Падая легкою тьмой - Сергей Динамов

По мере приближения Дмитрий Васильевич все отчетливее представлял себе тяжесть предстоящего. Как гвардии прапорщик Маркелов предложит к рассмотрению вопрос о прискорбности возложенных на него обязанностей заведующего складом специальной техники и оборудования, столь насущных в деле освоения обучаемыми спецпредметов (сплошные спец). Затем, не отреагировав на обращение «спецгвардии прапорщик» и поблагодарив за визит, Дмитрию Васильевичу будет указано одно из направлений движения, куда он идти категорически откажется. Чуть погодя рассерженность гвардии прапорщика сменится издевкой и намеком на родное изделие УПДК–2Р, получившее при рождении имя «унифицированный портативный детонаторный комплект», радиус действия два километра, радиокоманда. Но в простецкую армейскую бытность Дмитрия Васильевича нареченный за портативность «усрешься, пока дотащишь, кореш, два раза». И окончательно поставит точку на перспективе обладания Дмитрием Васильевичем как пластида, так и телефункена дежурным: «Не видать тебе, Митька, как собственных кишок. Но если будешь настаивать, то увидишь».

Вот примерно в таком радикалистском и пугающем виде все и происходило. Затем наступил перелом, прокачка мозгов: «Так частить нельзя», «Не милиция копает»; дальше чуть мягче: «Все расскажу Нине Владимировне» и «Чем мы рыбу глушить будем?». Но всему на свете когда – то наступает конец. Ведь наступает же когда – то? Дмитрий Васильевич обещает быть в 15:00 и, получив подзатыльник, отбывает.

Чему же суждено было случиться сегодня утром, произошло каким – то образом вчера вечером в метро. Упоенный обвинительной речью Герман Станиславович причину представлял весьма смутно, хотя руку приложил непосредственно. А дело было так. «Ты, Олеженька, этого жлоба не слушай. Оденься попроще. Вечерком на метро. Положишь в темноте. Кто в эту помойку на ночь глядя полезет? Покажи – ка, что там такое?» Пластмасска с мягким кубиком в черном полиэтилене впечатления не произвела. «Тю, несолидно как. А этот рычажок для чего? Правильно установлен?»

Сергеич

Москва, Ясенево, «Ковер», 03.06.1995, 10:25

– …Ты три часа своими вопросами ставил в неловкое положение уважаемого гражданина, руководителя крупнейшей компании, одной из немногих не разворовывающих, а несущих блага для нашей страны! Как ты посмел? Невзирая на то, что тебе было указано прорабатывать версии, не касающиеся, я подчеркиваю, не касающиеся консультативной работы Манцева, ты плюешь на всех и вся, рассылаешь повестки уважаемым людям, будоражишь налоговую инспекцию, лезешь в банковские документы, требуешь санкции на прослушивание, установку спецоборудования! Ты что, Чеканов?! Ты кто?!

Это вчерашняя поездка в Барвиху выходила боком, вместе с версией «друзья Манцева».

Вышколенная прислуга проводила в кабинет к другу, пригласившему сразу же в зал, к черной пасти камина: «Там будет удобнее, по – домашнему». Мгновенно возник чай. И потекла пространная беседа, вернее, монолог, ведомый не Сергеичем, собиравшимся уделить общению максимум полчаса, а седовласым выходцем из бывшей номенклатурной знати.

– Что вас интересует, молодой человек? – прозвучало с мягкой улыбкой. Дальнейшее гибко переросло в размышления о судьбе страны, проблемах власти, становлении экономики, падении нравов, религии, вселенной. Почтенный вещал тихим, ровным, гипнотическим голосом, словно общаясь с самим собой. Беспрерывно. Ни о чем. И обо всем. Подводил Сергеича к аккуратной возможности вопрошать. И так же плавно уводил, косвенно чуть упрекая в попытке прервать нить стройного течения мысли. Время летело в неиссякаемой мудрости. Приглушенные телефонные звонки из сумрачных глубин усадьбы ни в коей мере не влияли на ход размышлений. «Беседа с вами доставила мне удовольствие, молодой человек». Раскланявшись в блаженном анабиозе, продолжая взирать на бесшумно закрывшуюся за атласным халатом дверь, Сергеич вдруг обнаружил рядом ожидающую прислугу. На выход, мсье…

Материл он себя на чем свет стоит, придерживаясь скорости шестьдесят километров в час, как того и требовали дорожные знаки Рублево – Успенского шоссе.

– …И я не знаю, что мне скажут сегодня в Управлении. Не знаю. Это все из ряда вон. Все! А этот твой… как его… Степашин? Носится как леший небритый. Никого не замечает, с людьми не здоровается. Мне жалуются: «У Чеканова бардак». И вообще, любому терпению есть предел. Любому! Ты прими это к сведению. Чтобы мы больше к этому вопросу не возвращались.

– К какому именно?

– Я абстрактно выражаюсь. И надеюсь, ты понял. Не юродствуй!

Якименков откинулся в кресле. Снял очки и стал яростно тереть замшей стекла.

Сергеича несколько смутила феноменальная оперативность друга, но ни о каких санкциях, спецповестках он даже не заикался. И только в больном воображении могла возникнуть идея потормошить кого – то из компании, занимающей четыре этажа книжки на Новом Арбате со смехотворной арендой. С таким госшифером на крыше ни о каких разборках, дележе или рэкете (упаси бог) и речи быть не могло. Любое, пусть тончайшее, беспокойство вызывало мгновенную ответную реакцию, но на порядок, несколько порядков выше. Сергеич прекрасно понимал это, сознательно шел по самому краю и не мог объяснить себе, где оступился, наблюдая в данный момент материализацию этого. Туманная перспектива последствий маячила в отдалении.

Бизнес – версию, а заодно и любовь Манцева развалила секретарша Людочка, опьяненная скорее жалостью, нежели бокалом шампанского в ресторане «Серебряный век». Она вывалила такую уйму чего знать не след о потерпевшем боссе, что Сергеич буквально бегом посетил отхожее место и, вернувшись, вновь нежными, едва уловимыми мановениями приоткрывал чуть сомкнувшиеся лепестки, дабы живительный нектар чувственного излияния любящего Людочкиного сердца вдохнула черствая японская пластмасса диктофона.

К другу же вчера приезжал корреспондент прохановской «Завтра», некто Березин. Сергеич даже взял напрокат у надомного информатора значок с Виссарионычем и сменил номера «семерки».

Штаб Н – ского погранотряда

Таджикская ССР, 27.07.1982, 17:02

– Прошу внимания, товарищи офицеры. Группе подполковника Агашина на время проведения операции необходим повышенный уровень боевой готовности личного состава и усиленная охрана государственной границы на участках пятой и шестой застав, для чего вам также будут приданы резервные подразделения. Операция проводится на стыке участков. Подполковник ознакомит вас с деталями операции.

– По агентурным данным, в ночь с 28 на 29 июля будет предпринята попытка нарушения государственной границы СССР на охраняемом вами участке. Нарушители идут с грузом из Пакистана. 24 июля пересекли афгано – пакистанскую границу в районе перевала Акжарда. Кому предназначается груз, время передачи – предстоит выяснить. Наблюдение, нейтрализацию и захват проводит моя группа. Ваша основная задача – после перехода границу закрыть. Задача осложнена режимом радиомолчания. До определенных пределов, разумеется. В эфире – нормальная жизнь границы, связь только проводная. Блокирование приграничного района обеспечивается. Впустить, товарищи, и не выпустить. У меня все. Вопросы?

– Капитан Лукьяненко, начальник пятой заставы. Сколько нарушителей, товарищ подполковник?

– Точными данными не располагаю. Ориентировочно десять – пятнадцать человек. Многочисленность объяснима ценностью груза. Вероятностью огневого контакта соответственно.

– Капитан Пономарев, замполит заставы. Вы имеете в виду, товарищ подполковник, возможность огневого контакта с нашими пограничниками?

– Имею в виду весь маршрут следования в целом. Согласно донесению, маршрут отработан, практикуется не впервые. Оптимальный численный состав диктует опыт.

– То есть вы хотите сказать…

– Да, капитан. Это не единичное нарушение и переход на вверенном вам под охрану участке границы Союза Советских Социалистических Республик.

Митька

Афганистан, в двенадцати километрах от границы СССР, 28.07.1982, 14:30

Маркел, не поворачиваясь, тычет калашом в нависающий над тропой выступ. Митька отползает. Пригнувшись, бежит за каменной грядой к уходящему ввысь, почти отвесному склону. Карабкается, цепляясь за трещины. Головной дух уже должен подходить. Если сразу полезет на обвал – увидит, и тогда Сорокин… Тогда всё к черту. Резина секунд тянется, тянется. Дух не любознательный, замер, осторожно высматривая. Митька ящерицей лезет дальше, вверх. Добравшись, впрессовывается в камни, тянет из – за спины трубу «мухи»[4]. Дыхание забито жарой и подъемом, но рот жадно хватает лишь печеное густое варево. Голова – звоном, тонким, дребезжащим.