Записать Ангела - Пол Макоули

Господин Нараян понял, чего Дрин пугается. Ангел была варваром, перемещенным на пять миллионов лет. У нее нет ни малейшего понятия о тщательном балансе, с которым должно жить с невинными, непавшими людьми, если их культуры должны выжить. Однако она была вполне человеком, свободным выбирать, а эта свобода неприкосновенна. Неудивительно, что Дрин так хочет, чтобы корабль забрал ее.

И все-таки бурная радость Ангела была так заразительна, что господин Нараян вскоре обнаружил, что улыбается вместе с нею на роскошное изобилие игрушек, рассыпанных вокруг нее. Никто не дарит, если не рад даровать, и никто из дарующих не беден. Единственный бедняк в Сенше — это одетый в небо нищий, который добровольно отверг материальный мир.

Поэтому господин Нараян сел, и выпил с ней чаю, и съел с десяток восхитительных медовых оладий, одну за другой, и выслушал еще несколько ее диких историй о путешествии по реке, сознавая, как мало она понимает в администрировании Притока. Например, она была убеждена, что Сотворенные обладают какой-то запретной технологией, и не понимала, почему здесь нет никакого правительства. Является ли Дрин абсолютным монархом? Тогда по какому праву?

— Дрин всего лишь Уполномоченный. Любая власть, которой он обладает, передана ему гражданами, да и демонстрируется только в святые дни. Он наслаждается парадами, ну, вы понимаете. Предполагаю, что магистраты обладают авторитетом, с помощью коего могут служить арбитрами в спорах соседей и принимать решения о наказаниях — сеншиане страшные спорщики, и иногда ссоры приводят к несчастным случаям.

— К убийствам, вы имеете в виду? Тогда, наверное, они не столь невинны, как вы утверждаете. — Ангел протянула руку. — А они? Чьим авторитетом действуют эти маленькие шпионы?

Между ее большим и указательным пальцем была зажата бронзовая машинка. Ее сенсорный пучок дергался вперед-назад, пока она пыталась высвободиться.

— Что ж, это часть системы поддержки Притока.

— Дрин может их использовать? Расскажите мне все, что вы знаете. Это может оказаться важным.

Она тщательно расспрашивала господина Нараяна, и он обнаружил, что рассказал ей больше, чем хотел. Но несмотря на все, что он ей рассказал, она ничего не говорила в ответ ни о своем путешествии, ни о том, почему она сбежала с корабля, и как. В последующие дни господин Нараян несколько раз спрашивал ее об этом, вежливо или хитростью. Он даже посетил храм и запросил информацию о ее путешествии, но все следы его потерялись в обширном просеивании истории, а когда он надавил, библиотекарь, откликнувшийся на просьбу иеродула, прервал контакт с почти раздражительной резкостью.

Господин Нараян не был удивлен, что тот ничего не смог сказать. Кроме всего прочего, это путешествие должно было начаться по меньшей мере пять миллионов лет назад, ибо корабль прошел весь путь до ближайшей галактики и обратно.

Он узнал, что корабль пробовал продать свои находки после приземления, словно купец, желающий продать свои товары. Наверное, Ангел хочет нажиться на том, что знает; наверное, поэтому корабль хочет ее вернуть, хотя на Притоке нет никакого агентства, которое могло бы заключить подобную сделку. Знание обходиться лишь в цену запроса, которые библиотекари получают от секулярного мира.

Тем временем, группа граждан собралась вокруг Ангела, словно ученики вокруг одного из тех благословенных, которые, прикоснувшись к тому или иному фрагменту Хранителей, бродят по длинным берегам Притока. Ученики шли за нею туда, куда шла она. Все они были молодыми, что господину Нараяну казалось слегка зловещим, ибо сыновья ее благодетелей попали под ее чары. Он знал нескольких, но никто с ним не заговаривал, хотя всегда по меньшей мере двое-трое из них сопровождали Ангела. Они носили на голове белые повязки, на которых Ангел написала лозунг архаическими письменами, более древними, чем у любой расы Сотворенных, и она отказалась объяснить, что они значат.

Жена господина Нараяна думала, что он тоже попадает под воздействие каких-то чар. Ей не нравилась сама идея Ангела; она объявила, что Ангел, должно быть, какой-то дух и поэтому опасна. Наверное, она была права. Она была мудрой и волевой женщиной, и господин Нараян привык доверять ее советам.

Господин Нараян определенно верил, что сможет уловить изменения в ровной песне города, когда ходил по своим делам. Он выслушивал старика, умирающего от систематических нарушений внутренних органов, которые возникали у большинства граждан в середине их четвертого столетия жизни. Человек был из немногих, что покидали город — он путешествовал вверх по реке вплоть до города, расположенного в скалах, выходящих на реку, в туннеле, где жила раса амфибий. Рассказ о его истории занял весь день в жаркой до духоты комнате, заглушенной пыльными коврами и освещаемой лишь лампой с кроваво-красным абажуром. Под конец старик начал всхлипывать, говоря, что теперь понял, что путешествовал совсем недалеко, и господин Нараян никак не мог успокоить его. На следующий день родилось двое детей — событие столь редкое, что его праздновал весь город, завесив улицы гирляндами ароматных цветов апельсина. Но в самом празднике чувствовалось напряжение, которого господин Нараян никогда прежде не ощущал, и казалось, что всюду среди пирующих находятся последователи Ангела.

Дрин тоже почуял перемену.

— Были инциденты, — сказал он — прямое признание, которого он никогда не делал господину Нараяну. — Ничего серьезного. Стену храма испещрили лозунгами, который женщина заставляет носить своих последователей. Рынок разгромлен молодыми людьми, пробежавшими по нему, опрокидывая прилавки. Я попросил магистратов не ставить в пример их участников — это может создать мучеников. Пусть люди сами их судят, если хотят. И она выступает с речами. Вы хотите послушать?

— Это необходимо?

Дрин беззаботным жестом уронил свой бокал — машина поймала его и унесла, прежде чем он разбился о плиты. Они стояли на балконе плавучего жилища Дрина, выходящего на Великую реку, текущую к дальней стороне мира. На горизонте виднелась длинная белая двойная черта, отмечавшая речной водопад: внизу стремнины, вечные тучи сверху. Был полдень, и белый, залитый солнцем город был сонным и спокойным.

Дрин сказал:

— Вы так много слушали ее разговоры, что, мне кажется, устали от них. В общем, в них нет ничего, кроме туманной чепухи о судьбе, о возможности встать над обстоятельствами и улучшить самого себя, как если бы поднять себя в воздух, уцепившись за собственные пятки.

Дрин отмел все это, прищелкнув пальцами. Его собственные пятки, как всегда, были голыми, а длинные выступающие большие пальцы охватывали перила, на которых он примостился на корточках. Он сказал:

— Вероятно, она хочет править городом — если это ей нравится, то почему бы и нет? По крайней мере, пока здесь не появится корабль. Я не стану ее останавливать, если это то, что она хочет, и если она это сможет сделать. Вы знаете, где она сейчас?

— Я был занят. — Тем не менее, господин Нараян ощущал нетерпеливое любопытство: да, его жена оказалась права.

— Я прослушал историю, которую вы записали. В то время, знаете, я думал, что этот человек, когда вернется, может принести в город войну. — Дрин засмеялся высоким лошадиным смехом-ржанием. — Женщина там, на краю мира. Вчера она взяла лодку.

— Я уверен, она вернется, — сказал господин Нараян. — Все это уже было.

— Я полагаюсь на ваше знание. У нее будет интересная история, господин Нараян? Хотите еще питья? Оставайтесь и наслаждайтесь.

Дрин вытянул руки и ввинтился в ветви пламенного дерева, что склонялось к балкону, исчезнув в вихре красных листьев и предоставив господин Нараян самому искать машину, способную доставить его домой.

Господин Нараян подумал, что Дрин не прав, отмахиваясь от того, что делает Ангел, хотя понятно, почему Дрин выражает такое громадное безразличие. Это все находится за пределами опыта Дрина, вот и все: Ангел находится за пределами опыта любого на Притоке. Войны Перемен, что вспыхивают здесь и там вдоль обширной долины Притока, не идеологические, но эсхатологические. Они — результат социологических стрессов, которые возникают, когда радикальные сдвиги в экспрессии пучков природных или привитых генов вызывают у некоторых видов Сотворенных необходимость катастрофического переопределения восприятия мира. Но то, что делает Ангел, датируется временем задолго до того, как Хранители воспитали Сотворенных и завершили человеческую историю. Сам господин Нараян начал понимать это тогда, когда Ангел рассказала, что именно она делала на краю мира.

А позднее, в ту ужасную ночь, когда появился корабль и все машины в городе умерли, когда непогашенные пожары заревели пламенем в дальних кварталах города и тысячи горожан бежали в окрестные сады, господин Нараян понял, что он на так уж много понимает, как ему казалось. Ангел проповедовала совсем не пустую революцию.