Разные оттенки смерти - Луиза Пенни

В комнате воцарилось молчание.

– Но потом я понял, что в мире не хватит никаких долбаных наркотиков, чтобы я забыл о том, что сделал, – сказал он.

Теперь тишина была полная.

Брайан посмотрел на председателя, который выдержал его взгляд и еле заметно кивнул.

– Знаете, что в конечном счете поставило меня на колени? – спросил Брайан у собравшихся.

Никто не ответил.

– Мне бы хотелось сказать, что чувство вины или совесть. Но нет. Меня подкосило одиночество.

Боб, сидевший рядом с Гамашем, кивнул. Задумчиво закивали люди, сидевшие впереди. Они склоняли голову, словно под тяжким грузом. А потом с трудом поднимали ее.

– Я был так одинок. Всю жизнь.

Он опустил голову, демонстрируя громадную черную свастику, вытатуированную на макушке.

Потом он снова посмотрел на собравшихся. Посмотрел в упор на Гамаша, затем отвел глаза.

Они были печальны. Но в них было что-то еще. Блеск. Уж не безумия ли?

– Но теперь мое одиночество кончилось, – сказал Брайан. – Всю жизнь я искал семью. Кто бы мог подумать, что ею станете вы, алкаши долбаные?

Публика разразилась громогласным смехом. Молчали только Гамаш и Бовуар. Брайан перестал смеяться, оглядел присутствующих.

– Я чувствую себя здесь как дома, – тихо произнес он. – В этой говенной дыре, в церковном подвале. С вами.

Он неловко поклонился и на мгновение обрел вид мальчишки, каким был или мог бы стать. Юным, двадцатилетним. Застенчивым. Красивым. При всех своих пугающих татуировках, пирсинге и одиночестве.

Раздались аплодисменты. Наконец председатель встал, взял со стола жетон и заговорил, держа его в руке:

– Это жетон новичка. С одной стороны на нем верблюд, потому что верблюд может идти двадцать четыре часа без единого глотка. Как и вы. Мы можем научить вас не пить, сначала хотя бы один день. Здесь есть новички, которые тоже хотят получить жетон?

Он поднял жетон, словно это была церковная облатка.

И посмотрел прямо в глаза Арману Гамашу.

В этот момент Гамаш понял, что за человек председательствует на собрании и почему он показался ему таким знакомым. Это был не психотерапевт и не доктор. Это был главный судья Квебекского верховного суда Тьерри Пино.

И судья Пино явно узнал его.

Наконец судья Пино положил жетон, и собрание завершилось.

– Не хотите кофе? – спросил Боб. – Мы тут небольшой компанией собираемся в «Тим Хортонс»[58]. Будем рады.

– Возможно, я увижу вас там, – сказал Гамаш. – Спасибо. Мне пока нужно поговорить с ним. – Гамаш показал на председателя, и они обменялись прощальным рукопожатием.

Когда Гамаш с Бовуаром подошли к длинному столу, председатель оторвал взгляд от бумаг.

– Арман. – Он встал и посмотрел в глаза Гамашу. – Добро пожаловать.

– Merci, Monsieur le Justice[59].

Главный судья улыбнулся и подался вперед:

– Это анонимное общество, Арман. Вы, наверное, слышали.

– Включая и вас? Но вы председательствуете на собрании алкоголиков. Они наверняка знают, кто вы такой.

Судья Пино рассмеялся и вышел из-за стола:

– Меня зовут Тьерри, и я алкоголик.

Гамаш вскинул брови:

– Я думал…

– Что я тут председательствую? Трезвенник во главе алкоголиков?

– Человек, ответственный за собрание, – сказал Гамаш.

– Мы тут все ответственны, – сказал Тьерри.

Старший инспектор выразительно посмотрел на какого-то мужчину, вступившего в спор со стулом, на котором сидел.

– В разной степени, – признал Тьерри. – Мы по очереди председательствуем на собраниях. Очень немногие здесь знают, чем я зарабатываю на жизнь. Большинство знает меня как старого простака Тьерри П.

Но Гамаш знал этого юриста, знал, что никакого «старого простака» здесь нет.

Тьерри перевел взгляд на Бовуара:

– Вас я тоже видел в суде.

– Жан Ги Бовуар, – представился Бовуар. – Инспектор отдела по расследованию убийств.

– Конечно. Как же я сразу вас не узнал! Никак не ждал увидеть вас здесь. Правда, и вы тоже не предполагали увидеть здесь меня. Так что вас сюда привело?

– Одно дело, – сказал Гамаш. – Мы можем поговорить приватно?

– Безусловно. Идемте со мной.

Тьерри провел их через заднюю дверь, потом по ряду коридоров, каждый последующий грязнее предыдущего. Наконец они оказались на запасной лестнице. Судья Пино показал на ступени, словно приглашая их в ложу оперы, и сел на одну.

– Здесь? – спросил Бовуар.

– Боюсь, ничего приватнее не найдется. Так о чем вы хотели поговорить?

– Мы расследуем убийство женщины. Это случилось в одной из деревень в Восточных кантонах, – сказал Гамаш, садясь на грязную ступеньку рядом с главным судьей. – Она называется Три Сосны.

– Я ее знаю, – сообщил Тьерри. – Там есть замечательное бистро и книжный магазин.

– Верно, – сказал слегка удивленный Гамаш. – Откуда вы знаете Три Сосны?

– У нас домик неподалеку. В Ноултоне.

– Так вот, убитая женщина жила в Монреале, но оказалась в этой деревне. Рядом с ее телом мы нашли вот это. – Гамаш протянул судье жетон новичка. – А это мы обнаружили в ее квартире вместе с несколькими брошюрами. – Он дал Тьерри расписание собраний. – Сегодняшнее собрание было обведено кружком.

– И кто она такая? – спросил Тьерри, разглядывая расписание и жетон.

– Лилиан Дайсон.

Тьерри взглянул в умные карие глаза Гамаша:

– Вы это серьезно?

– Вы ее знали.

Тьерри П. кивнул:

– А я еще удивился, почему ее сегодня нет. Обычно она присутствует.

– Давно вы ее знаете?

– Дайте-ка сообразить. Несколько месяцев. Не больше года. – Тьерри вперился в Гамаша. – Насколько я понимаю, ее убили.

Гамаш кивнул:

– Ей сломали шею.

– Это не падение? Не несчастный случай?

– Определенно нет, – сказал Гамаш.

На его глазах «старый простак» Тьерри исчез, вместо него появился главный судья Квебека.

– Есть подозреваемые?

– Сотни две. Там собрались люди отпраздновать успешную персональную выставку.

Тьерри кивнул:

– Вы, конечно, знаете, что Лилиан была художницей.

– Знаю. Но откуда это знаете вы?

Гамаш вдруг инстинктивно насторожился. Этот человек, хотя и был главным судьей, знал убитую и деревню, где случилось убийство.

– Она сама сказала.

– Но я думал, у вас тут все анонимно, – заметил Бовуар.

Тьерри улыбнулся:

– У одних людей языки длиннее, чем у других. Лилиан и ее опекун оба художники. Я слышал их разговор за кофе. Со временем люди здесь узнают друг друга лично. А не по откровениям.

– По откровениям? – переспросил Бовуар. – Это что?

– Простите. Это выражение, которое используется в АА. Откровение – это то, что вы слышали сегодня от Брайана. Вообще-то, это выступление, но нам не нравится такое название. Напоминает театральное представление. Поэтому мы называем это откровением.

Мимо проницательных глаз главного судьи Пино не прошло выражение лица Бовуара.

– Вы находите это забавным?

– Нет, сэр, – тут же сказал Бовуар.

Но они все знали, что он солгал. Ему это казалось забавным и нелепым.

– Мне тоже так казалось, – признал Тьерри. – До того, как я вступил в АА. Мне представлялось, что слово «откровение» забавно. Отговорка для глупцов. Но я ошибался. Ничего труднее мне в жизни не доводилось делать. В наших откровениях мы должны быть совершенно и жестоко честными. Это очень мучительно. Как это было мучительно для Брайана сегодня.

– Зачем это делать, если оно так мучительно? – спросил Бовуар.

– Потому что это приносит освобождение. Никто не может причинить нам боль, если мы сами готовы признаться в своих ошибках, раскрыть свои тайны. Это очень действенно.

– Вы открываете людям свои тайны? – спросил Гамаш.

Тьерри кивнул:

– Не все. Мы не печатаем объявление в «Газетт». Мы делимся с людьми в АА.

– И это помогает вам излечиться от алкоголизма? – спросил Бовуар.

– Помогает.

– Но некоторые признания просто ужасны, – сказал Бовуар. – Взять того же Брайана, который сбил ребенка. Мы можем его арестовать.

– Можете. Но его уже арестовывали. Он даже сам сдался. Отсидел пять лет. Вышел года три назад. Он прогнал своих демонов. Это не значит, что они не могут вернуться. – Тьерри Пино посмотрел на старшего инспектора. – Вам это хорошо известно. – Гамаш выдержал его взгляд, но ничего не сказал. – Но эти демоны на свету ослабевают. Вот о чем идет речь, инспектор. Выгнать все ужасы из тайников, где они прячутся.

– Если вы их не видите, это еще не значит, что вы от них избавились, – возразил Бовуар.

– Верно, но пока вы этого не сделаете, у вас вообще нет никакой надежды.

– Лилиан выступала недавно с откровениями? – спросил Гамаш.

– Нет, насколько мне известно.

– Так что о ее тайнах никому не известно?

– Только ее опекуну.

– Это вроде как вы с Брайаном? – спросил старший инспектор, и Тьерри кивнул в ответ:

– Мы в АА выбираем одного человека, и он становится для нас кем-то вроде наставника, проводника. Мы называем его опекуном. Такой опекун есть у меня. И у Лилиан. У нас у всех есть.