Дочь Атланта - Григорий Филановский

«Когда бы все так чувствовали силу Гармонии!..»

С первой же почтой я послал своему шефу Василию Николаевичу безумную телеграмму; с первым же самолетом, поездом, автосанями он самолично явился на Соленый, все осмотрел, облазил, выведал, выудил, жестко прошелся по моим писаниям, семь раз отмерил, один раз отрезал и пустил материал в АПН. Никогда не забуду, как он похаживал по острову, принюхивался ко всему и приговаривал, как суеверная старушка: «Нечисто здесь, что-то здесь нечисто». Не в смысле «фальшиво», а как физик обмозговывая поведение странных частиц. Живо сошелся с Алексеем Александровичем. Они говорили о природе, как-то по-особому, как о женщине, которую любят оба, — грустновато, сдержанно, с тайным вопросом: что она?.. Мы не можем, нам невмоготу ждать от нее милостей, но взять их нельзя нахватом, силой, ее нужно настойчиво, по-мужски любить, самозабвенно и гордо служить милой, мечтать; и однажды, почти во сне, она покажется, трепетная, просветленная, горячая, покорная навек… Старики за чаркой исповедывались, а мы с Галей молча слушали, сладко грустя, верно, предчувствуя: волшебный колокол, которого мы коснулись, уже пошел звенеть на весь белый свет, и этот красный звон пробудит многое и повернет судьбы людские и, мимоходом, нашу…

Ни одна большая и малая газеты Союза, ни один научно-популярный журнал не прошел мимо «Созвездия талантов на острове Соленом», сообщение перекинулось за границу, пошло витать в новостях. Признаться, меня, очевидца, умиляло то, что иные ученые рассуждали об этом как-то весьма отвлеченно, как о проблеме жизни на Венере. Сразу же обнаружились скептики, которые доказывали, что происшедшее столь же маловероятно, сколь рождение шестерни (не см. словарь, ибо не из металла или капрона, а живая — комплекс из шести детей). То есть статистика: одна двойня на 85 родов, тройня — одна на 7000, четверня, пятерня соответственно, а уж шестерня или там семерня, скажем, — никогда. То же самое — и массовое появление талантливых людей в одной зоне. Почему все-таки «никогда». А потому — «не может быть».

Кто-то возразил единственно приемлемым при подобном упрямстве — шуткой: без случайной стаи высокоталантливых обезьян не было бы, может быть, человечества.

Биофизики приводили примеры изумительных групповых положительных (в смысле жизнеустойчивости) мутаций, правда у низших. Оппоненты ухватились за оговорку: способность мыслить математически — явление несоизмеримо высшего порядка, нежели размер глаз или окраска мушки. Если бы вместо «мыслить математически» стояло «сочинять стихи», аргумент, вероятно, потерял бы часть неотразимости. В некоторых школах проводились выборочные проверки одаренности по микрорайонам результаты озадачивали. Раздавались и трезвые голоса о том, что задатки еще ничего не значат, что «цыплят по осени считают». Хотя хорошо, когда в наличии подающие надежду цыплята.

Известный зарубежный деятель выступил со статьей, в которой приводил многочисленные примеры появления плеяды талантов в той или иной стране в определенные периоды. Статья была спокойной, объективной, но в ней, между прочим, сравнивалась Германия начала XIX века и гитлеровского периода, а также говорилось, что Россия искони страна обильная талантами, и то, что выявилось на Соленом, возможно, характерный эпизод расцвета нации. Против автора поднялась буря, его обвиняли во всех грехах, начиная от оскорбления германцев в целом и кончая небескорыстным потворством русской пропаганде. Словом, прецедент на острове стал фактом, достоянием истории, и черт его знает, как она собиралась с ним распорядиться…

А на острове дела шли своим чередом. Очередное заседание поселкового совета было непродолжительным, деловым и, конечно, единственным в истории человечества. На повестке дня стоял один вопрос: «О резком увеличении процента талантливых детей». Слушали — можно было и не слушать: все на острове отлично знали, что процент юных талантов дошел до ста и не собирался падать. Постановили: а) выстроить школу, оборудованную лабораториями физики, химии и биологии, оснащенную телескопом, музыкальными инструментами, библиотекой на сто тысяч книг и всем прочим, необходимым для развития возможных талантов; б) привлечь на работу высококвалифицированных учителей, обеспечив их жильем и всем прочим; в) соорудить гостиницу на 50 мест; г) просить облисполком срочно выделить для вышеупомянутой соответствующие средства.

Пункт «г» оказался самым роковым. Напрасно доказывали товарищу Индутному из области, что от реализации пункта «г» зависит будущее мира и счастье человечества. Индутный твердо заявил, что лично его это не касается, что нет графы, по которой в бюджете проходят таланты, и вообще… «И вообще» Индутного для тех, кто его знал, точнее, для тех, кто ему подчинялся, звучало подобно трубе апокалипсиса: конец, конец, разговоры излишни…. Забегая вперед, скажу, что и распоряжение секретаря обкома о выделении средств на культуру по острову Соленый Индутный пытался игнорировать, выдвигая оппозиционным доводом самого себя: на меня, мол, как на талант, лишних денег не тратили, а все-таки вырос, как видите, добрался до руководящей должности…

Поселком решил и начал строить на свой страх и риск все разом своими силами. Все будущие хоромы объединялись в одном двухэтажном здании, половину которого после завершения временно отдали под склад. Одну из комнат импровизированной гостиницы заняла приехавшая одинокая учительница, которая все двадцать лет своей деятельности на ниве просвещения мечтала о воспитании целого созвездия талантов разом. В другую комнату прибыл человек, который решил остаться на острове всерьез и надолго, который владел тремя языками (исключая русский), миллионом долларов и, которым, в свою очередь, владела неистовая идея. Вот она в авторизованном переводе:

«В наше время, на закате двадцатого века, быть весьма обеспеченным нужно так же, как быть здоровым, и вместе с тем пошло так же, как быть здоровым — и только или королем — и только. Король — это смешно. Королева — еще, может быть, достаточно для дамы, но мужчина должен царствовать по-настоящему. В своей лаборатории или на ринге, автором бестселлера или покорителем космоса, чародеем музыки или героем океана. Он бросает миру свое гениальное — чтобы мир покорился ему. Мир, а не холопы и лизоблюды, хлюпики и глупцы — большой мир!..

Пусть ему не суждено царствовать самому — он посадит на престол своего сына — плоть от плоти, дух от духа! Да, он, Эдвин Брум воплотится в Бруме-младшем, гениальном, ибо этот остров (он верит!) — беспроигрышный остров. Почему Всевышний избрал именно Соленый — это Его интимное дело, в которое лучше не вмешиваться, тем более что есть выход из данного международного положения. Эдвин Брум холост, молод, обеспечен и бесстрашен. Он согласен оформить брак с одной из местных незамужних поселянок с тем, чтобы она подарила ему сына или дочь — на первый случай. Желающая вступить с ним в брак может откликнуться немедленно, ибо время не ждет…»