Послевкусие: Роман в пяти блюдах - Мередит Милети

Как раз в это время Карлос выбирается с другого конца трубы, малыши с визгом бросаются в освободившийся проход, и в следующую секунду рядом со мной оказывается спорт-папаша. Присев на корточки, он, по-видимому, ждет, когда из трубы выползет сын, но вместо сына его взору предстает задница Рут.

— Кажется, небольшая пробка, — слегка улыбаясь, говорит он. У него приятное лицо, скорее моложавое, чем мальчишеское, седеющие виски и небольшие морщинки вокруг глаз и рта.

При звуках его голоса Рут застывает.

— Мира, ты где? — неуверенно спрашивает она.

— Здесь, — отвечаю я, провожая взглядом Карлоса, который направляется к куче разноцветных мячей.

— Присмотри за Карлосом, хорошо? А я пока попробую выбраться, — бормочет она.

Когда я подхожу к трубе вместе с Хлоей и Карлосом, спорт-папаша помогает Рут подняться на ноги. Ее прическа растрепалась, на штанине болтается носок Карлоса, лицо приобрело цвет переспелой хурмы.

— Спасибо, — говорит Рут и наклоняется, чтобы стряхнуть пыль с брюк и отцепить носок. Я наклоняюсь, чтобы надеть его на ногу Карлоса, а когда выпрямляюсь, встречаю выразительный взгляд Рут. Наступает молчание.

— Привет. Меня зовут Мира, — говорю я и протягиваю руку спорт-папаше. — Это Хлоя, это Карлос, а это — Рут, с ней вы уже познакомились.

— Еще не познакомился, но с удовольствием познакомлюсь, — отвечает он, пожимая мне руку. — Меня зовут Нил, а это Эли, — говорит он и гладит густые рыжие кудри сына, который стоит рядом, крепко держась за штанину отца. — Эти пластиковые трубы — коварная штука, — с сочувствием в голосе говорит Нил.

Рут кивает и озабоченно глядит на Эли.

— Простите, кажется, я его напугала, — говорит она.

— Ничего страшного, просто он у меня немного нервный.

Мы замолкаем. В это время к Эли подходит Карлос и тычет его в спину. Эли начинает хныкать.

— Карлос! — подает голос Рут.

— Не беспокойтесь, — говорит Нил и берет Эли на руки. — Наверное, вашему мальчику просто стало любопытно. Ну, мы пока осмотримся тут, — говорит Нил и уходит в сторону лошадок-качалок.

— Как ты могла?.. — шипит Рут, как только Нил отходит подальше.

— Я пыталась тебя предупредить… — начинаю я, но Рут меня перебивает:

— Знаешь, что получилось? Его ребенок заходит с той стороны трубы, видит меня и разражается ревом. Очень мило.

— Ну и что? Между прочим, так он тебя лучше запомнит, — говорю я.

— Запомнит, как же. Мой зад он запомнит. Кстати, он у меня не особенно красивый, если ты этого еще не заметила.

В это время я хватаю Рут за руку и показываю глазами на лошадок:

— Слушай, Карлос ведь обожает лошадок. Давай подойдем и…

— Нет!

— Ты что, не хочешь с ним поболтать? — Я замечаю, что Нил смотрит в нашу сторону. — Осторожно, он на нас смотрит. Ну давай же, Рут…

— НЕТ! — отрезает Рут, хватая меня за руку; в ее глазах паника.

— Хорошо, хорошо, не будем. Все равно сейчас начнется Песня мыльных пузырей.

Мы с Рут и детьми подходим к тому месту, где инструкторы раскатывают на полу парашют и расставляют подносы с трубочками и мыльным раствором.

Рут держится спокойно до самого конца занятия, но при этом почему-то дуется. В раздевалке я вновь говорю, что пыталась ей помочь.

— Ты же всю неделю только и твердила об этом мужике, вот я и подумала, что нужно ловить шанс и знакомиться.

— Я знаю. Ты не виновата. Я всегда такой была. Начинаю нервничать и замолкаю. Язык не слушается, и все. Ты-то вон как: «Привет, я Мира», а я стою и чувствую себя круглой дурой, — с несчастным видом говорит Рут. — И вообще, мне показалось, что он больше смотрел на тебя, а не на меня. И правильно. Ты же не торчала в трубе толстой задницей наружу…

Мы уже выходим из раздевалки, когда я замечаю Рону Зильберман. Она стоит в проходе и разговаривает с немолодой белокурой женщиной. Я издаю стон.

— Ты что? — спрашивает Рут.

В последний момент я пытаюсь увлечь ее за собой и скрыться, но уже слишком поздно. Рона меня заметила.

— Мира, дорогая, — говорит она и машет мне рукой. — Что ты делаешь в этом городе? Я думала, ты давно уехала!

— Нет, я еще здесь, — говорю я.

Рона приглаживает свои мелированные волосы и улыбается Хлое.

— А как же твой ресторан без тебя? — Затем, повернувшись к своей собеседнице, говорит: — Лия, вот та самая Мира, о которой я тебе рассказывала. Она работает шеф-поваром в Нью-Йорке. Ты обедала в ее ресторане пару месяцев назад, помнишь?

— В самом деле? — переспрашивает Лия. — Ах да, конечно. Все было просто восхитительно, — рассеянно говорит она, и меня передергивает. Мне кажется, будто меня ударили. Рут с тревогой наблюдает за нами.

— Простите, девочки, это моя подруга, Лия Холландер, — представляет Рона. — Ровно в одиннадцать у нас начинается партия в маджонг. — Она смотрит на часы и цокает языком. — Точнее, должна была начаться. Вы сегодня припозднились, — хмурясь, добавляет она.

— Обожаю маджонг, — внезапно заявляет Рут.

Все оборачиваются и смотрят на нее.

— Правда, дорогая? Немногие в вашем возрасте знают эту игру, — говорит Рона и обменивается взглядом со своей спутницей. — А вы… — Рона вопросительно оборачивается ко мне.

— О, забыла представить. Моя подруга — Рут Бернштейн, — говорю я.

— Рада познакомиться, Рут, — говорит Лия, пожимая ей руку. — Обычно мы играем не здесь, — продолжает она. — Мы собираемся у кого-нибудь дома, но наша четвертая партнерша сломала лодыжку и не может подниматься по ступенькам, так что пока мы будем ходить в Центр. А вы, девочки, наверное, как раз с занятий в «Джимбори»? Я хотела посмотреть на своего внука, но мы, видимо, разминулись, — говорит Лия, заглядывая в спортзал.

В это время Рона Зильберман машет рукой:

— Смотри, Ли, вон они!

Мы дружно оборачиваемся в тот момент, когда Нил и Эли выходят из мужской уборной и направляются к нам.

— Нил, дорогой, я вас потеряла, — говорит сыну Лия. — Ах, ты моя умница, — сюсюкает она, забирая у него Эли.

— Здравствуй, мама. Миссис Зильберман, мое почтение, — улыбаясь, говорит Нил. — Представляете, в мужской уборной нет пеленального стола! По-моему, это возмутительно.

— Нил, познакомься, это Мира и ее подруга, Рут Бернштейн, — говорит Рона Зильберман.

— Мы уже познакомились. Леди, рад вас видеть вновь, — говорит Нил и достает из кармана смартфон «Блэкберри».

Лия Холландер хмурится.

— Убери, Нил. Это неприлично, к тому же сотовые телефоны вредно носить в кармане. От этого бывает рак яичек.

— Мама! — в ужасе вскрикивает Нил. Не удержавшись, я смеюсь. Рут, Рона и Лия удивленно смотрят на меня, а Нил качает головой. — Нет, в наше время не осталось ничего святого, — говорит он и, улыбаясь, прячет смартфон в карман брюк. После чего забирает Эли у матери.

— Не будь таким стыдливым, Нил, — говорит его мать и смотрит на меня так, словно я девчонка-школьница, которая громко засмеялась на уроке анатомии, впервые услышав слово «пенис». Кстати, когда-то так и было. — Здесь все замужние женщины. Они знают, что такое яички. Господи боже, у всех дети…

— Мы не замужем, — взволнованно перебивает ее Рут.

— Смотрите, сейчас начнут раскладывать кости, — говорит Нил, показывая в сторону спортзала, где вокруг стола рассаживается несколько женщин. — Может быть, вам тоже пора?

— Да, Ли, пойдем. Я больше не хочу оказаться в паре с Хедди Маркович. Она такая тугодумка, — говорит Рона.

— Не забудь, сегодня ты у нас обедаешь. Ровно в шесть тридцать, — говорит Лия, целуя сына в щеку.

— Да, мама, — отвечает он, целуя мать. — Миссис Зильберман, дамы, — и, кивнув нам на прощание, уходит.

Мы уже выходим из раздевалки, когда к нам подбегает Лия:

— Рут, дорогая, хорошо, что я успела вас догнать. Вы не хотели бы составить нам компанию в маджонг? Полагаю, у вас есть правила?

— Конечно, есть, — отвечает Рут и, порывшись в сумочке, достает оттуда карточку с правилами. — Правда, я давно не играла и, наверное, все позабыла, но я с удовольствием к вам присоединюсь, если вы согласитесь терпеть мое общество, — говорит она, улыбаясь так, словно выиграла в лотерею.

— Чему ты улыбаешься? — спрашиваю я, когда Лия уходит.

— Шах и мат, — тихо отвечает Рут.

Энид Максвелл, редактор кулинарного раздела «Постгазет», прислала мне официальное письмо, в котором благодарит за интерес к своему разделу. В настоящее время, пишет она, вакансий на место критика нет, но мои замечания будут непременно учтены. Письмо выглядит несколько странно: такое впечатление, что автор просто пытался заполнить тремя жалкими строчками весь лист. Даже свою подпись Энид поставила размашистым почерком с завитушкой на конце — наверное, чтобы она также заняла больше места. А мне казалось, что письма журналистов должны отличаться красноречием.