Джинн третьего класса - Роберт Уильямс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эй, да где же вы? — закричал Алек.
— Тут я, тут. Эх, ч-ч-черт, не повезло! — произнес голос и икнул.
— Теперь все ясно. Вы пьяны.
— Увы мне, увы! Клянусь бородой пророка, я пьян! — Голос опять замолк, а потом перешел на неизвестный Алеку язык.
— Вы вовсе не раб лампы. Вы — раб банки, пивной банки! — воскликнул Алек и в восторге добавил: — Знаете что, вылезайте. Вам сразу полегчает. И голос у вас будет человеческий.
Раздался свист, хлопок, и голос опять икнул.
— Шукран язилан. Вассалам, эфенди.
— Каким еще ослам? — спросил Алек, включаясь в игру, но еще не зная ее правил.
После такого злосчастного дня — и это какое-никакое, а развлечение.
— Не ослам, эфенди, а тебе, эфенди. «Вассалам, эфенди» значит: «Привет тебе, учитель».
Пожалуйста, не зовите меня учителем, — попросил Алек. — С меня их и в школе достаточно. И потом, — сообразил он, — вы ведь уже знаете, как меня зовут. Продолжайте, пожалуйста, в том же духе, без церемоний.
— Разве я знаю, как тебя зовут? — удивился голос.
— Конечно. Когда я открыл банку, вы сразу сказали «Алек».
Голос захихикал:
— Да не «Алек» вовсе! Я сказал «Салам АЛЕЙКУМ». Мир тебе!
— Очень мило с вашей стороны, — ответил Алек. — Как раз мир мне сейчас просто позарез нужен.
— Да сгинут твои враги, да будет обилен твой урожай, да умножится число твоих верблюдов! Да живет твоя старшая жена в согласии с твоими младшими женами!
— Большое спасибо. Как ты сказал? Шукран язилан. Но только у меня другие заботы, — вздохнул Алек.
— Поведай мне о них, о повелитель, и они развеются, как пыль под ветром хамсин!
— Слушайте! — обрадовался Алек. — Вы-то мне и нужны. Только, пожалуйста, зовите меня не повелителем, а Алеком. Да, кстати, а вас как зовут? И как вас угораздило попасть в пивную банку?
Наступило молчание, потом раздался вздох:
— Если мой повелитель… Алек… готов мне внимать, я начну.
Алек сел на стол.
— Узнай же, о Алек, что зовут меня Абу Салем, джинн третьего класса, что служил я при дворах Багдада, Дамаска и Каира и что был я одним из рабов лампы…
— Но, Абу, — перебил его Алек, — я читал, что у лампы был только один раб.
— Да, так было во времена султана Аладдина. Но на этом история не кончается, ибо, когда Аладдин стал султаном и богатейшим из смертных, злой чародей решил ему отомстить. Силой волшебства сотворил он сотни маленьких ламп, и в каждой из них сидел джинн третьего класса. Эти лампы чародей раздал жителям города.
Люди бросили работать и с помощью ламп добывали себе золото, яства и одежды — кому что пожелается. Вскоре все царство подражало султану Аладдину. Золота стало так много, что никого оно больше не занимало: из него мастерили ведра и корыта. Аладдин прогневался и, думая, что весь свет смеется над ним, послал воинов отобрать у людей лампы и переплавить их.
Люди же пришли в ярость. Они сказали: «Переплавь и свою лампу вместе с нашими». Аладдину пришлось согласиться. И вот все лампы переплавили в огромный шар, спрятали его в дворцовой сокровищнице и забыли о нем.
Много лет спустя, когда все эти события были преданы забвению, а об Аладдине слагали детские сказки, случилась великая война. Из сокровищницы достали весь металл, наделали из него пушечных ядер и принялись палить с дворцовых стен. Одни ядра зарылись в землю, другие были погребены под развалинами дворца. На площади осталось лишь несколько ядер. Одним из них какой-то бедняк подпер свою дверь, и, насколько мне известно, джинн спит в этом ядре до сих пор. Счастливец! Другое ядро нашел кузнец. Он выковал из него кувшин. Каждый день по кувшину стучали, терли его, чистили, так что в конце концов джинн проснулся. Тот несчастный джинн был я, о Алек!
Алек заерзал на столе. Он не понимал, откуда говорит Абу, но на всякий случай обратился к банке:
— А сколько прошло времени?
— Это мне неведомо. Быть может, сотни и сотни лет. Потом обладателем кувшина стал бедняк вроде Аладдина. Денег у него не было, и он голодал. Когда я сказал ему, что выполню любое его желание, он попросил поесть. Я накормил его. И вот вскоре он, некогда бедный и голодный, стал богатым и жирным. А став богатым, он преисполнился тщеславия, а преисполнившись тщеславия, он пожелал сбросить вес.
— И вы ему помогли? — спросил Алек.
— Да, помог. Он стал легким, как перышко, но, увы, он не сказал мне, что хочет стать тоньше, а не легче. И вот он взмыл в небеса, как воздушный шар, и восточный ветер медленно понес его к горным вершинам. С тех пор его никто никогда не видел. Мне написано на роду, о Алек, давать моим хозяевам то, о чем они не просят. Да послужит это тебе предостережением!
— Ну, я-то дурака не сваляю! — ответил Алек. — А дальше что было?
— Кувшин, принесший в дом такое несчастье, вышвырнули за ворота. Я беззаботно спал на багдадской свалке несколько веков подряд. О, что это было за наслаждение! .. — Голос зевнул, и Алек испугался, как бы Абу снова не уснул.
Но не тут-то было.
— Меня нашел мусорщик и вместе с другой рухлядью продал кузнецу, который переплавил кувшин и наделал из него тарелок. На этот раз меня купил на базаре английский солдат: он хотел отполировать тарелку и послать ее домой, жене.
И вот я опять воспрянул ото сна и поступил к нему в услужение. Солдат сразу же потребовал, чтобы я сделал его полковником. Я повиновался. Тут он немедля разжаловал бывшего полковника в рядовые. Увидев, что творит солдат, я понял, что этот человек меня достоин.
Полковых офицеров он заставил тянуть солдатскую лямку. По ночам они стояли на часах, а днем варили обед или до блеска драили огромную медную пушку, стоявшую у ворот лагеря. Сержанты подавали рядовым в постель утренний чай, гладили за них брюки и чистили сапоги. Солдаты бездельничали целый месяц, но вскоре слухи о загадочных событиях в полку достигли Лондона. Оттуда явилась Высокопоставленная Особа, чтобы навести порядок… или беспорядок, если посмотреть на это дело глазами моего тогдашнего повелителя.
Солдат, однако, всех перехитрил. Он потер тарелку, вызвал меня и в один миг сделался генералом. Потом, к великой радости всех солдат, он приказал полку возвращаться в Англию. Но тут он перемудрил. Ему самому мог приказать вернуться домой только тот, кто старше его чином. Пришлось искать сообщника. Оставалось обратиться к бывшему полковнику, которого мой хозяин за бессердечие и грубость отправил в штрафную роту. Хозяин обещал отпустить его на волю и даже произвести в маршалы, если только он отдаст приказ и отправит моего хозяина домой. О человеческое недомыслие и злоба! Едва бывший полковник стал маршалом, как моего хозяина разжаловали в рядовые и отправили в штрафную роту, а там заставляли по ночам стоять на часах, стряпать на кухне обед и драить огромную медную пушку, что стояла у ворот лагеря. Насколько мне известно, и мой хозяин, и полковник так там и живут до сих пор.
— А что было дальше? — спросил Алек.
— Разве не говорил я о человеческом недомыслии и злобе?! Другой солдат увидел мою тарелку, она пришлась ему по душе, и он прихватил ее с собою, когда полк отправился в Англию. Он подарил тарелку жене, но жена решила что есть с такой тарелки вредно для желудка, и вот она выменяла тарелку у старьевщика на двух золотых рыбок, воздушный шарик для сына и пару чулок.
— Как же вы попали в банку? — спросил Алек.
— Не знаю. Не все ли равно? Мне известно одно: мой сладостный сон опять прерван, и теперь у меня новый хозяин, которому мне надлежит подчиняться согласно законам джиннов, джиннов третьего класса.
— Не принимайте этого близко к сердцу! — сказал Алек. — Мне такая ерунда и даром не нужна.
— Не говори гоп, о Алек! Я сделаю все, что ты пожелаешь. Каковы твои повеления?
— Прежде всего я хочу видеть того, с кем говорю.
— Увы, это желание неисполнимо! Я всего лишь джинн третьего класса и не могу появляться и исчезать по своей воле. Проси о чем-нибудь другом.
— Тогда, если можно, чего-нибудь вкусненького… Какого-нибудь, знаете ли, Сногсшибательного, Сверхпитательного, Усладительного Шербета…
— Шербета? — отозвался Абу. — Да разве это еда? Настоящая еда — это… — Алеку показалось, что он видит, как Абу поглаживает себя по животу. — НАСТОЯЩАЯ ЕДА! — Голос Абу перешел в рев.
— Тише, пожалуйста! — взмолился Алек. — А то сюда полгорода сбежится…
Абу засмеялся:
—Никто не слышит меня, о Алек, кроме тебя. Но еда! Ах, уж эта мне еда!..
— Ну, давайте же! — крикнул Алек.
— Еда!
В воздухе взвилась белоснежная скатерть и сама легла на пыльный стол. Абу замурлыкал:
— Назин тофа, яйца в винном соусе. Тойла шорбаси, райский суп. Ускумру пилакси, запеченная рыбка. Кирасили сулун, фазан, фаршированный ягодами, — приговаривал он, и на скатерти выстраивались блюда с кипящими, булькающими яствами…