Разные оттенки смерти - Луиза Пенни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И вы все рассказываете этому опекуну? – спросил Гамаш.
– Все.
– А кто был опекуном Лилиан?
– Женщина по имени Сюзанна.
Двое полицейских ждали. Ждали фамилии. Но Тьерри просто посмотрел на них в ожидании следующего вопроса.
– Не могли бы вы уточнить? – спросил Гамаш. – Сюзанн в Монреале пруд пруди.
Тьерри улыбнулся:
– К сожалению, не могу. Я не могу назвать вам ее фамилию, но я могу сделать кое-что получше. Я вас с ней познакомлю.
– Parfait[60], – сказал Гамаш, вставая.
Он постарался сделать вид, будто не заметил, что его брюки слегка прилипли к ступеньке и пришлось их отдирать.
– Только нам нужно поторопиться, – сказал Тьерри и пошел вперед широкими быстрыми шагами, чуть ли не переходя на бег трусцой. – Как бы она не ушла.
Они быстро прошли обратным путем по коридорам и вскоре вернулись в большую комнату, где недавно проходило собрание. Она была пуста. Исчезли не только люди, но и стулья, столы, книги, кофе – всё.
– Черт, – сказал Тьерри. – Мы опоздали.
Какой-то человек убирал кружки в шкаф. Тьерри подошел к нему, потом вернулся:
– Он говорит, что Сюзанна в «Тиме Хортонсе».
– Если вы не возражаете… – Гамаш показал на дверь, и Тьерри опять возглавил шествие – теперь они направлялись в кофейню.
Они ждали на тротуаре разрыва в потоке машин, чтобы пересечь Шербрук, когда Гамаш спросил:
– Какого вы были мнения о Лилиан?
Тьерри посмотрел на Гамаша – старший инспектор видел у него такой взгляд, когда он сидел в своем судейском кресле и судил других. Он был хорошим судьей.
Потом Тьерри вернулся к наблюдению за дорогой, но при этом заговорил:
– Она была очень энергичная, всегда рада помочь. Часто по собственному почину бралась готовить кофе, расставлять стулья, столы. Подготовка собрания требует немалых сил. А потом все нужно привести в порядок. Не все хотят помогать, но Лилиан никогда не отказывалась.
Трое мужчин, увидев просвет между машинами, устремились через четыре полосы проезжей части и благополучно перебрались на другую сторону улицы.
Тьерри помедлил, повернулся к Гамашу:
– Это очень грустно. Она понемногу возвращалась к жизни. Она всем нравилась. Мне нравилась.
– Вы говорите об этой женщине? – спросил Бовуар, вытаскивая фотографию из кармана. Он не мог скрыть удивления. – О Лилиан Дайсон?
Тьерри посмотрел на фото, кивнул:
– Да, это Лилиан Дайсон. Трагическая история.
– И вы говорите, что она всем нравилась? – гнул свою линию Бовуар.
– Да, – ответил Тьерри. – А что?
– Понимаете, – сказал Гамаш, – ваше описание не совпадает с тем, что говорят другие.
– Вот как? А что говорят другие?
– Что она была жестокой, склонной к интриганству, даже наглой.
Тьерри ничего не ответил, он просто повернулся и пошел по тротуару. Пройдя еще квартал, они увидели вывеску «Тим Хортонс».
– Вот она, – сказал Тьерри, когда они вошли в кофейню. – Сюзанна, – позвал он и помахал.
К ним повернулась плотная женщина с коротко подстриженными черными волосами. Лет шестидесяти с небольшим, по прикидке Гамаша. Много безвкусных побрякушек, блузка в обтяжку и легкая шаль, юбка, которая могла бы быть дюйма на три длиннее. За этим же столиком сидели шесть других женщин разного возраста.
– Тьерри. – Сюзанна вскочила со стула, обняла Тьерри, словно и не видела его только что. Потом обратила умный вопрошающий взгляд на Гамаша и Бовуара. – Новая кровь?
Бовуар ощетинился. Ему не понравилась эта вульгарная, дерзкая женщина. Громкоголосая. И к тому же она решила, что он – один из них.
– Я видела вас сегодня на собрании. Все в порядке, милок, – рассмеялась она, увидев реакцию Бовуара. – Любить нас нет нужды. Нужда в том, чтобы излечиться от алкоголизма.
– Я не алкоголик.
Даже для его собственных ушей это прозвучало так, словно у него во рту был дохлый жук или комок грязи и он наконец дождался удобного момента, чтобы сплюнуть. Но она не обиделась.
Гамаш сурово посмотрел на Бовуара и протянул руку Сюзанне:
– Меня зовут Арман Гамаш.
– Вы его отец? – Сюзанна кивнула на Бовуара.
Гамаш улыбнулся:
– К счастью, нет. Мы пришли сюда не как анонимные алкоголики.
Его строгие манеры, казалось, возымели эффект, и улыбка сошла с ее лица. Глаза смотрели внимательно.
Настороженно, понял Бовуар. То, что ему поначалу показалось признаком идиотизма, на самом деле было чем-то другим. Эта женщина умела слушать. За смехом и внешней бравадой крылась напряженная работа мозга. Яростная.
– Так что же вы хотели? – спросила она.
– Не могли бы мы поговорить приватно?
Тьерри оставил их и присоединился к Бобу, Джиму и еще четверым мужчинам, сидевшим за столиком в другом углу кофейни.
– Хотите кофе? – спросила Сюзанна, когда они уселись за уединенный столик неподалеку от туалетов.
– Non, merci, – отказался Гамаш. – Боб был так мил – уже успел меня напоить, хотя кружка и была полна лишь наполовину.
Сюзанна рассмеялась. Бовуару показалось, что она слишком много смеется. Любопытно, что прячется за этим смехом? Он в жизни не видел такого смешливого человека.
– Говорил про белую горячку? – спросила Сюзанна и, когда Гамаш кивнул, с симпатией посмотрела на Боба. – Он ведь живет в Армии спасения. Посещает семь собраний в неделю. Предполагает, что каждый, кого он встречает, – алкоголик.
– Ну, бывают предположения и похуже, – заметил Гамаш.
– Так чем я могу быть вам полезна?
– Я служу в отделе по расследованию убийств Квебекской полиции, – сказал Гамаш.
– Вы старший инспектор Гамаш? – спросила она.
– Да.
– Что я могу для вас сделать?
Бовуар с радостью отметил, что она стала менее веселой и более настороженной.
– Я хотел поговорить с вами о Лилиан Дайсон.
Глаза Сюзанны широко раскрылись.
– Лилиан? – прошептала она.
Гамаш кивнул:
– К несчастью, ее убили вчера вечером.
– Боже мой! – Сюзанна прикрыла рукой рот. – Ограбление? Кто-то проник в ее квартиру?
– Нет. Похоже, это не было простой случайностью. Это произошло на вечеринке. Ее нашли мертвой в саду. Со сломанной шеей.
Сюзанна выдохнула. И закрыла глаза.
– Простите. Я потрясена. Мы только вчера разговаривали с ней по телефону.
– О чем?
– Да просто так – как дела и все такое. Она мне звонит несколько раз в неделю. Ничего важного.
– Она не говорила про вечеринку?
– Нет, ничего такого она не говорила.
– Но вы, вероятно, хорошо ее знаете, – сказал Гамаш.
– Да.
Сюзанна посмотрела в окно, на проходящих мимо мужчин и женщин, погруженных в свои мысли, в свой мир. А мир Сюзанны изменился. Теперь это был мир, в котором существовало убийство. И не существовало Лилиан Дайсон.
– У вас был когда-нибудь наставник, старший инспектор?
– Да. И до сих пор есть.
– Тогда вы знаете, насколько тесными бывают такие отношения. – Она посмотрела на Бовуара, и взгляд ее смягчился.
– Знаю, – ответил Гамаш.
– И я вижу, что вы женаты. – Сюзанна показала собственный безымянный палец без кольца.
– Верно, – сказал Гамаш, задумчиво глядя на нее.
– Теперь представьте сочетание этих отношений, углубленное. То, что происходит между опекуном и подопечным, не похоже ни на что в мире.
Бовуар и Гамаш уставились на нее.
– Что вы имеете в виду? – спросил Гамаш.
– Это близость без сексуальности, доверие без дружбы. Мне ничего не нужно от того, кого я опекаю. Ничего. Кроме честности. Я хочу для него одного: чтобы он вылечился. Я ему не муж и не жена, не лучший друг и не начальник. Он ни за что не отвечает передо мной. Я его просто направляю и слушаю.
– А что получаете от этого вы? – спросил Бовуар.
– Собственное отрезвление. Один пьяница помогает другому. Мы можем морочить голову многим людям, инспектор. И нередко делаем это. Но друг друга нам не обмануть. Мы знаем друг друга. Мы, видите ли, довольно безумные люди, – сказала Сюзанна, чуть усмехнувшись.
Для Бовуара это было не в новинку.
– Лилиан тоже была безумна, когда вы познакомились? – спросил Гамаш.
– О да. Но только в том смысле, что у нее было искаженное восприятие окружающего мира. Она приняла столько плохих решений, что просто не представляла, как принимать хорошие.
– Насколько я понимаю, в рамках ваших взаимоотношений Лилиан посвящала вас в свои тайны, – сказал старший инспектор.
– Да.
– И какие были тайны у Лилиан Дайсон?
– Не знаю.
Гамаш посмотрел на эту толстушку.
– Не знаете, мадам? Или не скажете?
Глава четырнадцатая
Питер лежал в кровати, цепляясь за край двуспального матраса. Вообще-то, кровать была маловата для них. Но после свадьбы Питер и Клара не могли позволить себе ничего другого, а потом они привыкли спать в тесноте.
В такой тесноте, что они касались друг друга. Даже в самые жаркие, липкие июльские ночи. Они лежали в кровати голые, скинув простыни, их тела были влажными от пота. Но они все равно касались друг друга. Не сильно. Ладонь на ее спине. Пятка на его ноге.