След от солнечной тени - Елена Наумова

– Спасибо, Сэм. Купил ее недавно в том магазинчике, про который ты мне говорил. Знал, что ты оценишь.

Еще бы он не оценил, на ней изображены параллельные черные линии вдоль туловища, а внутренняя сторона воротничка была светло – бежевого цвета, что гармонировало с пуговицами рубашки.

– Ты готов слушать? Последний раз спрашиваю.

– Если ты готов говорить, я готов слушать.

– Тут особо и рассказывать нечего..

– Не преуменьшай, ты так долго собирался с мыслями только тогда, когда делал предложение Лили, в этом же кабинете, осмелюсь напомнить.

– Не перебивай, пожалуйста.

– Прошу прощения.

Он многозначно посмотрел на меня.

– В общем, мы сами всего не знаем, что там творится, но я знаю точно, что этот труп не последний. Пару часов назад поступил еще такой. Ну, в смысле, с такими же «симптомами», скоро тебе его привезут…

Сэм показал знак переносного смысла, поднеся руки к голове.

– «Симптомами»?! – Я начал смеяться, его формулировка меня рассмешила. – Сэм, прости, конечно, что перебил, но ты назвал раскуроченное тело с выкроечными органами «симптомами»! – Мой смех усилился и я повторил его жест.

– Оказывается, ты больший циник, чем я предполагал.

– Спасибо, но я продолжу рассказ.

– Да, пожалуйста. – И я вернулся в исходное положение.

– О чем я говорил?

– О «симптомах».

И я снова сделал это.

– Я пропущу мимо глаз твои детские забавы.

– Послушай, это получается серийный убийца?

– Скорей всего, это мы узнаем из твоего следующего отчета о втором поступившем.

– Потрясающе…

– Что?

– В Уинчестере завелся убийца, который раскраивает жертв, вспарывает им животы и переставляет органы местами, словно, собирая паззл. А знаешь, на что я обратил внимание? У парня сначала слили кровь, а только потом раскурочили.

– К чему ты?

– Возможно, убийца не хотел замарать руки, не любил ляпаться, это относится не только к крови, это нечто психологическое скорее. По официальным документам первый поступил вчера в 10 утра, а второй..?

– В 12.34

– Значит, убийца не привязан ко времени, он убивает конкретных людей.

– О чем ты?

– Давай заменим слово «убийца» на какое – нибудь другое? Оно слишком громкое.

– Тогда пусть это будет… «ленивец»

– Почему именно ленивец?

– Первое, что в голову пришло.

– Сэм, а почему ты думаешь о ленивцах?

– Проехали… тогда предложи ты.

– Давай назовем его «Комар»

– А ты почему о комарах думаешь?

– Друг мой, о комарах сейчас думать нормально, сейчас начало осени и они везде, а вот то, что ты о ленивцах думаешь, это меня настораживает.

– Хорошо, пусть будет комар.

После этих слов, Сэм резко поднимается со стула и выходит из кабинета, ничего не говоря. Понятно, мои спасительные семь минут закончились, у него что, будильник? Он забыл отчет, как не предусмотрительно с его стороны. Там должно быть досье. Я взял папку в руки и начал быстро пролистывать то, что написал я, и в конце наткнулся на карточку с его личной информацией, фотографии, перенесенные болезни, даты рождения, поступления в школу, институт… по сути, теперь человек живет только в этой желтой папке. Вот так. Никакого наследия после себя, только лишь информация, хотя в наше время за информацию убивают. Если бы это относилось к данному случаю, то его попросту заказали бы, зачем кому то так издеваться, значит, этого парня точно убили не по этой причине. Может не стоит влезать? Показалось. Стоит, конечно. Так… Марк Сплиттер, 27 лет, родился… так, так, так..это не то. При жизни он был симпатичней, чем сейчас. Не женат. Родители в разводе. Жил в паре кварталов от меня. Должно же быть что – то интересное. Работал… кондуктором. Пустой случай. Ничего примечательного. Вот бы попасть на место его обнаружения. На спине множественные царапины, будто его волокли по каменистой поверхности, не асфальт, не дерево, возможно заброшенное здание, где обсыпалась вся штукатурка, нечто такого происхождения, думаю.

Только я собирался закурить, как в мой кабинет ворвался Сэм и сказал, что номер два поступил.

– Николас, можешь быстрее?

– Не могу, я переел пончиков.

– Ты хоть представляешь, как это серьезно? А если сейчас ты обнаружишь то, что поможет выйти на след комара? Ты можешь спасти чью – то жизнь.

Договорив это, он пулей вылетел обратно.

– Ты куда собрался?

– Мы с Лили идем на мюзикл.

Как только я вышел в коридор и направился в свой кабинет, увидел его одетым, махающим мне рукой из лифта.

– Мне хоть заплатят?

Крикнул я ему вдогонку, но двери лифта закрылись раньше, чем он смог меня услышать. Ну что ж посмотрим.

Как только я зашел в кабинет мне в глаза ударил ярко белый холодный свет. Мои глаза не сразу привыкли, и пару секунд я щурился, оставаясь беззащитным. Глаза могли подвести меня, но только не мой нос, который сразу же почувствовал запах новоиспеченного трупа. Натянув с трудом на свои длинные пальцы одноразовые перчатки, маску и передник я снова вспомнил довольное лицо Сэма, машущего мне из лифта. Он был так неподдельно рад. Да рад, что идет домой, а не за то, что я каким – то волшебным образом укажу на убийцу. Перед тем, как оглянуться и увидеть труп я решил собраться с мыслями и настроиться. Уверен, картина, что сейчас предстанет перед моим лицом, будет ужасающей. Возможно, отрубленная голова будет истекать кровью прямо на пол или я увижу следы пыток, что использовали в средневековье. Как то Макс поведал мне о них, начитавшись ужастиков. Вообще он очень впечатлительный. Это иногда выводит из себя. И честно признаться, после его лекции в моей голове ничего не поменялось. Им нужна была информация, и они делали все, чтобы ее получить… своими способами. В этом ничего нет ужасного. Каждый работает в меру своих возможностей. Так же как и я.

Откровенно говоря, этот испепеляющий свет после часа работы начал меня доставать. Руки делали осмотр уже на интуитивном уровне и это меня спасало. Хорошо, что Сэм рассказал мне про убийства, иначе заметив сходство «симптомов» (а их не заметить я не мог, ибо органы в очередной раз перемещены со своих родных мест) я бы устроил ему очную ставку, зажав в лифте, не исключено применение тех же приемчиков, что были в лекции Макса.

Мы с Сэмом познакомились еще в школе. Я, Макс, Рич и Джон постоянно задирали его. Его гребнем торчащие волосы не давали мне покоя! Насколько я помню, я шутил только над ним. Наши мамы ходили в один и тот же магазин по субботам, и после того как моя мать возвращалась я получал люлей, потому что Сэм вновь плакал из – за меня. Очень часто он врал на меня, а сам ныл из – за двойки, и чтоб хоть как то оправдаться перед своей матерью сваливал все на меня. Но это то, что касается начальной школы. В средней школе мы классом ездили в лагерь, и мы его так достали, что как то утром к нам в столовую спустился лысый Сэм. Абсолютно лысый! У него интересная форма черепа. Я помню, вся очередь обернулась на него, ложки перестали стучать и рты замолкли. А он шел мимо нас всех в наушниках, будто ничего не произошло. Тогда он думал, что обыграл нас всех, так сказать поставил на место, но после полного бритья, его волосы стали еще жестче. Естественно, поводов для смеха появилось больше. Но как оказалось потом, нас с ним интересовали одна и та же вещь – медицина. Так мы оказались в одном институте и на одном факультете. Подавая документы в институт, мы были врагами, но заканчивали его в статусе «Друзей». С тех пор прошло немало времени, и Сэм научился пользоваться гелем для укладки волос. Возможно, мои издевательства сделали из него перфекциониста. Теперь, даже если захочешь к нему придраться – не сможешь, потому что не к чему. Обычно, когда мы что – то делаем или говорим человеку, мы забываем подумать какой эффект это на него произведет (кроме комплиментов и всякой мелкой лживой лести). Мы ведь просто выражаем свою точку зрения, свои мысли, в этом нет ничего страшного. И порой, даже не подозреваем, какой именно комплекс подсыпаем в чай собеседнику. Особенно в детстве, когда человек слишком восприимчив к окружающей среде, когда хочется быть в нескольких местах одновременно и все тебя так сильно волнует, интересует. Такой возраст называют «Возраст почемучки» – лет 7—9. Самое время для ерунды, выражающейся в оскорблениях, которые кажутся смешными, обидных слов «жирный», «глупый» и т. д. Казалось бы, слова, сказанные в этом возрасте, не могут восприниматься всерьез, но, тем не менее – их сказал ребенок – ребенку, поэтому не стоит даже надеяться, что бедняга пропустит их мимо ушей. Этого будет достаточно для первого уровня развития комплекса, который испортит всю его жизнь, что я и вижу перед собой 5 дней в неделю. Повзрослев, Сэми и сам осознал проблему густоты волос, приняв это в себе, он нашел единственно верное решение проблемы, подойдя к ней серьезно и рационально. И теперь посмотрите на этого самоуверенного парня. Может, преодолев свою неуверенность, которую приобрел благодаря мне, он и стал таким. Статным, подкаченным, с уложенными волосами женатым мужчиной. И все же его комплекс всегда с ним, он тенью ходит за ним, глубоко засев в его голове. Каждое утро он, просыпаясь, смотрит на него в зеркало и по инерции протягивает руку к гелю для волос… Если посудить, своим отличным видом он обязан мне, но как то уж это грязно звучит. Иногда, я, правда, жалел о том, что задирал его, вспомнив какие слова говорил ему в след, когда тот бежал по школьному коридору, закрыв лицо руками, но каким бы он был, если бы мы не смеялись над ним? Мужчиной средних лет, с пивным животом, однодневной щетиной, не выспавшимся лицом, в вытянувшейся рубашке, сплошное разочарование. Реальная версия Сэма, мне нравится куда больше. Да и если бы мы каждый раз, перед тем как сказать человеку что – то думали над его чувствами, то принять обед молчания было бы куда легче, чем пытаться понять мысли абсолютно каждого, с кем мы общаемся.