Философия красоты - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или галлюцинации? Врач говорит, что при моей болезни возможны галлюцинации. Я не верю. Я уже никому не верю.
Химера
Вечер закончился не так, как хотелось бы, несмотря на разговор и уверения Ник-Ника, что все в порядке, давешняя ссора не шла из головы. Та девушка, она ведь такая красивая, неужели к ней возможно привыкнуть? А я? Что я буду делать, когда Аронов решит, что ко мне привыкли? Куда мне тогда деваться? Обратно в подземелье?
Заснула я на рассвете, собственная квартира казалась склепом, а кровать – постаментом, на который гроб ставят. С учетом предсказаний Айши – сочетание очень удачное. И сны снились соответствующие.
Разбудил меня Аронов, точнее даже не разбудил, а попросту вытолкал из кровати, приговаривая, что много спать – вредно, и вообще пора привыкнуть к новому ритму жизни.
– Чего надо? – Я была не в том настроении, чтобы радоваться утру и хорошей погоде, а вот Ник-Ник выглядел довольным, словно Ромео, которому родители Джульетты пообещали руку дочери. Или как старый ростовщик, получивший баснословную прибыль.
– Ну, милая моя, я – гений! – гордо заявил.
– Никто не сомневался.
– Вот именно, вот именно. Ну, чего разлеглась, вставай, пойдем знакомиться.
– С кем?
Энтузиазм Ник-Ника вызывал опасения и желание спрятаться куда-нибудь, чтобы избежать знакомства, правда, опыт подсказывал, что игра в прятки только разозлит Аронова.
– Увидишь, давай, милая, встряхнись, сделай с собой что-нибудь, а то похожа на желе, а я обещал Химеру.
– Кому обещал?
– Твоему будущему партнеру. Если бы ты знала, сколько сил времени и денег я затратил на уговоры… Подъем!
Аронов проорал команду прямо в ухо, и я подскочила. Черт, какой такой партнер не дает мне нормально поваляться в кровати. Я легла под утро, спать хочу, а Ник-Ник орет. Пришлось вставать, умываться – сложный процесс, потому как сначала следовало снять маску, протереть кожу лосьоном, кремом, припудрить тальком, смахнуть излишки талька, одеть маску. Теперь расчесать волосы, подкрасить губы, изобразить улыбку и вперед. Возможно, выданный Ароновым пеньюар и не слишком подходит для знакомства, но другой одежды пока нет, за собственные джинсовые шорты Ник-Ник без лишних разговоров убьет. Видите ли моя манера одеваться убивает его тонких художественный вкус.
В дверь ванной постучали. Аронов намекает, что пора бы показаться людям. А я не желаю никому показываться, я спать хочу.
Ладно, если повезет, то отделаюсь от знакомства быстро. Если не повезет…
– Похожа на драную кошку. – Отпустил комплимент Ник-Ник. – Ладно, сойдет. Пошли. Иван, это Химера. Химера, это Иван.
– Приятно познакомиться. – Сказал Иван.
Иван. Не Иван-дурак, и даже не Иван-царевич – гораздо, гораздо лучше. Иван Шерев собственной персоной.
Кто такой Шерев? Да это имя не нуждается в пояснениях. Шерев – это бренд, это небожитель, это… Да я девчонкой бегала на фильмы с его участием, тогда он играл молодых красноармейцев, вдохновленных и яростных, умирающих с гранатой в руке и именем любимой на устах. Я плакала над каждой из этих экранных смертей, и весь зрительный зал рыдал вместе со мной. После развала Союза мода на кино изменилась, и Шерев стал играть белогвардейцев, тоже идейных, но уже печальных, осознающих тщетность борьбы, но по-прежнему готовых умереть ради России. Белогвардейцы получались даже лучше, шальные корнеты, утомленные войной поручики и один разбойничий атаман, утонувший в болоте. Его герои всегда умирали, и каждая из этих смертей находила свое собственное место в блекло-голубых глазах Ивана. С каждым новым фильмом его взгляд становился тяжелее, жестче, будто Шерев ненавидел тех, кто снова и снова вынуждал его умирать.
А лет пять назад Иван исчез с кинематографического небосвода. Слухи ходили самые разные: и будто он разочаровался в жизни и ушел в монастырь, и то, что встретил свою любовь и уехал в Париж, и совершенно точно, что просто спился… Однажды вышла статья – не помню где, давно это было – в которой говорилось про автомобильную катастрофу и тяжелую травму. А он живой.
Живой и в моей квартире. Сам Иван Шерев.
– А ты и в самом деле похожа на Химеру…
Он улыбался, а я зачарованно рассматривала будущего партнера. Да за одну эту улыбку можно сигануть в пропасть… А глаза стали еще печальнее, уже не голубые, а серые, светло-светло-серые, с темными угольками зрачков и длинными ресницами. В жизни он вообще казался жестче: губы, скулы, подбородок, такие лица принято называть каменными, но, черт побери, я согласна и на камень.
– Молчание – золото, грязь – серебро, холодом сколото, небо свело нас на распутье пьяных дорог, сумрачный путник весел, но строг бог на иконе, и плачет и ждет, тот, кто запутался, тот, кто не смог…
– Иван, прекрати, – попросил Аронов, – прибереги свои стишки для потомков, она их все равно не оценит.
– Как знать, как знать, – Иван по-прежнему улыбался, но теперь его улыбка не казалась искренней, скорее она являлась очередным подтверждением актерского мастерства. Правильно, не надо забывать, что Шерев – актер, хороший актер, которому хорошо заплатили, а я, дура, обрадовалась. Чему радоваться?
– Сейчас отдыхайте, знакомьтесь, только без глупостей, умоляю, а вечером репетиция, в шесть Лехин заедет. – Ник-Ник на минуту добавил. – Иван, смотри, я тебя предупреждал. Ты тоже за ним приглядывай. А послезавтра начнем.
– Что начнем?
– Все начнем, деточка. Все.
И Ник-Ник ушел, оставив меня наедине с Иваном и собственной неуверенностью в будущем. Страшно.
– Милая у тебя квартирка, – Иван дружески хлопнул меня по плечу, – ну, хозяйка, показывай, где у тебя тут жить можно, а то мне еще за вещами съездить надо…
Творец
Аронов был вполне удовлетворен началом игры, вчерашнее представление Айши пошло лишь на пользу делу, и даже статья под гордым заголовком «Скандал недели или Новая Звезда «л’Этуали»» скорее позабавила, чем расстроила. Пусть кричат, пусть выясняют, что же произошло на самом деле, все равно не поймут, а Химере реклама только на пользу. Кстати, и Лехин успокоился, к нему уже обращались, прощупывали почву относительно новой модели «симпатичной девочки в черном». Ну здесь Лехину мешать не стоит, он свое дело знает крепко.
А послезавтрашний показ лишь подогреет интерес. Правда, относительно показа Аронов испытывал некоторые сомнения, но это нормально. Каждый раз, демонстрируя свой гений обывателям, Ник-Ник волновался – сумеют ли понять, сумеют ли оценить полет мысли, оригинальность идеи, качество исполнения… Люди с подозрением относятся ко всему новому и оригинальному.
