Кукольник - Генри Олди

Мамбе не нравились люди без паспортов.

— В крепости? Очень интересно. — На унилингве таможенник говорил прекрасно, без малейшего акцента, в отличие от бойкого, но косноязычного Степашки. — И где же ваш… э-э… крепостник? Хозяин? Или его доверенное лицо? В бега податься решили?

— Да ни боже ж мой, ваше высокоблагородие! — всплеснул руками Степашка, честный, как святой под присягой. — Пан директор с нами летит, у него, значит, и доверенность, и паспорт, и все бумаги…

Таможенник позволил себе скептическую ухмылку.

— Вы прилетели, а директор, значит, летит? Кстати, директор чего?

Уловив не слова, а интонацию, к офицеру живо подтянулась пара рубежников с шевронами сержантов, синхронно сплюнув бетельную жвачку в утилизатор. Их пояса оттягивали кобуры, из которых грозно торчали рукояти мультирежимных разрядников «Тарантул»… Рядом болтались браслеты силовых наручников.

Возможно, в другое время и в другом месте эта парочка в алых форменных шортах выглядела бы комично, но только не в данном случае. Рубежник или полицейский при исполнении редко располагает к веселью. Особенно если ты — объект его профессионального интереса.

— Здесь я! Прошу прощения, задержался! Багаж получал…

Лючано грубо растолкал очередь и предстал перед таможенником, торопясь извлечь необходимые документы.

— Кто вы такой?

— Лючано Борготта, полноправный гражданин. Директор «Вертепа», художественного театра контактной имперсонации графа Мальцова.

— Паспорт? Доверенность?

— Извольте.

— Надзорное обязательство?

— Вот.

— Приложите ладонь к идентификатору.

Лючано приложил.

Толстогубое лицо таможенника ничего не выражало. Лишь слегка раздувались ноздри широкого приплюснутого носа, украшенные должностной татуировкой. Вудун словно к чему-то принюхивался. На табло портативного идентификатора он не смотрел: информация в расширенном объеме подавалась на биолинзы-симбионты офицера. Разглядеть их не представлялось возможным, но Тарталья был наслышан о таможенных профессиональных аксессуарах.

«Пусть он не дочитает до отметки про судимость, — молился про себя Лючано. — А если дочитает, пусть не сочтет препятствием для въезда на Китту! Визу дали без проблем, теперь главное, чтоб этот не уперся…»

Спустя минуту лицо офицера ожило. Он приветливо улыбнулся:

— Все в порядке, баас Борготта. Благодарю за сотрудничество. Итак, сколько… м-м… крепостных в вашем театре?

— Одиннадцать человек. Список есть в доверенности и в надзорном обязательстве. Доверенность генеральная, на пять лет. Прошу обратить внимание.

— Вижу. Поставьте багаж на транспортер. Вы не возражаете, если моя мамба его проверит, пока мы с вами уладим все формальности?

— Не возражаю.

Теперь офицер обращался только к Лючано. Остальные перестали для него существовать. Крепостные. Почти рабы. Почти вещи.

— Перед досмотром не желаете сделать заявление? Наркотики? Радиоактивные материалы? Взрывчатые вещества? Опасные амулеты?

— Нет.

— Яды? Аккумуляторы емкостью выше 5-го класса?

— Нет.

— Оружие мощностью выше 2-го гражданского значения?

— Церебральный парализатор «Хлыст». 1-е гражданское значение, разрешения не требуется. Больше ничего.

— Покажите, пожалуйста.

Тарталья открыл саквояж и продемонстрировал таможеннику маленький парализатор установленного образца. Ортопедическая рукоятка из черного пластика, короткий титановый ствол, хромированный спусковой крючок; под прозрачной накладкой — гематрическая печать разрешенной мощности.

Вудун кивнул, сверкнув серьгой в правом ухе.

— Закрывайте. Итак, баас Борготта, вы — директор театра. Актеров вижу. А где ваш реквизит?

Когда и каким образом таможенник отдал приказ мамбе, Лючано не заметил. Просто смертоносная змея длиной в полтора человеческих роста вдруг пришла в движение. Она плавно стекла с поясного крюка на транспортер и с тихим шелестом заструилась меж сумок, чемоданов и рюкзаков труппы, то и дело высовывая раздвоенный язычок и тычась им в сваленные грудой вещи. Зрелище завораживало. Тарталья с заметным усилием оторвал взгляд от мамбы, выпустив ее из поля зрения.

— А мы и есть — реквизит, — пожал плечами он. — Повторяю, у нас театр контактной имперсонации. Кукольники мы. На профессиональном жаргоне — невропасты. Никогда не слышали?

— Кажется, что-то краем уха… — неуверенно протянул офицер. — Можете пояснить вкратце?

Похоже, ему очень хотелось спросить: «Где же тогда ваши куклы?» — но он боялся выставить себя полным идиотом.

— Если вкратце, то невропасты нашего профиля на сцену не выходят. Они всего лишь помогают заказчикам осуществить их прихоть. Вступают в контакт с клиентом и оказывают необходимое содействие. Суфлер, балетмейстер, режиссер и психоаналитик в одном лице, если совсем грубо.

— О! — На иссиня-черном лице таможенника возникло понимание. — Нечто вроде одержимости Лоа?

— Вы нас переоцениваете, офицер. Скажу честно: мы всего лишь развлекаем почтенную публику. Наше скромное искусство не идет ни в какое сравнение с талантом вашей расы…

Капелька лести на таможне еще никому не вредила. Главное, соблюсти меру.

— Вот, не желаете бесплатный буклет? Там написано более подробно. Есть короткие эпизоды из постановок, разрешенные клиентами для распространения…

— Спасибо, — офицер принял буклет. — Ознакомлюсь на досуге. Желаю удачных гастролей.

Мамба вернулась на поясной крюк. Сержанты, видя, что их вмешательство не требуется, потеряли интерес к происходящему, отошли в сторонку и вновь принялись меланхолично жевать бетель. Однако Лючано по опыту знал: при малейшем намеке на проблему сержанты очнутся и ревностно приступят к исполнению служебных обязанностей.

— Ваши документы, баас Борготта. Добро пожаловать на Китту.

— Благодарю.

Лючано на всякий случай удостоверился, что при активации паспорта над ним немедленно всплывает шарик визы (на Китте шарик напоминал бусину из аксарской бирюзы), а в справках труппы стоят обычные голографические печати, — и лишь тогда двинулся к выходу.

Слегка чесалось левое запястье: браслет-татуировка давал знать, что перешел на местное время. Тарталья мельком взглянул на часы. Сейчас на сгибе кисти, как всегда по прибытии на очередную планету, «накалывался» второй циферблат с киттянской градуировкой. Сутки на Китте были длиннее стандартных, и вудуны избрали самый простой способ их деления: разбили на двадцать четыре часа. Только каждый час состоял не из шестидесяти, а из семидесяти пяти минут.

Коэффициент перевода — 1,25.

Адаптировать организм будет несложно: в первый раз, что ли? Труднее всего ему пришлось на Тишри, одной из планет гематров, где Лючано гастролировал вместе с «Filando» под руководством маэстро Карла. У «ходячих компьютеров» оказалось целых семь систем счисления, в том числе десятичная и двоичная — в разбивке суток. После этого семьдесят пять минут в часе на Китте — детская забава.

В конце пустого коридора их ждал лифт. Обычный механический лифт с компенсаторами инерции, чему Лючано про себя порадовался. Он не любил квазиживых подъемников, силовых коконов, открытых антигравов и тому подобной экзотики.

Просторная кабина вместила всю труппу с ее скудным багажом.

— Идем на стоянку общественного транспорта, — распорядился Лючано.

Четыре треугольных «лепестка» плавно скользнули навстречу друг другу, образовав монолитную стену, — и раскрылись опять. Движения никто не ощутил, как и должно быть при исправно работающих компенсаторах. Снаружи рухнул ослепительно голубой свет. Лючано поморщился, извлекая из саквояжа поляризационные очки.

Мельком он позавидовал таможенникам, чьи биолинзы сами подстраивались под спектр и освещенность.

— Сюда, бвана! Сюда!

Со стоянки им махал рукой пигмей-извозчик. Всю его одежду составляли пояс из радужных пушистых перьев, скромно прикрывавших чресла, и ожерелье из раковин. Перья и раковины были натуральными — вудуны не жаловали синтетику. Кроме аэромоба антикварной конструкции с плетенными из тростника сиденьями, никакого иного транспорта на стоянке не наблюдалось.

«Небось цену заломит», — нахмурился Лючано, готовясь к торгу.

— Не сомневайтесь, прокачу с ветерком! Куда едут уважаемые бвана?

— В город. 7-я кольцевая, Синий крааль, отель «Макумба».

Извозчик задумался, изображая бешеную работу мысли. Из его пернатого пояса, выбрался мохнатый паук, резво пробежал по животу пигмея, по груди, украшенной орнаментальными шрамами, — и исчез в роскошной копне волос, скрученных в бесчисленные плотные спиральки.

Прическа извозчика смахивала на груду лакированных пружинок.