След от солнечной тени - Елена Наумова

Тут в дверь постучали и это оказались долгожданные Макс и Ричард. Увидев пьяную картину, что спит на моей кухне, они переглянулись. Я предложил уложить его на диван, а самим занять его место и отдохнуть. Когда наш дорогой смельчак захрапел на моем диване, а парни готовили бутерброды, я сидел спокойно и слушал глядя, как они обсуждают поведение секретарши Рича в постели.

– Ричард, можно тебя спросить о деле, давно меня интересующем?

Ненавязчиво начал я, когда он с Максом присоединился к моему пиву.

– Для тебя, Ники, все что угодно. – Ответил он, засовывая себе в рот огромный бутерброд с пармской ветчиной и ржаным хлебом, и грязными руками поправляя светло – русую прядь волос, что выпала из хвоста.

– Что ты чувствуешь, когда изменяешь Мэри?

– Это сложный вопрос. Спроси конкретней.

– Рич, как ты так можешь прямо об этом говорить?

Недоумевал Макс, переводя взгляд с него на меня и обратно, а я лишь пожимал плечами.

– Для меня это совершенно нормальный вопрос. И я не вижу ничего страшного в том, чтобы поговорить об этом.

– Да, к тому же, не забывай – Посмотрел я на Макса. – Для него это лишь еще один способ похвалиться своими успехами на любовном фронте в свои взрослые 35 лет. При этом унизив нас с тобой.

Рич скорчил язвительную гримасу.

– Ну, так что тебя конкретно интересует?

– Мне интересно, какие чувства ты испытываешь, когда держишь в объятиях не свою жену, с которой у тебя ребенок, осмелюсь напомнить, а… секретаршу к примеру? Вот ты видишь ее глаза, гладишь ее волосы, целуешь шею, четко ли ты осознаешь измену и то, кому изменяешь? Понимаешь ли, что рушишь свою семью? Значит ли хоть что – нибудь для тебя это слово «семья»? И что для тебя понятие «измена»? – И я перевел взгляд на Макса, ожидая его реакцию.

Сам Ричард не задумывался даже над этими вопросами, на которые ждали ответа его друзья и, причем немедленно, он не мог позволить поставить себя в неловкую ситуацию. Впервые за долгое время его поставила в тупик простая беседа в кругу друзей. Обычно он не зацикливается на разговорах с ними, но эти вопросы, заданные невзначай и в такой непринужденной и обыденной форме заставили его хорошенько подумать. А может Николас прекрасно знал об этом и специально решил уколоть его? Но это не меняет всей сложившейся ситуации, ему нужно ответить на вопросы и чем быстрее, тем лучше…

– Начнем по порядку: мне нравятся женщины, особенно, когда их много. У каждой из них свой аромат, свои привычки, свои предпочтения. Конечно, я осознаю измену и мне даже иногда стыдно за то, что я творю с другими женщинами в постели перед женой, но как говорится «Не пойман – не вор». Мэри не догадывается об этом, ей не нужны все эти переживания. У нас хорошая семья – этого ей достаточно. Начнутся скандалы, подозрения, волны раздражения, которые будут все чаще и чаще нахлестывать, нам не нужно это, у нас же сын.. – Ричард и сам сразу не понял какое большое значение придал фразе «У нас же сын». Казалось, впервые он произнес ее с каким – то странным чувством. Чувство ответственности? Или же тягости?

– Я, конечно, не совсем удовлетворен ответом, ну значит, ты сказал только то, что нам следует знать.

Заключил я, разводя руками.

– А зачем тебе нужна семья тогда, раз любишь баб? – Макс находился в состоянии тихой злобы: – Зачем делал ребенка? Ведь ты наверняка уже тогда начал изменять. Бедная Мэри! Она старается для такого морального урода как ты, готовит, стирает, убирает, Джордж на ней, ты говорил, она пожертвовала карьерой ради него и сохранения семейного очага в доме… Но у тебя ни капли благодарности. – Злостно прошипел Макс. – Даже такая жена, как у Джона, все ему рассказала, ну или пыталась, по крайней мере. А у тебя кишка тонка во всем признаться. Ты просто боишься. Но чего ты боишься больше? Того, что Мэри и Джордж откажутся от тебя, что твоя опора уйдет из под ног, женщина, что всегда была рядом и поддерживала тебя, в ком ты черпал силы, чтобы прожить еще один гребаный день своей жалкой жизни, уйдет и не обернется больше? Или того, что тебе всю жизнь придется ложиться в постель лишь с одной женщиной, не испытывая удовольствия, а лишь унылое однообразие?!

Громыхал в пьяной ярости Макс. С каждым его словом гнев усиливался и глаза становились все безжалостней, в то время как Ричард сидел абсолютно обескураженный, нервно крутя кольцо на безымянной пальце, и капли его пота чуть выступали на его сморщенном от эмоций лбу. Я сидел и лишь наблюдал за сценой. Я не ставил перед собой задачу участвовать в беседе, а только надавил на Макса, чтобы тот в свою очередь взбесился из – за отсутствия морали в поступках Рича. Потому что если бы я это говорил, Ричард не стал бы и слушать меня. А так я вбил кол между ними и сейчас наблюдаю, как Ричард все сильнее и сильнее сжирает себя изнутри своими же мыслями, а Макс продолжает триаду про мораль. Только сейчас я вижу не совсем тот результат, что планировал. Сначала хотел расплавить Ричарда и полюбоваться, но теперь, видя, как он растерян от потока режущих слов, мне его становится жаль. А я не люблю то состояние, при котором я жалею человека. Особенно, такого как Ричард, сколько себя помню, он всегда был во всеоружии, чтобы найти единственно точный ответ на мой колкий вопрос или очередную фразу, но сейчас он бессилен, и самое страшное… Я вижу его таким.

Ричард уже подходил к дому и до сих пор мысли его блуждали где – то далеко. На улице выступил влажный мрачный туман, видимость в метров 50. Ночью его улица превращается в улицу из какого – нибудь классического ужастика, тени от карликовых деревьев на стенах домов напоминали монстров, от каждого шороха Ричард вздрагивал, ощущение страха и отсутствия его в данный момент и в данном месте пугало его. Он не узнавал сам себя. Сердце колотилось со страшной силой, и он ощущал, как пульсируют виски. Закутавшись в пиджак и придерживая его руками, он, шатаясь, проходил мимо окон своего дома. В некоторых из них горел свет, но большинство семей спало, что не мудрено в 2 часа ночи. Из – за того, что таксист перепутал адрес, лишь навеяло на Рича еще больший страх неизвестности. Влажный траурный воздух вовлекал его в состояние глубокой прострации. Слова Макса, сказанные в этот вечер, все отдавались эхом в его голове. Он сел на лавку возле подъезда, несмотря на жуткий холод, он не хотел домой. Лучше бы поехал к Шарлотте, она бы не задавала лишних вопросов, и он не встретился бы взглядом с Мэри… хотя бы не сейчас. «Никогда я не думал об измене, как о чем – то запретном в семейной жизни. Я всегда гулял, и для меня это было нормально. Да, по мнению большинства женщин, я скотина, но можно ведь рассмотреть измену с другой стороны. Секс на стороне, словно, отдушина для меня, там я снимаю рабочий стресс и не ношу его домой. И семейная жизнь без криков – это очень хорошо. Все эти девушки ничего для меня не значат, я всегда возвращаюсь к семье. Говорю сейчас так, будто оправдываюсь перед женой, но ее здесь нет, но это точно оправдание. А я никогда не оправдывался. МАКС! Зачем ты все так мне усложнил, черт тебя дери?! „А зачем тебе нужна семья тогда, раз любишь баб?“ Но раньше я действительно хотел семью и создал ее. Буквально пару лет назад я и не допускал мысль об измене. Что же произошло? Тогда для меня предать Мэри было самым страшным преступлением, за которое я понесу соответствующее наказание. Все началось с кооператива на работе, мелкая интрижка с секретаршей, как у большинства это повторилось. Наутро было стыдно смотреть Мэри в глаза, а ведь она даже не знала… В то утро она так доверчиво смотрела на меня, поверив, что я приболел, и ухаживала за мной весь день, пока я валялся в постели и писал Лесли как скучаю по ней… С этого все и началось. Как же мне гнусно теперь! Проклятый Макс! Еще вчера я был уверен, что все делаю правильно, не думая ни о чем. А он спутал мне все карты своей моралью и ответственностью. Хотя, если подумать, он всего лишь напомнил мне о существовании Мэри и Джорджа, что сейчас ждут меня дома. Мэри наверно приготовила ризотто, что я так люблю, и сидя на кухне, пьет чай с мятой и читает книгу, закинув ноги на стул, локоны ее волос не достают до ее изящной шеи, пару месяцев назад, она пожертвовала свои длинные волосы в благотворительный фонд. А Джордж спит в своей комнате, тихо сопя, и совершенно не подозревает, какую жизнь ведет его отец. Ощущение, будто все внутренности сжались в несколько раз. Николас тоже хорош, что начал эту тему. Получается я действительно не лучше жены Джона. Две настолько разные стороны одной удручающей ситуации. Стоп. С какого момента моя жизнь стала удручающей ситуацией? Так, все, нужно подниматься.»

Тихо заперев дверь с обратной стороны, Ричард прислушался к атмосфере дома. Все было тихо. На кухне горел свет, но Мэри не было. В голове шумело до сих пор. Лучше бы Мэри сейчас сидела на кухне, как она это обычно делала, когда он снова поздно возвращался после посиделок или с работы. А ее отсутствие в данный момент лишь усиливало эффект от слов Макса. Голыми ногами он зашагал по паркетному полу в спальню, удостовериться, что Мэри не ушла, но перед этим решил зайти к сыну. Джордж спокойно спал, засунув в рот большой палец. Ричарда завораживал его невинный и чуткий сон. Завораживал и пугал. Это маленькое существо изменило его жизнь. Он не мог сказать в хорошую сторону или плохую, просто изменил. Да и вообще, как можно говорить, что все изменилось к худшему или лучшему? Если что – то в жизни меняется, то априори не в какую – то одну из двух сторон, перемены – это знак того, что человек просто живет. Разве что по последствиям судить. Но ведь и это не гарант, что дальше все будет так же хорошо или наоборот, плохо. Все равно все снова изменится. Ричард аккуратно открыл дверь в спальню, Мэри заснула с книгой в руках. Вздох облегчения вырвался у Рича. Он подошел к стулу, куда обычно вешал брюки и рубашку. Его взгляд привлекла картина, что Мэри совсем недавно купила на аукционе. На ней изображена девушка, танцующая на мосту, а сзади нее расположены дома по обеим сторонам канала, Венеция возможно. Там у них был медовый месяц. Лица девушки не было видно, пряди длинных волос путались на ветру и отсвечивали лучи заходящего солнца. Мазки кисти, что наносились второпях, были видны, поэтому картина не выглядела совсем искусственной, по сути, по этой причине, он согласился повесить ее. Когда Мэри показала купленный шедевр, он показался Ричу не стоящим тех денег, что она заплатила, но сейчас, глядя на нее, он ощутил те воспоминания с медового месяца, тот прилив чувств, какие, видимо, тогда испытала и Мэри. Ричард лег рядом с женой, почувствовал ее дыхание, тепло ее рук, из которых вынул книгу, и объятия которых всегда были открыты только для него, и затем посмотрел на свои руки, сколько девушек прошло через них, по сути, бессмысленно.