Английский дневник - Андрей Андреевич Мовчан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если этих ответов недостаточно, боюсь придется дать еще один. Нам просто нравится Лондон – старомодный, трудный, безумный, эксцентричный и эклектичный и вместе с тем очень «свой». Мы его любим. Возможно, это – самый честный ответ (и в «русском» смысле вопроса тоже). Возможно, поэтому мы так легко в него выбрались: но как мы выбирались – тема следующей главы.
Глава 3
Переезд во время короны
Переезд в Англию во время коронавируса практически не отличается от переезда в старые добрые времена. Я не могу похвастаться ни закрытыми границами, ни кошмаром аэропорта, ни спецпроверками. В августе перелеты в Великобританию уже были открыты, и мы рутинно купили билеты на шестнадцатое число (их было много, бизнес-класс был неполон, в экономе, кажется, было занято не более половины мест).
Весной и в начале лета, когда мы уже точно знали, что до 1 сентября надо будет попасть в Лондон, мы не торопились договариваться с одной из старейших авиакомпаний мира, хотя билеты призывно продавались. Граница была закрыта, Аэрофлот продавал и отменял, в семье сумрачно обсуждались варианты побега (обычно я наливал себе скотча, а Ольга – коньяка), высказывались версии: зафрахтовать яхту в Питере и уйти через Балтийское море; ехать на машине через Белоруссию; перейти границу с Финляндией по лесу… Все обошлось.
У тех, кто торопился и покупал билеты, жизнь сложилась не так гладко. В начале августа Аэрофлот начал летать в Лондон, но не перестал отменять рейсы – расписание изменилось, и, пока мы радостно готовились к вылету, наши друзья получали эсэмэски об отмене билетов и загадочном предложении «получить ваучер».
Для нас перелет отличался от обычного лишь отсутствием онлайн-регистрации и необходимостью за 48 часов заполнить анкету на британском правительственном сайте (на пяти страницах мы подробно написали, где будем жить и давали клятву отсидеть карантин; вообще взаимодействие с британским правительством стоит отдельной главы. Если же коротко – это очень удобно и одновременно невероятно сложно). Аэропорт был полупустой, на табло: Анталия, Измир, Стамбул (по 5–7 рейсов) и грустный одинокий Лондон. Дьюти-фри и рестораны в Шереметьево работали как обычно (вирус? – не слышали); маски – по желанию (то есть кто-то в, кто-то – без). Официанты и продавцы вызывали странное ощущение гуманоидов, у которых нос и рот – для украшения, и их можно выставлять напоказ, а на подбородке расположено дыхательное отверстие, и вот его-то и надо прикрыть, дабы никого не заразить. Сотрудник Аэрофлота на посадке (маленький мужичонка с круглым лицом, в темно-синей «аэрофлотовской» форме) был вообще без маски. На мой вопрос: «А что случилось с вашей маской?» он досадливо ответил: «А, херня это все».
Забегая вперед, скажу, что маски, как мне кажется, становятся в новом мире чем-то вроде антишляпы. В Лондоне маску надевают, заходя в помещение, и снимают, выходя на улицу (кроме японцев и китайцев – те не снимают; но не все, конечно, и здесь есть люди без масок). При встрече ее приспускают, говорят: «Хай!» и натягивают снова. Простые люди носят простые маски – одноразовые, медицинские. Хипстеры носят дизайнерские с рисунком или надписями. Серьезные люди – черные из хорошей ткани, часто – с клапанами. Маски лежат на витринах самых серьезных дизайнерских брендов. Без нее в публичном помещении – неприлично. Предложить снять маску в помещении – выказать доверие. Со своими их не носят.
В самолете же маски прямо заменили шляпы. Полсалона были в масках, половина – нет. Даже те, кто сидел в масках и ожесточенно протирал поручни и спинки пахнущим самогоном спиртом, получив завтрак, поснимали маски, и только половина надела их после. Для стюардесс маска стала чем-то вроде предмета сексуальной одежды. Они ходили строго и элегантно в своих масках, кроме моментов, когда они говорили с пассажирами. После взлета одна из них как обычно подошла ко мне, присела у кресла, кокетливо сняла маску, придвинув лицо ко мне на расстояние русской социальной дистанции – сантиметров двадцать – и нежно спросила: «Как я могу к вам обращаться?», подарив мне запах духов и тепло дыхания. «Нежно», – хотел сказать я, но не решился. Узнав, что я буду на завтрак омлет и не хочу ничего спиртного, она улыбнулась, встала, аккуратно надела маску и пошла дальше.
Лондон встретил нас солнечной погодой (весь август погода была одна и та же – солнце, перемежаемое короткими дождями раза два в неделю и 20 градусов) и полупустым аэропортом. Пограничная служба в лице индуса в большой черной чалме не выразила интереса к тому, где мы будем проходить изоляцию (собственно, никакого интереса к нам не выказали и контрольные службы – никто не проверял, что мы отсидели дома две недели). Тем не менее изоляцию мы отсидели честно – я хотел с самого начала чтить законодательство в деталях (увы, не получилось, прокол случился на вывозе мусора).
Машину мы заказали заранее, получив рекомендацию типа «хорошие ребята, правда армяне». И то и другое оправдалось на 100 %. За три дня я позвонил Армену (а как же еще?): «Здравствуйте, я от Гагика, он сказал, что у вас можно заказать такси». «Э-э, здравствуйтэ, а какого Гагика, э?» – «Такого-то». – «Э-э, а-а, да, конэшно, можьно, э-э, ви когда прылэтаетэ?»
Армен приехал вовремя, но мы прилетели на 40 минут раньше (Хитроу по старинке закладывался на пяток кругов перед посадкой, но по причине малого количества самолетов мы вообще не кружили), и эти минуты мы, проскочив границу без очереди, рассматривали потоки закрытых масками лиц разных национальностей. Вдруг в поток ворвалось одно запыхавшееся круглое носатое лицо без признаков маски – ошибиться было невозможно.
«Слюшай, э-э, я взял большая машина утром чтобы ехать вас встрэчать, виехал на дорогу, проэхал пять миль только, и она сломалась, да! Я тагда пазванил брату и гаварю, Гурген, слюшай, тут клиент приезжаэт, очэнь срочно, знаешь, надо, я взял большая машина у них очень много вещей, да, э-э, виехал на дорогу, проэхал пять миль только, и она сломалась, виручай, брат, да, э-э. А Гурген мне говорит…» Подробный пересказ разговора с Гургеном, сопровождающийся множественными ненавязчивыми напоминаниями дистанции, которую проехала «большая машина» до поломки, закончился сообщением, что мы поедем на одной машине, а вещи на другой – их повезет Гурген, который «э-э, сказал, ну ладно, для таких клиентов, и ти жэ мой братишка, да, я конэшно поеду, прямо сэйчас виезжаю, да, ти мэня жди, да, я скоро буду».
Разумеется,
