Катали мы ваше солнце - Евгений Лукин

— Кому заказывать? — не понял Кудыка.

— Кому-кому!.. Грекам! — с досадой бросил тот. — Да у нас и железа такого не водится, чтобы самим солнышко сковать… Ну что? Опять на тебя остолбуха нашла?.. Пойдём-ка лучше на изворот сходим, поглядим, как там у них…

Кудыка, конечно, был смятён, но грозное предупреждение Завида Хотеныча — вспомнил.

— Не велено мне за изворот… Розмысл сказал, язык ниже пяток пришьёт…

— Сказал — значит пришьёт… — обнадёжил Ухмыл. — Только мы за изворот и не пойдём, небось… Чего нам там делать, за изворотом?..

И, прихватив обе лампы, они двинулись по скрипящему щебнем наканавнику. Навстречу им, переговариваясь вполголоса, шли ватагой чумазые берендеи.

— И ка-ак этта оно, братцы вы мои, завихляет перед седьмой заставой… — сокрушённо потряхивая шапчонкой, рассказывал кто-то взахлёб. — Ну, всё, думаю, опять, как тогда, в откат пойдёт… Нет, ничего…

— Да-а, пронесло… А то бы сейчас корячились — две ляжки в пристяжке, сам коренной…

— Эй, Ухмыл! Куда это тебя несёт? Все с изворота, а ты на изворот?..

— Не трожь… Это он грамотею участок показывает…

— Слышь, Кудыка! Ты уж, когда розмыслом станешь, нас-то не забижай…

Посмеиваясь, разминулись. Кудыка озадаченно посмотрел им вослед.

— А что ж ты думаешь? — сказал ему Ухмыл. — Розмыслами, брат, тоже не рождаются. Того же Завида возьми Хотеныча! С перечапа начинал, простым смазчиком…

На извороте тоже было дивно. Огромное чётное солнышко всё в белёсых лишаях (хлопья окалины облетели с него во время прогона по рву) уже громоздилось в средоточной лунке, почти готовое к перевалке на главный жёлоб. Явственно виднелся край броневой заплаты, устрашающий своею толщиной. Согласно Уставу Работ, после каждой прокатки надлежало производить беглый наружный осмотр изделия, чем, собственно, сейчас и занимались. Чумазый работный люд отмыкал и замыкал створки топок, пробивал ломами забившиеся круглые дырки поддувальных дыхалец.

Главный жёлоб представлял из себя такое же бесконечное подземелье с полукруглым рвом на дне, только своды были повыше, сама пещера значительно просторнее, от каменной кладки стен, казалось, веяло стариной. Вообще все снасти главного жёлоба поразили Кудыку своей древностью и в то же время какой-то прочностью, основательностью. Было в них что-то от столетнего замшелого колодца на капище, столь хорошо знакомого и самому Кудыке, и тем более Ухмылу…

Оглянувшись, Кудыка заприметил в полумраке, что с другой стороны главный жёлоб обрывается тупиком, причём глухая стена тупика выглядит куда новее, нежели всё остальное на извороте.

— Ухмыл, а, Ухмыл… — начал бывший древорез, указывая на странную приметную эту стену. — А за ней-то что же?..

— Не тычь пальцем, обломишь, — надменно посоветовал тот. — Ров за ней… Тот же самый ров, только заброшенный…

— А… а зачем он там?..

Ухмыл напустил на себя недовольный вид: дескать, замучил ты меня своей простотою. Но на самом-то деле просто красовался слегка перед новичком…

— Тут, брат, не облизнувшись и не растолкуешь… — завёл он не без удовольствия. — Словом, когда мы ещё преисподнюю с греками делили…

— Как? — вырвалось у Кудыки. — Когда?..

— Когда?.. — Ухмыл призадумался. — Ну, сам-то я, понятно, ничего этого не видал, не слыхал, и даже на свет о ту пору не рождался… А уж ты — тем паче… Давно. Сразу после того, как мы от греков отложились…

— От греков?.. Мы?.. — Многострадальную Кудыкину голову наполнил вдруг лёгкий ласковый звон. Потом возникло из этого звона суровое шамканье старого Пихто Твердятича: «А не надо было греков пущать в государствие… Знаешь, почему их греками зовут? Грешные потому что…»

— Э… — жалостливо молвил Ухмыл, посветив Кудыке в лицо. — Деревня, деревня, голова тетерья… Ну, ясно, вам же наверху даже и этого знать не положено… Мы ж ведь с греками когда-то одной страной были… И солнышко у нас было одно. То есть я что разумею-то? В небесах одно. А под землёй их, наверно, изделий семь с запада на восток катали, ежели не больше… Во-от… А мы, стало быть, с дура ума возьми да и отделись. Своей головой, стало быть, жить захотели… Три солнышка себе выговорили…

Сразу после этих слов суровое шамканье в гулкой Кудыкиной голове смолкло, а взамен зазвучал внятный ликующий вопль Шумка: «Было оно тресветлым!.. А теперь двусветлое!.. Сами сочтите…»

— А третье-то куда ж делось?.. — еле выпершил Кудыка.

— А!.. — Ухмыл насупился и махнул рукой. — Расколотили, лоботёсы… Кинули да не докинули. Целого города как не бывало… Единым махом…

Греческая лампа выпала из ослабшей Кудыкиной руки и, чудом не разбившись, повалилась набок. Перед глазами проступили горбатые оземленелые развалины мёртвого города Сволочь-на-Сволочи, тянущиеся на многие переклики чуть ли не до самой Ярилиной Дороги…

— Ты пороняй ещё тут, пороняй!.. — зверем рявкнул на него Ухмыл, мигом подбирая лампу. — Расколотишь — ключник новую не выдаст!.. Ишь, обдряб! Баба, что ли?.. Нас-то, чай, с тобой пока солнышком не накрыло?..

Кудыка стоял и тихонько мотал головой.

— Так ить… за грехи же… — шепнул он, а вернее — губами прошевелил. Но Ухмыл понял.

— Да за какие там за грехи?.. — с досадой отвечал он. — Целить надо было точнее, вот и весь грех!.. Это волхвы уж потом смекнули объявить: за грехи, мол… И благо ещё, что смекнули. А то, брат, такая бы наверху смута заварилась — страсть да и только!..

В этот миг стукотня и лязг на лунке стихли, и раскатистый голос сотника Нажира Бранятича повелел зычно:

— На рыча-аг… Выбить клинья… го-товьсь!.. Готовы, что ли?..

Ответить ему не успели. Со стороны главного рва к извороту кто-то бежал, отчаянно подавая запретительные знаки лампой. С той самой стороны, куда Завид Хотеныч настрого запретил ходить Кудыке…

— Па-времени!..

Рабочие опустили молоты, всматриваясь.

— Вроде Чурыня…

— Похож…

— Чего это он?..

Бегущий выбрался на взлобье перед средоточной лункой, где громоздилось готовое к дальнейшей прокатке солнышко, и оказался рослым немилорожим детиной неопределённых лет.

— Розмысл наш… Лют Незнамыч… — задыхаясь, проговорил он, — просит… приостановить… прогон…

Тут, конечно, грянули возмущённые крики. Шум, отразившись от пыльных сводов, прокатился над обоими рвами.

— Да что у вас там, на участке?.. Земля трясётся?..

— Ну что ни день, то заминка!.. Вчера, сегодня… Глядишь, так и зимушка опять наверху настанет…

— Ти-ха!.. — рявкнул белобрысый Нажир Бранятич, сотник с участка Завида Хотеныча. Повернулся к Чурыне, процедил: — Если Лют Незнамыч просит, знамо дело, повременим… Только задержку спишем на вас, уразумел?