Белые паруса. По путям кораблей - Юрий Усыченко

— Что такая расстроенная?

— Ничего.

Смутился еще больше. От смущения продолжал настаивать:

— Да нет, ты не думай, я же вижу — не такая, как всегда, дай, думаю, подойду.

Она не слушала, продолжала глядеть на море. И вдруг всхлипнула, перестав сдерживаться, с трудом выговорила:

— Люблю я его, а он!..

Плакать начала, так и знал, что к тому дело идет! А чего плакать? Костя ее тоже любит, — подумаешь, поругались! Сегодня поругались, завтра забыли!

Вслух сказал:

— Вот и хорошо:

— Глупый ты, — невольно улыбнулась сквозь слезы Нина. — Что тут хорошего.

— Как что? Ведь он тебя тоже любит, точно говорю, я же знаю.

— Ничего не любит, я к нему на новоселье шла, так на душе хорошо было, а он меня… — снова заплакала, сердито утирая слезы маленьким загорелым кулачком.

Михаил совсем растерялся от новых слез. Схватил девушку за плечи, неловко успокаивал, поглаживая ее руки:

— Брось, не плачь, обойдется, уладится…

— Не уладится! Я первая к нему не пойду, а он ко мне… Он с Лоркой учет-е-тчи…! — и опять в слезы.

— Ты не реви, ты послушай!

— Вот вы где?!

У всех троих членов экипажа «Тайфуна» оказались одинаковые вкусы, и вкусы эти свели всех троих в одном месте. Так же, как Нина и Михаил, Костя после работы отправился в яхт-клуб, подобно им заметил укромную скамью, на которой сидели двое. Причем, сидели, крепко обнявшись, как показалось Косте, не особенно расположенному разбираться в деталях.

— Вот где! — повторил он, кусая губы. — Удобно устроились.

Михаил и Нина подняли головы, увидели неслышно подошедшего Костю. Девушка вскрикнула, вскочила. Тонкая фигурка быстро исчезла среди густого кустарника.

Стараясь показаться равнодушным, ироничным, Костя сказал:

— Интересно время проводите.

Не выдержал взятого тона, шагнул к Михаилу.

Тот увидел злые глаза, дергающиеся от бешенства губы, сжатые крепкие кулаки и понял: недалеко до беды. Встал со скамьи, отошел в сторону, чтобы ничего не иметь за спиной.

— Паразит! — громко заявил Костя. — Я тебе морду набью.

— Слушай, — Михаил не понимал его злости. — Чего ты вызверился? Дай объяснить.

— Объяснить! — Костю это предложение обозлило еще больше. — Много ты объяснишь. Я сам видел.

— Ничего ты не видел.

— Заткнись! Пошли вон туда, подальше, а то здесь народ сбежится. Пошли, я тебе морду побью.

— С ума сошел! Что ты — пацан пятнадцатилетний?

Костя подскочил к Михаилу. Тот был настороже, схватил Костю за руки, не давал развернуться, ударить. Несколько минут топтались на траве, не в силах — один вырваться, другой успокоить противника.

— Пусти! — наконец прохрипел Костя, видя, что из попытки подраться ничего не получается.

— А не будешь снова лезть?

— Пусти, тебе говорю.

— Дай слово, что не полезешь!

Не отвечая, Костя рванулся, освободил руки. Однако вместо того, чтобы снова кинуться на Михаила, потребовал:

— Ладно! Если ты сознательный такой, идем боксировать.

— Вот привязался! Да не хочу я боксировать! Давай поговорим по-человечески. Она…

— Струсил, гнусный! За чужими девчатами бегать можешь, а теперь струсил!

— Ну, раз так, идем!

«Подумать только! — мысленно говорил себе Михаил. — Защищал его интересы, а этот идиот накидывается на своего защитника с кулаками, лается на чем свет стоит… И пусть! Сам захотел и свое получит. Никто его не боится и бояться не собирается. Боксировать, так боксировать!»

Свои недавние рассуждения о том, что Косте и Нине ничего не стоит по-хорошему объясниться, забыл.

Молча, не глядя друг на друга, пришли в яхт-клуб. Среди прочих спортивных сооружений его, был ринг — площадка для бокса, летом здесь часто устраивались соревнования. Михаил остался, Костя зашел к дяде Паве:

— Дай боксерские перчатки.

— Зачем?

— С Семихаткой потренироваться хотим.

Голос его, нехорошо блестящие глаза не понравились дяде Паве. Секунду поколебался, все же вынул из шкафа две пары перчаток:

— На… А я погляжу, как вы… тренируетесь.

— Твое дело! — сердито пожал плечами Костя.

Когда они вышли к рингу, Михаил уже был раздет.

Костя тоже скинул рубаху и брюки, остался в трусиках.

Надели перчатки, сошлись на середине ринга.

Глянув на приближающегося Костю, Михаил понял, какую совершил ошибку, согласившись на бокс. По силе противники были равны, может, даже Михаил немного сильнее и килограммов на пяток тяжелее. Преимущество свое мог он использовать в борьбе и использовал, не дав Косте начать драку. А на ринге, в боксерских перчатках, более тренированный, более ловкий, лучше владеющий своим телом, в выигрышном положении находился Костя.

Легкое движение правой руки. Михаил отклонился, ожидая ее удара. А ударил Костя с левой — голова Михаила мотнулась, в глазах на мгновение потемнело. Костя уже бил в живот. Снова по челюсти!.. Михаил изловчился, стукнул прямым левой. Попал метко — противник отлетел. Хотелось воспользоваться успехом, перейти в наступление, но Костя заскользил по рингу — быстрый, недоступный.

Минуты через две на лицах обоих появились внушительные синяки, Костя, кроме того, сумел расквасить врагу нос.

— Ладно! — крикнул дядя Пава до той поры только наблюдавший события. — Все! Свели счеты и довольно.

Давно понял, что «тренировка» затеяна не зря. Конечно, можно вмешаться с самого начала, прекратить схватку. На его месте иной блюститель нравственности так бы и поступил, прогнал парней с глаз прочь, пусть, мол, где хотят дерутся, только не здесь, чтобы мне за них отвечать не пришлось. По-иному рассудил дядя Пава: не беда, если посчитаются в честном поединке, на глазах у старшего. Хуже, когда в темном переулке, где нападают двое, трое на одного.

Балованный и вспыльчивый, Костя по натуре зол не был. Сорвал гнев на физиономии Михаила и начал остывать, понял, что сглупил, приревновав Семихатку к Нине. Требование дяди Павы прекратить бой исполнил сразу.

Заартачился Михаил. Как все немного флегматичные люди, он закипал долго, а разозлившись, не знал удержу. Пострадал в бою больше Кости, пострадал зря, и это тоже подливало масло в огонь.

— Отстань! — крикнул дяде Паве. — Ничего не довольно, я ему сейчас покажу, как меня трогать, — продолжал лезть на врага, забыв об обороне, о правилах бокса — открыто, как медведь.

Совсем успокоившийся, Костя хладнокровно отходил, не принимая боя.

Дядя Пава понял, что уговорами ничего не сделаешь. Легко перепрыгнул через канат ринга, встал перед Михаилом: