Быть на-чеку! - Лев Зильвер

Он успешно совмещал свою «педагогическую» деятельность и тут и там. Вскоре, однако, старика арестовали.

…И искренне были удивлены работники завода, в первую очередь слушатели кружка, страдающие идиотской болезнью — беспечностью, узнав, что столь уважаемый ими «безобидный» старичок-преподаватель оказался опытным шпионом, заклятым врагом Советского государства.

Кукла

Дело происходило в одном из советских южных портов. Был выходной день, солнечный и жаркий. Толпы гуляющих высыпали на берег, на приморский сквер.

К пристани приближался пароход. Он вез иностранных туристов.

Пароход заходил в порт всего на час и шел дальше по своему маршруту, все ближе к сердцу страны.

На берегу было много народа, вертелись юркие мальчишки, предлагавшие почистить ботинки, а попутно могущие нырнуть в морскую глубину, если кто бросит туда серебряную монету, толкались неизменные фотографы с горою карточек и всевозможных южных фотографий.

Наверху в сквере, почти у самого берега, на узкой длинной скамейке расположились трое. Видимо, это была одна семья. Отец — высокий плотный мужчина, в форме гражданского флота, посасывал длинную, причудливой формы, трубку. Возле него сидела уже немолодая, хорошо одетая женщина, держа на руках большую нарядную куклу. Около скамейки что-то чертила на песке девочка лет десяти.

Невдалеке, облокотившись на барьер, стоял скромно одетый человек. Лениво покуривая, он разглядывал подходивший пароход.

Резко загудела сирена. Пароход остановился и закачался на волнах.

На палубе толпились пассажиры, раздавались смех, приветствия. Некоторые спешили по трапу на пристань.

Человек, стоявший на берегу, внезапно оживился. Он увидел ту, кого искал. На берег сошла высокая полная иностранка, рядом с ней шла девочка. В руках у женщины была кукла.

Человек улыбнулся. Искоса взглянув на соседнюю скамейку, он заметил, что сидящие на скамье оживились, задвигались. Положив куклу на скамью, женщина смотрела на часы.

Иностранка с девочкой, сошедшие с парохода, медленно поднимались к скверу. Около скамейки, где сидели те трое, они остановились.

Обращаясь к дочери, женщина по-немецки сказала:

— Эльза, милая, пойди купи открытки с видами этого чудного города, а я посижу здесь. У меня немного кружится голова после морской качки.

Девочка ушла.

Женщина опустилась на скамью и усталым жестом положила возле себя куклу. Теперь обе куклы лежали рядом.

Вскоре девочка вернулась. Она принесла несколько фотографий, но мать даже не посмотрела их.

— Ну, нам пора на пароход. — Она поднялась и взяла куклу, но не свою, а другую, лежавшую рядом. Обмен был проделан совершенно незаметно, неуловимо.

Но человек, стоящий в стороне, увидел. Небрежной походкой, словно прогуливаясь, последовал за уходившими.

Зоркий глаз чекиста не обманул. Сведения о прибытии под видом иностранного туриста крупного фашистского шпиона подтвердились. В кукле, переданной иностранке, спрятаны были внутри секретные шпионские сообщения. Способ передачи был придуман остроумный и простой. Но чекистская бдительность разрушила планы шпионов. Враги были разоблачены и арестованы.

«Глухонемой»

На территории военного завода был задержан неизвестный человек. Он оказался глухонемым.

Жестами и гримасами он объяснил в районном отделении НКВД, что на заводскую территорию попал случайно. Бродяжничая и нищенствуя, он подыскивал себе место для ночлега и незаметно забрел сюда.

Объяснения эти казались явной выдумкой. И, тем не менее, не было никаких улик, не было ничего, чем можно было бы доказать, что человек пробрался на завод с иными целями.

Следователь бесплодно провозился с задержанным более двух часов. Наконец, пришло распоряжение освободить глухонемого.

Следователь вторично вызвал к себе глухонемого, задал ему еще несколько вопросов и, не получив никакого ответа, кроме бессмысленного бормотания и беспомощного мотания головой, громко заявил:

— Ну, ладно, получено приказание освободить, сейчас принесут ваши вещи. В другой раз, смотрите, не болтайтесь по заводским территориям.

Потом то же самое попытался объяснить знаками.

Глухонемой сидел безучастно и только позднее, когда стал разбирать жестикуляцию следователя, радостно забормотал что-то и закивал головой.

Глухонемой был отпущен.

Весь день он бродяжничал по городу, толкался на рынке, прося милостыню. Поздно вечером побрел на окраину. Постучал в окно маленького, покосившегося домика и скрылся за скрипучей, обитой войлоком дверью. А через два часа из домика вышел немолодой мужчина, в длинном старомодном пальто и кепи. У мужчины были рыжеватые усы и такая же маленькая бородка.

Торопливым, размашистым шагом он шел по направлению к вокзалу.

Предъявив билет, мужчина прошел на перрон. Поезд уже готовился отходить. Раздался второй звонок. Медленно поползли зеленые вагоны. Мужчина сидел в купе и курил. Вытащил книгу, стал небрежно перелистывать, затем отложил ее, задумавшись, смотрел в окно.

— Позвольте закурить, — к нему тянулся с папиросой сосед.

— Пожалуйста.

Рука соседа по купе, держащая папиросу, сделала быстрое, неуловимое движение, и рыжеватая бородка услужливого мужчины легко отделилась от лица.

Мужчина испуганно рванулся в сторону, руку быстро опустил в карман.

— Тише, без суеты, глухонемой! — остановил его спокойный, предостерегающий голос сверху.

Черный зрачок нагана уставился в голову.

«Глухонемой» оказался опытным, старым шпионом иностранного государства. Он пытался пробраться на военный завод с диверсионной целью.

Зорька

Когда человеку исполнилось только десять лет, трудно сказать, что он молодо выглядит. А вот к Зорьке подобное определение полностью подходило.

Бледная, худенькая девочка с двумя косичками, немного курносая, с большими голубыми глазами, она казалась моложе даже своих десяти лет.

Ребята любили Зорьку. Училась она хорошо, была активной пионеркой, имела подругу, с которой делилась своими маленькими тайнами.

Но был у Зорьки один секрет, который она никому не открывала. Зорька отчаянно боялась метро, вернее, движущейся лестницы — эскалатора.

Трусость, ничем необъяснимая и непонятная, но справиться с нею, одолеть ее Зорька не могла.

Трепет испытывала она каждый раз, приближаясь к эскалатору. Никогда не решаясь ездить одна, девочка судорожно прижималась к человеку, который бывал в это время с нею.

Она широко открывала свои и без того огромные голубые глаза и почти не дышала во время плавного, медленного спуска или подъема.

В семье Зорька росла одинокой. Она редко видела мать, добрую женщину, весьма посредственную артистку драматического театра, редко видела и отчима, крупного хозяйственного работника.

Мать любила Зорьку. Но неуравновешенная, нервная, она относилась к дочери неровно. Часто, порывисто обняв Зорьку, внезапно отстраняла ее от себя, восклицая:

— Ну в кого, в кого ты такая прозаическая?.. Нет! Артисткой ты не будешь… Рот… нос!.. В тебе нет ничего от матери, ты копия Алексея.

Зорька уже привыкла к этим монологам матери. Она терпеливо выслушивала их и, когда мать задавала вопрос: «Ну в кого ты такая?» сама спешила ответить: «Я прозаическая, я копия папы Алексея».

Папа Алексей… Это было давно. Шесть лет назад отец Зорьки, посланный партийной организацией на хлебозаготовки, погиб от кулацкой пули.

Зорьке тогда было всего четыре года. Но память об отце, таком простом, веселом, у нее осталась яркая, незабываемая.

Приближались летние каникулы. В зелень одевались московские парки и сады.

Сегодня занятия кончились раньше обычного, не было последних двух уроков.

— Зорька, пошли домой! — позвали ребята, и шумные улицы приветливо, солнечно встретили группу школьников.

Когда девочка позвонила в квартиру, открыл дядя Федя, отчим Зорьки.

— Дядя Федя, вы уже дома?

— Зорька, что так рано?

Изумились почти одновременно. В голосе отчима слышалась чуть прикрытая досада.

— Вот, что, девочка, приехал я со службы пораньше. Ко мне один знакомый должен притти. Мы будем работать, а ты иди погуляй. Погода хорошая, теплая, а здесь ты будешь нам мешать только. Иди, Зоренька, погуляй.

Он ласково ее выпроваживал, полуобняв за плечи.

Зорька была рада побегать одна. Она только положит книжки. Вприпрыжку бросилась к себе в комнату. И почти тут же прозвучал звонок.

Здесь дядя Федя сделал вещь, непонятную для Зорьки, разжегшую ее любопытство. Прежде чем открыть звонившему, он подошел и захлопнул дверь ее комнаты.

В коридоре послышались тяжелые шаги.

— Вы одни? — спросил мужской незнакомый голос. Дядя Федя что-то тихо, поспешно объяснял. Но слов Зорька не разобрала.