Эд и Шут знает кто - Эдуард Вячеславович Поздышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После увещаний наступали мгновенья восторга. Я будто снова становился младенцем и видел её молодой и беззаботной. И внимая её неподдельной радости, и сам истинно радовался. И эти мгновения были для нас вечностью и спокойствием.
* * *
А потом я вернулся.
Глава пятая
В себя я приходил постепенно. То видел его, то вновь засыпал, чтобы вновь увидеть её, но, кажется, больше не умирал. И опять видел его: как он сидел и дремал на своём стуле, как отпаивал меня своим кофе. И успел разглядеть, что я уже у себя в комнате, на кровати и, вроде бы, всё – как всегда.
Когда погас свет, почувствовал, что снова наступила ночь. Вдруг услышал выстрелы, кто-то снаружи налетел на дверь и сполз вниз. Затем – вой сирены, крики и новые выстрелы. Но мне не было страшно, потому что я чувствовал присутствие соседа, и лишь с любопытством прислушивался, пытаясь понять, что происходило за дверью. Почти до утра был слышен чей-то топот и раздавались громкие голоса. Что-то шуршало, что-то волокли по полу. И я снова забылся. Но утром, как обычно, зажёгся свет, и я обратил внимание на то, что в моей комнате оказались кресло деда и его кофемашина. Старик же всё сидел на стуле и дремал.
– Почему ты не увёл меня отсюда? – спросил я. – Нас могли застукать. И чего доброго – стукнули бы чем-нибудь.
– Ты прав, – ответил старик. – Мог один. Но не успел. А ментам было не до нас, потому что у них висяк.
– Откуда ты?.. А, ясно, – знаешь, типа.
– Да нет. Просто подслушал.
– Хм, – подивился я. – Менты, висяк – ты и слов-то таких знать не должен. Да и негоже произносить такие слова… святителям.
– Ты это о чём сейчас? – проморгался, наконец, сосед.
– Да о ментах, о ментах, успокойся. И о висяках, конечно. О чём же ещё?
Дед, вроде, успокоился и притих.
– Так слышь, дед, – начал я докапываться. – Откуда ты всё-таки слова эти знаешь? По фене, что ли, ботаешь?
– А слово «бомж» разве не грубо звучит? – неожиданно спросил он.
– Ну, согласен… А при чём тут?.. И чё ты привязался ко мне с этим словом?!
Старик помолчал, а потом решил высказаться:
– Там, за дверью, один сначала шмальнул, потом крикнул: менты, менты! И убежал. Вскоре прибежали эти… Ну, менты, наверное. Потом ещё понаехало. Переговаривались, значит, между собой. Про висяк этот… Так что таким опытным бомжам, как мы с тобой, не трудно догадаться, что было дальше… Два плюс два сложить.
– Да, дед… А про «шмальнул» тебе, значит, висяк нашептал перед тем, как коньки отбросить?
– Не, в книжке одной вычитал. Про ментов.
– Ишь ты! В книжке, говоришь? И не из той ли книжки ты мне всё это впариваешь? Про ментов, которым, типа, не до нас? Где ты таких ментов видывал, чтобы из-под носа подозреваемых упускали? Вот они, пожалуйста – на блюдечке с голубой каёмочкой, готовенькие, бери и дело стряпай. И они, типа, внимания не обратили! И место преступления по миллиметрику не обшарили – по части улик, там, или свидетелей!..
Я чуть не задохнулся от возмущения.
– Это – смотря какое дело. Дело, значит, такое, – заключил старик.
– Дело такое?! Да откуда ты знаешь про их дела?!
– Знаю.
* * *
– Не, это, конечно, аргумент… Эти твои «знаю», – сказал я, хлебнув свежеприготовленный кофе. – Особенно учитывая то, что недавно произошло.
– Что произошло? – не понял старик.
Я молча допил кофе и, поразмыслив, выдал сходу:
– Ты… Ну… Вы… Вы что, правда – святитель?
– Чё?
– Да ничё. Проехали.
Внутри у меня всё дрожало – то ли от кофе, то ли так, по непонятной причине. Мне было неловко самому заводить эту тему. И я был виноват, что нарушил данное ему обещание. А там, возможно, тайна какая. Или и впрямь – чудо. Не моего, может, ума и дело. Но без его помощи мне явно не под силу было в этом разобраться.
– Не хочешь, ну и не говори, – пробурчал я и отвернулся к батарее.
А он вообще – взял и ушёл. Вернулся, правда, вскоре, но ко мне не зашёл. Повозился за дверью. Потом пропал на весь день.
* * *
А я весь тот день провалялся. Накатила злость. И всё мысли гонял по одному и тому же кругу: «Вот они, значит, какие пустынники в стиле модерн! Молятся себе втихаря в запредельных чертогах. И ангелы у них, вишь, теперь за вышибал. А у меня, типа, жизнь пропащая. Жизнь, видите ли, у меня не такая! И что? Обкурили чем-то вкусненьким! Дали понюхать и отфутболили к мамочке. Даже Царства Небесного не показали. И чем они лучше тех бандюков, что квартиру мою оттяпали? Стакан налили, димедрола подсыпали, подпись выцыганили и выперли вон, во тьму внешнюю. Хоть бы на посошок что оставили! А я-то, дурень, повёлся на сладенькое! И под чем подписался, и сам не помню – как за базар-то теперь отвечать? Ведь не какие-то там лопухи суеверные. Разве их уболтаешь? Сами кого угодно обкумарят. Думай вот теперь, как талант умножить… Да и где он зарыт-то, кабы знать? А не умножишь – айда в вечную долговую яму! Всё чётко, как в аптеке!»
Мысль об аптеке всколыхнула что-то в памяти. Заёрзало, занялось, заныло. Чем-то приторно-сладковатым, терпким и унылым. Впрочем, мысль пока что казалась слаще, чем то, о чём вспомнилось. Однако не успев ей вдоволь насладиться, я снова с содроганием вспомнил о маме: «Что я ей там наобещал? И как это осуществить? Святителю, отче, куда ж ты запропастился?!»
* * *
Но вечером я уже с остервенением сошвырнул со стола ночник и решил рано утром убраться из этих мутных чертогов.
Глава шестая
Короче, я припозднился, проснувшись лишь от того, что внезапно распахнулась дверь. В комнате горел мягкий свет, но поначалу я не придал этому значения. В дверной проём еле протиснулся дед чуть ли не с дюжиной каких-то пакетов. Пакеты приземлились на стол, и только тут я заметил, что мягкий свет излучала настольная французская лампа, точно такая же, как в моей бывшей квартире, не упустив, конечно, из внимания, на чём она стояла.
– Ты никогда не отдыхаешь, – буркнул я спросонья, припомнив бойкую фразу из старого комедийного фильма, которую герой Жерара Депардье отвешивал в адрес героя Пьера Ришара всякий раз,
