой историей предопределено стоять перед ними навытяжку, смотреть в рот и старательно учиться. А вот Полу Андерсену до лампочки споры историков, он называет кошку кошкой, а средние века средними веками. Для него показалось бы странным, что "трущобки" Франции и Англии переживают феодальный строй, а могучая и цветущая Русь оказалась бы на более низкой ступеньке развития.