Небо на земле - Вениамин (Федченков)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вместе с тем он смотрит на нее одновременно и как на благодарственную, хвалебную жертву со стороны человека.
«Величие, святость, животворность, безмерная обширность страшной Жертвы Христовой открывается уже… на проскомидии, на которой приготовляется вещество таинства Евхаристии, — хлеб и вино, или Агнец Божий, присно закалающийся за грехи всего мiра и в благодарственную жертву за всех святых», — в честь коих изымаются частицы из просфор и полагаются возле Агнчей части… искупительная жертва будет совершаться и о них, т. е. в благодарность Богу за них, как искупленных уже от земли и совершенных крестною жертвою Христовою, и радующихся в Церкви Небесной, торжествующей. Чудная жертва!.. Истинно Божественная жертва!.. А мы, иереи, так вообще плотоугодливы, ленивы, грешны, нечисты, пристрастны к земному, тленному!»
«Богослужение есть словесная жертва человека, существа словесного, Богу Создателю своему;… жертва приятнейшая Богу — более всех других жертв». Богослужение есть взаимослужение Бога человекам и человеков Богу, или сердечный, благодарный, благоговейный отклик человека на любовь, правду, силу. «Это служение Бога человекам совершается особенно в Божественной Литургии, ибо в лице иерея или архиерея служит во время Литургии Сам Христос Бог, единый вечный Первосвященник».
«Священник во время богослужения бывает не только как слуга Божий, но больше — как друг Божий, предстоящий пред Ним в качестве ходатая за народ Божий и совершителя пренебесных, пречистых, животворящих Его Таин, в которых заключается все сокровище любви Божией к роду человеческому».
Больше, величественнее, страшнее:
«Его служение ангельское! Он — посредник между Богом и людьми, близкий друг Его… Это — как бы бог для людей, со властию вязать и решить грехи человеков, священнодействовать для них животворящие и страшные Тайны, обожаться ими и других обожать чрез них». Что же можно сказать больше этого о священнике? Он — «бог для людей». И потому священник должен быть на уровне «высокого звания» своего, — прежде всего в любви.
«Он, священник, славословит Бога, и благодарит Бога от лица всех верных и вместе с верными».
Об этой стороне Литургии, как благодарственной, хвалебной жертве, о. Иоанн говорит сравнительно меньше, чем об умилостивительной, искупительной силе ее. Но если мы припомним те восторженные состояния, — коих уже и не знает как бы выразить восхищенный батюшка, — то нам ясно станет, что и сам он жил радостию хвалы, восторгом благодарности, восхищением славы и славословия, которые заполняют, заливают главную часть Литургии, — особенно самый центр ее — евхаристический канон: там, от слов: «Милость мира, жертву хваления» (будем приносить) и до возгласа: «И даждь нам, Владыко, едиными усты и единым сердцем славити и воспевати пречестное и великолепое имя Твое, Отца и Сына и Святаго Духа» — все полно по преимуществу — славословия, благодарения… И потому самое слово «Евхаристия» означает не что иное как именно «благодарение».
И в чувствах, в переживаниях о. Иоанна это именно чувство хвалы, благодарности, восторга, трепетного восхищения, преимуществует пред ходатайствами, прошениями, умилостивлением… Так и должно быть у истинного совершителя «Евхаристии»… Литургия есть благодарения за искупление, хвалебная жертва («жертва хваления») за умилостивительную жертву искупления. Так все сливается во едино. Но над всем поднимается и у о. Иоанна дух чрезвычайного торжества, радости. И эти чувства восторженного блаженства составляли основное содержание души его в Литургии. Они ему были дороже всего. Они заполняют его сердце. Эта жизнь небесная — еще здесь ангелоподобное состояние горнего мiра, живущего восторгом хвалы. Это воистину небо на земле.
4. БРАК АГНЦА
Те же переживания выражаются им и в наименовании Литургии — «вечерею любви», — т. е. пиром Божьей любви, или «браком Агнчим», а брак обычно считается высшим весельем на земле, с ним сравнивается пренебесное общение душ с Богом.
Когда читаешь его излияния, то поражаешься его постоянным гимнам любви.
Он плавал в ней, переполнялся, погружался, пресыщался.
Так ярко ощущал он и любовь Бога к человеку, и ответную любовь человека к Богу, и любовь людей друг к другу…
Что это значит? Это и есть основное переживание — на «пире любви, на браке Агнца». Это уже не ходатайство, не прошение, а восторг общения с Богом! Это даже не благодарность холодная, а восхищенное единение Бога с людьми. Впрочем, можно сказать, что именно в этом чувстве любви ярче всего выражается дух Евхаристии, дух благодарения, хвалебного восторга, и им жил о. Иоанн в высочайшем напряжении. Но послушаем лучше его самого.
«Чудная, величественная, божественная на земле служба — Литургия. Это воспоминательное и совершительное, таинственное Господу Богу служение. В ней принимают участие не одни земные священно- и церковнослужители и мiряне, но и небесные чины ангельские и все святые Божии угодники, живущие на небесах, и приемлют от нее пользу и умершие наши или «преисподние»… Потому Литургию должно совершать с особенным вниманием, благоговением, любовию и благодарением Господу, установившему и учредившему на земле такое общее согласное всеспасительное служение».
«Должно» — говорит батюшка, но у него это было и делом. «Меня умиляет мысль о единстве Церкви небесной и земной» — «О Литургия чудная, о Литургия всемiрная, Литургия божественная и боготворящая. О, знамение и показание Божией безмерной любви к мiру грешному, погибающему во грехах».
«Что значит богослужение и для чего оно? Что значит служить Богу? Значит обращаться и прилепляться образу (человеку) к Первообразу (Богу)… Служить Богу значит причащаться святыни и правды Его, а Бог есть любовь и благость бесчисленная… Служить Богу есть блаженство всякого человека».
«В чем секрет и сила нашего общественного богослужения?» — задает он сам вопрос. «В том, чтобы молящиеся — и пастыри, и церковнослужители, возвышались всегда до идеала христианской молитвы: молитвы горящей, всех объемлющей любви; чтобы молящиеся горели любовию к Богу Триипостасному, Богоматери, ко всем силам ангельским, ко всем силам на небеси со Христом царствующим, чтобы были в искреннем, молитвенном общении с ними, чтобы человек познал и возлюбил первоначальную и первообразную красоту образа Божия в человеке».
И эта одна мысль об общении всех в единстве любви и утешала его, и приводила его в радостный восторг. И понятно: любовь всегда такова, любовь есть блаженство общения.
«Какая отрадная, оживляющая сердце мысль, если представить, что все православные христиане составляют одно духовное царство Божие, как сыны царства, одну Церковь Божию, одно тело, один дух, одну виноградную лозу со множеством гроздий, что во всех царствует Бог во Христе Иисусе, и во всех живет Дух Божий… О, если бы во всех царствовал Бог! Какое было бы восхитительное зрелище на земле! Как бы все были благополучны и довольны! Надо усердно молиться об этом, особенно за Литургией. Чудна, божественна Литургия православной Церкви по той широкой любви, которою она объемлет весь мiр! не только земной, но и небесный».
«Мысль, что все верующие на земле — пастыри и паства, и на небе св. Божии угодники, начиная с Божией Матери, есть едина Церковь, единый дом Божий, одно тело, коего глава Сам Господь Иисус Христос, а душа — Сам Дух Святый», эта глубокая и утешительная истина «может и должна иметь весьма благотворное и спасительное действие на состояние духа христианина… Живое убеждение, что я», — говорит и о себе о. Иоанн, — «член Церкви, служит для меня величайшим утешением, ободряет, подкрепляет в скорбные часы жизни… Что этого дороже, выше, славнее? Поистине — ничто».
И особенно ярко и сильно это всеобщее единение в Боге ощущал он именно за Литургией вообще, и за Евхаристией по преимуществу. Вера в Воплотившуюся и Распявшуюся Любовь приводила его в изумление и восторг. Зрение, что Господь здесь, что Он преподается и ему, и всем в Своем Теле и Крови восхищало его непомерною близостью и теснотою общения с Ним, а через Него и со всем мiром — небесным и земным.
«Изумляюсь пред величием жертвы Тела и Крови Христовых, пред ее святынею, премудростию, всеобъемлемостию, пред безмерною любовию, в ней сокрытою, пред ее искупительною силою,… пред ее боготворящею нас смертных силою Божиею, пред ее чудесностию! О, Господи Иисусе Христе! Ты весь тут! Тебя видим, осязаем, ощущаем, чувствуем тут».
«Какая любовь к нам грешным ежедневно проявляется в Литургии! Какая близость Божия к нам! Вот Он — тут на престоле ежедневно, существенно всем Божеством и человечеством предлагается и вкушается верными, или вносится иереем в домы верных и предлагается болящим. Какое чудное общение, какое растворение Божества с нашим падшим, немощным, греховным человечеством, но не с грехом, который сожигается огнем благодати. Какое счастье, блаженство нашей природы, приемлющей в себя Божество и человечество Христа Бога и соединяющейся с Ним!»