Кошки-мышки - Галина Голицына

С исторической родины его прапрабабушка привезла своё дамское счастье: столовый сервиз и изрядное количество безделушек драгоценного мейсенского фарфора. Удивительно, как это всё сохранилось в пламени революций, эвакуаций и прочих неприятностей. Но сохранили, не разбили, не потеряли, не проели в голодные годы, и из поколения в поколение умилялись этому кусочку исторической родины.

И вот праправнук решил спустить прапрабабушкино приданое, нисколько не мучась угрызениями совести. Он искренне считал, что ресторанное возрождение немецкого духа на православных землях важнее дурацких фарфоровых пастушек и собачек. И после долгих походов по различным антикварным салонам и многочисленных консультаций со «знающими людьми» он в конце концов вышел на наших скупщиков, поскольку его очень порадовала предложенная цена.

Наши эксперты, обозрев всю коллекцию целиком, прямо ахнули и скупиться не стали. Тем более у Артура как раз давно уже висел заказ на «мейсен». Наварили мы на этом заказе так хорошо, что я на радостях заказала копию сервиза хорошему мастеру и подарила этот сервиз Генриху на открытие ресторана (честно предупредив, что это всё-таки копия). Он выставил сервиз в пуленепробиваемой витрине, очень украсив этим ресторан, родители так и не узнали о подмене, а Генка навеки стал моим преданным другом.

Вначале я посещала его ресторан из вежливости и желания полюбоваться собственным подарком в витрине. Потом «подсела» на фирменное блюдо – свиные ножки. А потом как-то привела с собой Женю. Генка её как узрел – всё, умер, пропал человек!

Заикаясь от счастья лицезреть такое диво в своём ресторане, он подошёл знакомиться, назвался, конечно, Генрихом (для солидности), а узнав, что райскую гурию зовут не как-нибудь, а именно Генриеттой, едва не лишился чувств-с от радости и гордости. По всему выходило, что они с Женькой – тёзки. Генрих и Генриетта!

Надо же, а я и не сообразила…

С тех пор он стал с удвоенным радушием зазывать меня в гости, каждый раз надеясь, что я приведу с собой подругу. Иногда так и происходило.

Вот и сегодня ему праздник выпал.

Времени до полудня ещё было больше часа, делать в квартире было нечего, и я пошла прогуляться. Купила телефонную карточку, сделала несколько необходимых звонков из автомата. Ни квартирному телефону, ни собственному мобильному я с этого дня не доверяла.

На моё счастье, дождя сегодня не было. Я целый час бродила по улицам, обходя подсыхающие лужи. Думала, думала, думала. Прикидывала. Планировала. То ужасалась смелости своих мыслей, полёту фантазии. То, наоборот, корила себя за нерешительность и мягкотелость. И всё думала, думала. Чуть на свидание не опоздала.

Женя уже сидела в «Кайзере», разрумянившийся Генка сидел рядом, чуть ли не на коленях у неё, и ворковал ей что-то в божественное ушко.

– Простите, что нарушаю идиллию, но жрать хочу, как серый волк! – я плюхнулась напротив Женьки.

Генрих наконец-то заметил меня, удивился, поменял цвет щёк с розового на кумачовый и заверил, что, мол, «сию секунду-с».

Он щёлкнул пальцами, и две расторопные официанточки тут же уставили наш стол блюдами и пивными кружками. Еды здесь было человек на двенадцать.

– Куда нам столько, Ген? – ужаснулась я. – Мы рассчитывали только на ножки с пивом…

– Всё это – за счёт заведения. Я угощаю! – подбоченился он.

Как будто это что-то меняло…

Я стала оправдываться:

– Видишь ли, я даже за чужой счёт не смогу съесть больше обычного…

– Ничего, я тебя выручу, – проворковала Генриетта, ласково поглядывая на своего тёзку.

А тот весь лучился и прямо сознание терял от радости. Еле-еле догадался уйти.

– Зачем ты этого кролика влюблённого приваживаешь? – зашипела я на Женьку. – Не твой же масштаб!

– Почему это «кролика»? – удивилась она.

– Ну, известно же, какие любвеобильные существа кролики. Он зайчиком влюблённым вокруг тебя скачет, слюни пускает. Небось, на взаимность надеется.

– Уже, – скромно опустила глазки Женя.

– Господи! – сказала я в сердцах и прибавила ещё пару слов из запрещённой лексики. – Так вот он чего на ручки к тебе запрыгнул!

– Ну, он же такой маленький, худенький. А я вон какая большая! Вот и приголубила…

В общем, Женька продолжала голубить всех без разбору. Ну, такова её сущность, что поделаешь…

У меня от голода и собственных революционных мыслей даже руки дрожали. Так что съела я дармовых вкусностей куда больше, чем собиралась. Почти наравне с Женькой. И только после этого обрела возможность связно соображать.

– Ты поговорить хотела? – первой опомнилась она. – Говори, я уже не буду есть, а буду только слушать.

– Сейчас. Кофе только допью. С духом соберусь.

– О-ой! – засмеялась Женя. – «С духом соберусь»! Ты не войну ли Америке собралась объявлять?

– Зачем мне война с Америкой?

– Ну, как в народе говорят: чтобы тут же сдаться им в плен и зажить по-людски.

– Больно надо! Нас и тут неплохо кормят, – повторила я любимое Генкино изречение.

– А чего же ты выглядишь воительницей Жанной д'Арк?

– А что, заметно?

– Ну, в общем-то…

– Неприятности у меня, Жень. Пойдём на улицу, там поговорим.

– А здесь нельзя? – огорчилась разомлевшая от еды Женька.

– Чёрт его знает… И стены имеют уши. Лучше не рисковать.

Конец ознакомительного фрагмента.