Ворожея из Загорья (СИ) - Нуждина Ирина

Ворожея сжала руку, и бедный кусочек материи смяло. Ветер тут же расправил его, но ткань закрутилась и вытянулась в тонкую линию. Щелчок пальцами, и мелкие лоскутки порскнули во все стороны. Выместив прилив раздражения, Любава вскочила и запрыгала по комнате, разминаясь.

Царица охнула и всплеснула руками, когда доченька предстала пред её всё ещё ясные очи. Высокие сапоги на толстой подошве, мягкие кожаные портки, такая же куртка, усиленная металлическими пластинами, тугая коса с вплетённым шипастым прясленем. Дитятко будто на битву нарядилось. Ещё хорошо, что перчатки не надела, вон торчат в одном из многочисленных карманов. Всплеснув руками, царица опустилась на лавку.

Через час препирательств и обидных замечаний Любава, хмурясь, уселась за стол. Роскошный сарафан смотрелся богато. Умело подчёркивал то, что должно быть подчёркнуто, и скрывал то, что нужно было скрыть. Хотя у молодой ворожеи кроме выражения лица прятать было нечего.

Завтрак прошёл в тёплой и тихой обстановке. Любава старалась сопеть не слишком громко, но обувка жала, сарафан стеснял движения, а предстоящее сватовство ввергало то в уныние, то в ярость. В общем, тихий такой завтрак получился, по-домашнему.

Тронный зал вместил всех богатых людей города, ещё пришли уважаемые люди и любопытная челядь. Царская семья заняла свои места, и церемонию объявили открытой. Любава чуть приободрилась, узнав, что женихов будет всего трое. Женское любопытство также сыграло свою роль, и девушка почувствовала лёгкую тягу к жизни. Немного тревожил давешний морок после мухоморовки, но сегодня присутствие суженого совершенно не ощущалось.

— Грударь, сын Зубана из Высокой Страны, — объявил тем временем глашатай и пригласил в зал жениха со свитой.

— " Ой ё…", — подумалось Любаве после первого взгляда на Грударя.

Выглядел жених слегка колоритно: высокий, сплошные мускулы, поломанные уши и нос, почему-то совершенно лысый череп и густая чёрная бородища. Он уставился на девушку так, будто раньше не предполагал, что кроме мужчин в мире есть ещё кто-то.

Сухонький старичок, семенивший рядом, погладил седую бороду и защебетал долгую хвалебную речь в честь царя, царицы и царства в общем. Особый акцент он делал на нерушимую дружбу и воинскую поддержку, клялся в верности и приверженности. Затем старичок перешёл к делу.

— Старший сын нашего достопочтимого князя Зубана когда-нибудь станет правителем Высокой Страны! А это значит, что союз наш укрепится ещё и кровными узами. Царевна Любава подарит Грударю детей, которые соединят и упрочат родство наших стран!

При этих словах жених оскалился и плотоядно взглянул на пребывавшую в меланхолии ворожею.

— С нашим княжичем Любава не будет знать нужды и печали. Все богатства мира лягут к её ногам, завоёванные нашими воинами под командованием могучего Грударя и, конечно, при помощи ваших воинов!

Грударь что-то пробурчал на ухо старичку, тот кивнул и вновь пригладил бороду.

— Как правильно заметил мой уважаемый внук, Любаве лишь нужно будет ждать его из походов, начатых в её честь. Все заботы и печали лягут на рабов, преданно служащих нам в родовом замке! Царевна будет надёжно защищена в его стенах!

Любава почувствовала, как внутри закипает холодная ярость. Она встала и подняла руку, заставив старичка умолкнуть и ошарашено вытаращиться на неё. Внучок рядом тоже таращился, сально разглядывая рыжеволосую красавицу.

— Ты хочешь сказать, что в замке мне отводится почётная роль роженицы княжеских детей и затворницы, ожидающей болтающегося по войнам и походам мужа?

Грударь радостоно закивал, а старик попятился, уловив гнев и издёвку в словах хрупкой девушки. В их стране женщины не разговаривали с мужчинами таким тоном. И ворожей там тоже не видали.

— Я согласна! — громко сказала Любава.

Краем глаза она заметила, как вскинулись родители, не ожидая такого от строптивицы. Грударь шагнул вперёд, растопыривая ручищи.

— Я согласна! Но в моей стране есть традиция: жених должен покорить возлюбленную, тронуть её сердце! Не будем устраивать долгих проверок и подвигов, я предлагаю помериться силами.

Зал выдохнул и загомонил. Свита княжича переглянулась, о чём-то оживлённо споря.

— Женщина не может сравниться с мужчиной, — проревел Грударь, вступая наконец в разговор. — Так заповедовали наши предки!

— Ну, если жених боится, — елейным голосом пропела ворожея, с удовольствием наблюдая за тем, как лицо Грударя наливается гневом.

Не слушая доводов семенящего за ним деда, он встал перед троном царя и кивнул. Тот вздохнул, взял жену за руку, поцеловал её и сник. Любава прошла мимо распалённого жениха и остановилась в центре зала. Грударь, набычившись, глядел на неё, не трогаясь с места.

Приглашающий взмах рукой, и ноги жениха заскользили по полу без его участия. Мышцы вздулись от усилия, подошвы зацарапали гладкую поверхность, но это не помогло. Оставивший попытки Грударь проскользил мимо ворожеи и влетел в свою свиту, раскидывая её в разные стороны.

Рёв сотряс воздух, жених бросился в бой. Любава легко уклонилась, скользнув в сторону, и чуть придержала гору мышц за мизинец. Грударь изменил направление, перегнал свои ноги и рухнул ничком, раздербанивая лицо. Зал охнул и загромыхал так, чтобы Любава поняла одобрение, а её отец услышал осуждение строптивой доченьки.

Поднявшийся жених был страшен. Лицо, залитое кровью, казалось освежёванным заживо, богатые одежды кое-где висели лохмотьями. Ручища сорвала рубаху, вытерла кровавые потёки и отшвырнула бесформенную тряпку в лицо ворожее. Бросившись следом, Грударь ослеп от вернувшейся и плотно примотавшейся к голове рубахе, врезался в стену и замер. Тело медленно развернулось, повинуясь движению руки Любавы, и понеслось к противоположной стене, а оттуда укатилось в угол.

— Сватовство окончено, — тихим от ярости голосом произнесла ворожея, но услышали её все за исключением потерявшего сознание Грударя.

Старичок приказал слугам поднять внука. Уходя, он повернулся и сказал, обращаясь к царю:

— Мне жаль, что здесь не поняли, какую мощь представляет собой Верхняя Страна. Как бы не пришло время, когда Любава будет молить на коленях о милости великого Грударя.

Сухонькое тело взвилось в воздух и захрипело. Ворожея взглядом остановила бросившихся к ней родителей и подошла к обмякшему старику, расширенными от ужаса глазами глядящему на девушку.

— Мысль напасть на мою страну будет последней для всех вас, — спокойно произнесла Любава. — И наступит время, когда некому будет вспомнить тебя и твоего внука.

Бережно опустив седого деда, ворожея повернулась к гостям.

— А не перекусить ли нам? — предложила она, и зал взорвался радостными возгласами.

***

Следующий претендент был встречен публикой более благосклонно. То ли пристойно выглядящая свита во главе с женихом повлияла, то ли обеденный перерыв помог. Вперёд выступила женщина, одетая в порточки и заморский пиджак, в руке богато сиял предмет, который она то и дело подносила к лицу, разглядывая сидящую перед ней царскую чету.

— Глазами слаба, — шепнул отец, в молодости попутешествовавший по миру.

Царица огорчённо покачала головой и украдкой глянула на грызущую сочное жёлтое яблоко дочь.

— Многоуважаемый ца`ь, не менее ца`ственная суп`уга и ца`евна Лю…Любава, — со странной интонацией заговорила женщина. — Позвольте уве`ить в полном нашем уважении и п`едставить вам п`етендента на `уку и се`дце! Член-ко`еспондент Великого Замо`анского Униве`ситета, политолог-аналитик и обоз`еватель ми`овых п`оцессов Антибахий Суво`ский!

Любава впилась зубами в яблоко, чтобы не расхохотаться в голос. Ни одно из известных ей магических заклинаний не годилось для успокоения такого рода, пришлось прикусить огрызок.

Женщина отошла в сторону, и вперёд шагнул невообразимо ярко одетый молодой человек. Короткие штаники синего колора открывали красные онучи, замысловато обёрнутые вокруг тоненьких лодыжек над маленькими сапожками в чёрно-белую клетку. Коралловая рубаха выглядывала из вязаной безрукавки, сияющей яркой белизной и изображавшей в уголке диковинного зверя на четырёх коротких лапах, с непомерно вытянутым рылом, полным острых зубов. Над воротником спереди виднелась пёстрая бабочка, мерцающая незнакомыми камушками. Губы, обрамлённые короткой тёмной бородкой, сияли белоснежной улыбкой, волосы укладывались в непостижимый кандибобер, а глаза прятались за приспособлением, похожим на то, что было в руках у женщины, но держалось оно на голове само.