Человеческое, слишком человеческое (СИ) - Дормиенс Сергей Анатольевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ага, это уже понятнее. Отказ от прохождения теста — это такое самоубийство. Грязное и быстрое».
— Тут его и грохнули, — кивнул я. — Но причем тут паника?
— А вот это самое интересное, Икари, — Кацураги не кривясь отхлебнула виски и посмотрела мне прямо в глаза. — Дело в том, что по первым трем вопросам Евангелион выглядел человеком.
«Ох ты ж…»
— Даже не специалом?
— Даже не специалом, старлей.
Озвучивая свои последующие размышления, я, кажется, выругался. Мысли оперативника, расслабленного месяцем безумного поглощения пива, регулярно нарушали строй и порывались сбежать в самоволку. Только допивая свой виски, я сообразил, при каких обстоятельствах я возвращаюсь на работу. Каждый штык на счету у блэйд раннеров, которым теперь придется стать еще менее популярными — еще шире круг подозреваемых, еще более частые оскорбительные подозрения: «а не Ева ли ты?»… Да, определенно мир рушился.
И каждый раз, когда рушится мир, обязательно найдется кабак, где пьяный начальник с пьяным подчиненным ведут проникновенно-философские беседы о том, как страшно жить. О том, кто виноват. И никогда — о том, что делать.
— Вот зачем солдат и слуг учат этому всему? А, капитан?
— Побочный эффект развития.
— И почему не вшить им ограничителей? Ну, помимо возраста, вы понимаете.
— Понимаю, старлей. Не знаю. Слышал бы ты этих корпоративных деятелей…
— А все колонизация эта — новые условия, быстрая адаптация, помочь человеку… Хрена с два — помочь! Скорее уж — заменить…
— В задницу колонизацию. Я хочу, чтобы на эти деньги чинили атмосферу Земли.
— Точно, кэп! За голубое небо!
— Икари, да, черт побери! Официант!
В воздухе тугим комком висел табачный дым, в полутемном кабачке остались только двое. Из невидимых динамиков лился неторопливый блюз, а мы, почти касаясь лбами, до хрипоты соглашались друг с другом, кляня мир, в котором все меньше места воздуху, Земле, нормальным рабочим отношениям…
В котором все меньше места людям.
Глава 2
Мир потихоньку возвращался на место. Я разлепил веки и с интересом всмотрелся в свой потолок — безраздельно мой, родной и близкий. В смысле, невысокий. Забавно, как оно бывает: я не плевал, не метал окурки в эту серо-зеленую поверхность, не красил ее сам — а все равно четко знаю, что это потолок моей квартиры, что под ним — жизненное пространство Синдзи Икари и, собственно, — бесчувственное тело этого самого Синдзи Икари. Которое сейчас попытается встать и выяснить, наконец, главную причину этих философских излияний.
«Болит у меня, блин, голова или нет?»
С набега разобраться не удалось, пришлось привстать. Я с интересом прислушался к образовавшимся ощущениям и выявил сразу несколько ключевых, которые и обусловили мой маршрут: кухня — вода! — туалет. Телик.
Последнее — чтобы создать иллюзию, что жизнь… Что жизнь — она таки есть. Благо, голова вроде не против. Пока ведущие утреннего шоу выясняли, почему разбежалась какая-то очередная пара звездочек, я успел окончательно прийти в норму, и организм даже милостиво разрешил мне позавтракать. Попутно я вспомнил, что меня забросила домой Кацураги, что я вроде даже не приставал к ней (впрочем, раз целы зубы — это и так очевидно), и что я снова в строю. Гипнотизируя рычащую микроволновку, я ухмыльнулся: день начался, а на работу мне не надо. Стоило, конечно, разобраться со своим заданием, которое я получил уже будучи изрядно вдрабадан, но это можно смело отложить. Вряд ли в офисе «Ньюронетикс» меня будут ждать раньше часа-двух дня.
«А если и будут — то пусть погрызут себе нервы. Мне меньше работы».
Оставив укоризненно глядящую на меня гору пустого стекла, я вернулся с разогретой коробкой в комнату, там и рухнул в разворошенную кровать. «Где же он, а?» Пошарив под подушкой, я нашел теннисный мячик и принялся бросать его в экран, одновременно поглощая пахнущую кашей смесь.
— …Но ведь были и недовольные, — сказала Мана.
«Милашка. Ради этой мордочки стоит терпеть поток утреннего маразма».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Да, милая, еще бы! Когда появились Евы, шахтерам и проституткам пришлось идти переучиваться!..
«Мудак. Юмораст. Шел бы сам поучиться, что ли».
Я метко шлепнул по физиономии Наото мячиком и едва успел перехватить срикошетивший снаряд свободной рукой. По-настоящему мне утреннее шоу нравилось только одним — и далеко не хиханьками из-за кадра. Эти двое были настоящими людьми, и эмоции на их лицах были очень хорошими — показушными, натянутыми, за их утренней бодростью жила тоска по кофе, кровати, ласковому покусыванию за ушко. И это было здорово.
«Да здравствуют утренние шоу в прямом эфире — все эти „подъемы“, „доброе утро“, „вставай“! Благодаря им человек видит, что не только ему хреново».
Покончив с завтраком, я отключил звук и уселся за компьютер: надо же создавать видимость работы. Да и хотелось поработать, честно говоря. Первым делом я наорал на систему, запустил все процессы оптимизации, погнал мусор и очистил служебный ящик от напакованного туда спама. Появилось искушение сбегать за пивом, но это я решительно отставил и сразу воткнул флэшку с данными от капитана.
«Ньюронетикс».
Компания, создавшая технологию Евангелиона. Институт, который в единочасье стал вторым — и реальным, надо сказать, — правительством нашего тусклого шарика. Еще бы, их адаптивные контуры на исследовательских машинах сделали колонизацию компьютерной игрой, а там, где понадобились ловкие пальцы и умный мозг, — появились первые Евы. Хрен его знает, на чем поднялись эти дельцы — дело мутное, довоенное, собственно, скорее всего, на Последней Войне «Ньюронетикс» и вырос.
Однако, история — не мое дело. Прокрутив всю эту ерунду про становление контуров, цепей и поколений мозгов, я полез в открытые досье руководителей крупнейшего регионального представительства корпорации. Конкретно мне нужен был один говнюк по имени Гендо Икари. Любопытно, что мой фатер успел нарисовать себе за прошедшие два года? Тут ведь какое дело: чем старше ты, тем больше у тебя заслуг в прошлом появляется. Как-то так внезапно — хоп, и ты уже чего-то там наконструировал, навершил, так сказать. И человечество вроде как по гроб жизни именно тебе обязано. Наплевать, конечно, что почему-то раньше никто ни сном ни духом. Бывает, как же — секретность, неразглашение, все дела, тссс… Только то, чем тешат свое самолюбие старики в приютах, мой папа может рисовать в публичных файлах. Вот и получается, что изучая его послужной список с наградами, свершениями и открытиями, я вместо занятия делом с отвращением прикидываю: а на сколько же надо поделить эту херомантию, чтобы получить реальную картину? «Мы таких чисел в школе не проходили», — решил наконец я и полез, куда надо: в графики его приемных часов в Токийском отделении. Выходило, что Гендо Икари очень деловой человек, но ради управления блэйд раннеров он уж чем-нибудь да пожертвует, особенно приняв во внимание цель визита. Капитану хорошо говорить — дескать, кому как не мне выводить директора из равновесия, но при этом надо еще самому это равновесие сохранять.
Я отправил почтой подтверждение сегодняшнего визита и посмотрел на край стола, где лежал маленький серебристый кейс с тубой тестового модуля внутри. Значок мне выдали мой, пистолет тоже вернули, а вот прибор для проведения Войта-Кампфа я получил новый. Потерев глаза, уже отвыкшие от текста на экране, я полез в спецификацию своего нового боевого товарища — и был приятно удивлен. «Надо же, до автоматической фиксации области сканирования додумались. И гироскопические поправки он теперь сам делает». Я с уважением покосился на металл кейса и продолжил чтение. Выяснилось, что функция звукозаписи встроена («давно пора»), что координаты проведения теста теперь напрямую передаются в управление и проходят верификацию. Короче, осталось интегрировать мп3-проигрыватель и противоугонную сигнализацию… «Хотя стоп, распознавание „свой — чужой“ в модуле есть».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
