Настоящие сказки Шарля Перро - Шарль Перро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хорошенькая жёнка – утешенье, —
А тут, как поглядишь на колбасу,
Нельзя сказать, чтоб это украшенье
Ей было очень уж к лицу.
Хоть место выбрала б иное
И только б говорить мешала ей:
Ведь это для супруга не пустое,
Нет ничего приятнее. Ей-ей,
Вот бы произнести желание такое!
Глядит он на неё и думает: «Мои
Дела поправятся, когда я на прощанье,
Произнеся последнее желанье,
Единым духом прыгну в короли.
В дворце бы жил, не то что в этом хлеве,
Но ведь придётся (как бы похитрей!)
Подумать и о королеве;
Пожалуй, не по вкусу будет ей
Сидеть на королевском троне
С таким вот носиком в порфире и короне?
А ну-ка, я её спрошу,
Пускай сама решает, что ей надо:
Дворец, богатство, всякая услада —
И колбаса при этом на носу,
Иль уж остаться так, как было, и до века
Прожить женою дровосека,
Но сохранить свою красу?»
И хоть она, конечно, знала,
Как скипетр и корона хороши
И что страшилища на троне не бывало, —
Все королевы так красивы и свежи, —
Но быть желанною – утеха всем невзгодам,
И отказалась ото всей души
Быть королевою и вместе с тем уродом.
И так наш дровосек вернул, что потерял,
Могучим королём не стал,
В карманах золото не зазвенело,
И счастлив был уж тем, что жёнка помогла
Ему распутать это дело,
И вновь она пред ним такая, как была.
Свои мечты убогие лелеет
Слепой глупец, беспечно в мыслях реет
Да грезой переменчивой живёт.
А мало кто из нас умеет
Распорядиться тем, что небо нам даёт.
Потешные желания
(в прозе)
Жил да был однажды дровосек. И так ему надоело дрова рубить, да из лесу таскать, что он не раз уж говаривал, что с удовольствием бы отправился в мир теней на берега Ахерона.[39]
Стоит однажды он в лесу, нарубив изрядную вязанку дров и по своему обыкновению жалуется на судьбу. Вот уже сколько лет он мается, а хоть бы когда-нибудь небо исполнило какое-нибудь его желание. Добра у него мало, а желаний – девать некуда. Он бы, например, не отказался стать могучим принцем да на золоте каждый день фазанов кушать… Стоит он, ноет да в затылке чешет.
Вдруг кругом всё потемнело, пронёсся по лесу страшный ветер, грянул гром, да так грянул, что у дровосека в глазах потемнело. Потом вдруг откуда-то брызнул ослепительный свет; зажмурился дровосек, а как открыл глаза, так и обмер. Смотрит: перед ним стоит невероятной величины гигант, раза в два выше самой высокой сосны, в руках у него вьются страшно блестящие молнии, а очи сверкают, как зарницы.
Задрожал наш дровосек со страху, сообразил, что перед ним сам Юпитер, упал на колени и стал прощения просить. Мол, ничего ему не надо, и судьбой своей он доволен, только бы живому остаться.
Посмотрел на него светоносный гигант и говорит:
– Не трусь, дровосек. Я явился потому, что ты мне надоел своим нытьём. Ну, хорошо, пусть будет по-твоему. Слушай. Ты можешь теперь высказать три желания, и я их исполню. Но надо тебе подумать перед тем, как их высказать.
Тут опять страшно загремел гром, засверкали молнии, задрожала земля, и Юпитер унёсся ввысь. Дровосек как был, так и остался с разинутым ртом. Опомнился, схватил вязанку и побежал из лесу вон, поклажи своей не чуя.
«Ну, – думает он, – теперь надо ухо держать востро».
Прибежал в свою хижину, швырнул вязанку на пол и кричит жене:
– Ну, Фаншон, топи же скорее, голубушка ты моя! Мы теперь с тобой богачи! Чего ты рот разинула?
Да и рассказал ей всё по порядку!
Жена прямо ног под собой от радости не чует. Вот счастье-то привалило! Однако она была осторожной маленькой женщиной, и ей счастья упустить не хотелось.
– Слушай, Блез, – сказала она мужу, – давай-ка отложим наши желания на завтра, а сегодня подумаем, чего бы такого нам пожелать.
– Ну что ж, – говорит дровосек, – можно и так. Ну-ка, поди откупорь мне на радостях бутылочку винца, которое у тебя припрятано к празднику.
Принесла ему Фаншон винцо, уселся он у очага, прихлёбывает винцо; в очаге весело дрова трещат, огонь шумит. Пригрелся он, да и винцо по жилам побежало; откинулся, развалился и говорит:
– Ишь, как огонёк-то весело пляшет. В самый бы раз сейчас колбаски кровяной поджарить с пол-локтя. [40] Вот бы я хотел…
И не успел он это выговорить, смотрит: а из угла лезет длиннейшая колбаса, извивается, как змея; за ней сковородка, подпрыгивая, катится; солонка, как лягушка, прыгает, и вся эта компания в огонь лезет.
Вскочили тут дровосек с женой, смотрят друг на друга да на эту удивительную процессию. Тут жена догадалась, что это он сдуру желанье выговорил, не подумав, и принялась его бранить:
– Ах ты, такой-сякой, да что ж ты наделал! Ты бы мог великим королём стать, все карманы бы алмазами да золотом набить, а ты, дурак, колбаски попросил!
И пошла, и пошла причитать да пробирать:
– Эх, – говорит дровосек, – маху я дал. Ну, уж в другой раз я…
– Дожидайся, – кричит ему жена, – после дождичка в четверг! Такое счастье в руки далось, а он!..
И принялась его ругать ещё пуще.
Стоит дровосек, слушает; и без того досада его берёт, а тут ещё её причитания слушать. Захотелось ему даже пожелать, чтобы она куда-нибудь провалилась. А жена ещё пуще, ещё пуще. Тут и он не выдержал; стали они вместе кричать.
– Ах ты; чтоб тебе! – ругается муж. – Вот ведь наказанье мне с этой проклятой колбасой.
А колбаска уж жарится на сковородке, сама с бону на бок поворачивается, солонка подпрыгивает и где надо, солит. Пахнет вкусно, прямо слюнки текут.
– Так тебе и надо, дурень ты, дурень, – отвечает ему жена.
– Молчи, ведьма! – кричит он ей в сердцах. – Хоть бы тебе эта колбаса к носу приклеилась!
И не успел он эти слова выговорить, как колбаса прямо с огня – фьють! – вылетела да жене к носу и пристала, а сковородка и солонка обратно на полку в один миг прилетели.
Взвыла жена
