Под уездной звездой - Анатолий Богатых

Прошлое

Нынешней ночью – кромешных потёмокглубь созерцая – придумалось мне:в доме оставлен ослепший ребёнок,взрослыми брошен…

Бревно на бревне,дом оседал. Неразумные тваристены точили, и пахло грибкомв комнатах дома. И было по паретварей на стену. И восемь – на дом.Немощный, бледный, со слабостью в теле,белые в тьму упирая зрачки,мальчик вжимался в простенок; и пелистранную песню слепые сверчки,дом разрушая, из стен выпускаяживших когда-то людей голоса.Слов проплыла шелестящая стая,слуха коснувшись…

Смежая глаза,он обмирает и голову клонит,тёмной, неведомой силой влеком, —падает на пол, уткнувшись в ладони,нож ощущая шестым позвонком.

Подражание Тютчевскому

…Душа устала быть душой, —в её раздвоенности, в тойнеразрешимости слияньясиянья утреннего с тьмойглухой, полунощной, густой —её вседневные метаньяи ежедневный подвиг твой, —душа устала быть душой…

Сумасшествие

Свет ли фонарный, свеча ли в руке —странно мерцают за чёрным стекломв круглом окошечке слуховомдома напротив, на чердаке;

в ближнем к фронтону. Загадочный свет,зыбкий. И полночь недавно пробило.Полночь пробило. Нечистая силав проклятой – Богом забытой – Москве

шабаш справляет… В полночной Москве.Шабаш в столице безбожной и вольной,бесчеловечной, бесколокольной,Бога забывшей. Загадочный свет

гаснет. К тому же теперь Рождество,месяц восходит с рассветом – у краянеба крадётся, чтоб не украли.…Сыплются стёкла, разбившись, и в створ

тени выходят, светясь наготой.Выйдя на гребень, застыли у труб —холодно голым стоять на ветру,снег приминая разутой ногой,

переступая… Со стуком и храпомчёрные кони явились гуськом, —шестеро взмыли густым косякомна юго-запад.

Неоконченный черновик

Под нами нищая земля,бездушная звезда над нами.

Мы воспалёнными губамислова пощады и прощеньяв надежде шепчем – нет спасенья! —бездушная звезда над нами.

Сухими скорбными словамимы славим смертное веселье,и наше тёмное похмельев чужом пиру – с р е д и Ч у м ы,и землю, что любили мы,и землю, что любила нас,и влагу жалкую у глаз,и страх – прощения моля —мы славим скорбными словами.Будь проклят век, родивший нас!

Под нами нищая земля,бездушная звезда над нами.

Из деревни – бывшим

Чего добились вы? Блестящего расчёта:Губ шевелящихся отнять вы не могли.

Здесь по ночам светло. На щёлк и посвист птичийструят созвездья свет, неясный до поры.Здесь сутки напролёт плотину-невеличкугородят на реке усердники-бобры.

(Всё нужное – в душе, всё прочее – излишки.)Здесь по утрам в окно накат и плеск листвы,а ввечеру огонь в печи и шелест книжки.…Чего добились вы, лишив меня Москвы?

На пороге

Близятся сроки, – и голос мой глуше,слово прозрачней, смиренней мечта.Глянешь окрест ли – всё мёртвые души,в душу ли глянешь – в душе маета.

Славы хотел он – и не было славы.(Позже ты понял, светлея лицом,что и не надо бесовской отравы, —с л а в ы —средь мёртвых прослытьм е р т в е ц о м, —многого стоит, да малое значит.)

Но заходила хмельная удачав мой полуночный незапертый дом,мокрые ножки у печки сушила,рученьки грела над поздним огнём,песенки пела – да сердце пьянила.

Счастлив он был, – ему недруги мстили,грустная Муза с ним дружбу водила,жёны ласкали и девы любили, —где мои годы? Пропали, уплыли, —пыль? или дымный туман позади?облак ли лёгкий? гляди не гляди —в с ё маета. Да беда впереди.

Не разминёшься, дружок.Выходи.

В парке

– Если завтра война, если завтра в поход… —обрывая рыданьями фразу,полупьяный калека в аллее поёт —однорукий циклоп,одноглазый…

И фуражку, глухую к людским пятакам,и провал под повязкой незрячийвозмущённые туши гуляющих дамзаслоняют от взглядов ребячьих.

Я смотрю со скамейки вослед пацану.Как он весел! Ах, как он смеётся!Мы про наших и немцев играли в войну,про кого же ему доведётся?..

1979; из рукописи книги «Городская окраина»

«Бросить вёсла, и парус тугой опустить…»

Бросить вёсла, и парус тугой опустить,И по воле теченья безвольному плыть.

Без руля, по теченью, спустя рукава,Плыть на стрежне крутом, огибать острова.

Повторить наудачу смертельный изгиб,Где в отчаянье прежде плывущий погиб.

Нет приюта душе, но и духу – оков.И для пристани нет по бортам берегов.

Сам в себе заплутавший – во лжи расписной,Не прельстит славословием берег родной,

Не заманит – надменный, холодный, чужой —Окаянной свободою берег другой, —

Ни властям, ни народу тебе не служить,Только вечному верить, в прекрасное плыть.

И в награду земную, в награду умуИспытать поневоле суму да тюрьму.

Да в отместку за честность – литую петлю.…Но светла твоя жизнь в темноте, во хмелю!

«…Пугливой мыслью не объять…»

…Пугливой мыслью не объятьразор-беду в родимом доме.Опять страдать, опять стоятьна перепутье, на изломе.

Умы во мгле, сердца во зле,но мы стоим себе, не тужим.В какой стране, в какой землеживём, какому Богу служим?

И не пора ль забыть слованарод державный, сила, воля? —ликует гордая Литва,Орда бунтует в Диком Поле.

А мы под сволочью живёмкоторый год, – и долги годы!И обернулось тёмным сномбезумье гибельной свободы.

Кто проклял нас? Кого винитьв судьбе расхристанной? Откудасчитать позор – и хоронитьсамих себя, но верить в чудо?

…И неизжитый детский страхменя туда ведёт, где злаястоит звезда сторожеваяв суконном шлеме – на часах…

«Жизнь выправляет крен, с лихвой хлебнув гульбы…»

Жизнь выправляет крен, с лихвой хлебнув гульбы,и входит в берега угарных лет разруха,и можно просто жить по линиям судьбы.Душа жива…О чём твоя хандра-присуха?

Как изменился мир! Оставшись при своём,твои – и горний свет, и храм, и чувство долгав плетении словес, в служении…О чём,людей посторонясь, печалишься подолгу?

Деревня

…Пустошь. Боры на песках да суглинках.Память о прошлом быльём поросла.Будто бы жизнь, помолчав на поминках,кончилась здесь и навеки ушла.

Господи, где он, блаженный покой?Сирое поле, разверстое небо.Запах бурьяна и чёрствого хлеба.Близкое сердце болит под рукой…

«Птицей Русской обещано песню дивную спеть…»

…в предвоскресном, чисто бирюзовом небе,где сейчас просквозит звезда, где звездыникогда не будет.

Птицей Русской обещано песню дивную спеть.Тёмным роком завещано на чужбине сгореть.

Но – лишённая вещного, нищетой дорожа —Божьим даром да памятью богатеет душа.

Возгорается, теплится, разрастаясь в пожар,Дар предвиденья вещего, обжигающий дар

Видеть юное, вечное, – пробуждения ждать(Ночь и ночь над Отечеством, – ни души не видать).

Мрак туманный да слякотный, но пронзает егоВера в связь нерушимую и в святое родство.

Честь, и совесть, и слово этой верой сберечь,А покуда – постылая чужеземная речь,

И глухая, и тайная по России тоска,И звезда твоя дальная – о пяти лепестках…

Спаситель

…И взяв Его – тая ознобный страх —они над Ним в безумье злом глумилисьв ночь с четверга, и обречённо билисьс холодной тьмой огонь и дым костра;а Он, воззвав на крестный путь добра,один за всех прияв венец и путы, —скорбел душой – как жалок взгляд Петра,как сладок поцелуй Иуды…

«Неможется от голода сердечка неостылого…»

Неможется от голода сердечка неостылого.Любилось бы, да лапают другие, говорю я.Зовёт в постель по праздникам – постылого, немилого.С любимой без взаимности изводишь век, горюя.Поизносилось времечко одёжкой под заплатами.Всё жду-пожду… Спохватится. Поймёт. Подскажут люди.Обнимет и покается. Блудливой, виноватою.

Я ж и з н ь люблю по-старому.О н а м е н я не любит…

Вологда