Убийственные болоньезе - Нина Демина

– Спасибо, что напомнил! – запричитала Лада. – Складывается впечатление, что мы преступники, и не просто, а злостные рецидивисты!

– Я не хотел никого обидеть… – Давид поднял ладони в защищающемся жесте.

– Давид, что ты можешь нам посоветовать? – спросила обеспокоенная Виолетта.

– Разработать версию и держаться ее, что бы ни случилось, – ответил он убежденно.

– И сегодня же в Москву!

Виолетта закрыла лицо ладонями, Лада раздраженно смотрела на нее, ожидая реплик вроде "к геологам!". Не дожидаясь всплеска эмоций, Виктор обратился к Давиду:

– Предлагаю, каждого "свидетеля" инструктировать отдельно. А то две бабы – базар, а три – ярмарка!

– Но, но! Половой шовинизм! – вступилась за женский пол Тина.

– Инструктаж проведу я, как юрист, и Виктор, имеющий некоторые преимущества в виде информации о деталях происшествия, которые помогут нам удержать Ладу Антоновну в положении "свидетеля", а то и перевести в ранг "потерпевшего", – уверенно объявил Давид.

– Потерпевшего? Да как же это? – удивленно спросила заплаканная, но все равно безупречно красивая Виолетта.

– Потерпевшим признается лицо, которому преступлением нанесен моральный, физический или имущественный вред, – пояснил теоретик права.

– По нашей версии Лада Антоновна преступления не совершала, – поддержал его Виктор, – но картина зверского убийства, свидетельницей которого она явилась, нанесло ей непоправимый моральный вред.

– И имущественный, – добавила "жертва".

– Че-го?! – разом вскричали Виолетта и Тина.

– Между прочим, платьице, которое мне пришлось выбросить, не в универмаге куплено, а в бутике Вивьен Вествуд! – ввернула откинувшаяся на спинку стула Лада.

– Ну, ты и зараза, Ладка! – рассмеялась Тина.

Виктор посмотрел на часы, укоризненно посмотрел на подружек, затем подошел к Давиду и напомнил:

– Я же говорил, надо с ними беседовать по одному! Эдак до вечера не управимся.

– Всем оставаться на местах, – громко приказал Давид. – Мы с Виктором отправляемся в гостевую спальню…

– Да, в гостевую спальню, – подхватил инициативу Виктор, – и через некоторое время будем вызывать вас…

– Прямо таки сразу и в спальню, Павлов? – привычно пошутила Тина.

Она не знала, что своими словами вызвала в его памяти отрывки прошедшей ночи, стальные объятья желающие раздавить нежную женскую грудь о выпуклые мышцы и жесткие волоски мужской, жадное обладание подаренного на ночь тела и искривленные в экстазе губы.

– Кто про что… – буркнула оставшаяся без привычного мужского внимания Виолетта.

Тина вздохнула украдкой и посмотрела на Павлова. Серьезный, хоть и выбитый из колеи, Виктор оставил реплики без внимания и скомандовал:

– На это время попрошу соблюдать тишину, не ссориться и не драться! Вам понятно?

– Понятно, – пожав плечами, ответила Тина.

– Не глупые вроде… – протянула Лада, кокетливо отбросив на спину тяжелую волну смоляных волос.

– Вроде… – поддразнила ее Виолетта, и, увидев укоряющий взгляд Давида, произнесла скороговоркой, – молчу, молчу, все понятно.

Глава пятнадцатая

Звонок Бернса возвратил Тину к реальности. Роман Израилевич был обеспокоен, домашний номер Тины не отвечал.

– Ты где? – строго спросил встревоженный голос Бернса.

– У Давида, – ответила она, зная, что лучше сказать правду.

– Перезвоню, – сказал Бернс и отключился.

"Проверяет, надо предупредить Давида" подумала на бегу Тина. Ничего не объясняя, она вытолкала Давида из гостевой спальной, где они с Виктором беседовали с Ладой, и тут же раздался звонок.

– Бернс! Выручай! – крикнула она изумленному ее прыткостью Давиду. Давид откашлялся и снял трубку.

– Роман Израилевич? – ошалело спросил Давид.

– Давид, объяснись, какого черта делает у тебя Тина в восемь часов утра? – спросил разъяренный, уже накрутивший себя подозрениями Бернс.

Тина умоляюще сложила ладошки и преданно смотрела на хмурого Давида. Давид снова откашлялся и произнес:

– Роман Израилевич… я осмелился… – приступ кашля заглушил окончание фразы.

Тина чувствовала, как взбешен на другом конце телефонного кабеля мучимый ревностью Бернс.

– Что, черт побери, происходит! Где Тина?! Дай ей сейчас же трубку!

Давид с виноватым видом сунул трубку в руку Тине.

– Алло? – как ни в чем ни бывало мурлыкнула в трубку Тина, повернувшись к приунывшему Давиду спиной. – Чего шумите Роман Израилевич? Напугали Давидку до полусмерти.

– Какого черта он молчит?! – прикрикнул на Тину Бернс.

– Начертил, Роман Израилевич, черт на черте, а еще верующий человек, – упрекнула его Тина. – Христианин себе такого не позволит.

– Прости Тиночка, золотце, переволновался я, – хитромудрый Бернс решил, что пора достать пряник, – дома тебя нет, Давид словами поперхнулся, а уж я напредставлял себе черте что…

– Роман Израилевич, разве сегодня не суббота? – спросила Тина, давая понять диктатору, что она не так уж и проста.

– Суббота…

– Так какой уважающий себя иудей в шаббат думает о чем-то кроме бога? – попеняла она ему.

– Довела меня старика, вот и грешу…

– Скоры вы сваливать с больной головы на здоровую. Отдыхайте, ни о чем не думайте, – посоветовала Бернсу Тина и выдала ему внезапно пришедшее в голову оправдание. – Я нарочно к Давидке пораньше заявилась, в понедельник мне на занятия, посоветоваться надо, а вы уж и рады стараться, родственника и того подозреваете!

– Так ведь он молодой, золотце, кровь взыграет и на родного отца не посмотрит, не то что на дядю двоюродного, – начал по обычаю жаловаться на чужую молодость Бернс.

– Успокойтесь, Давид мальчик правильный, зачем ему такая как я?

– И то правда, – притворно вздохнул Бернс, стараясь больнее уколоть Тину, – ему моя Розочка уж и невесту присмотрела.

– Вот и хорошо, – недобро усмехнулась Тина, – давайте прощаться, Розе Исааковне пламенный привет!

– Тина, золотце, зачем ты так? – заохал Бернс.

– Как? – надменно спросила Тина.

– Прощаться! Уж как я соскучился по тебе красавица моя, слов таких нет…- заныл Бернс, вымаливая ласку у Тины.

– Ладно уж, – пожалела его она.

– Любишь? – с придыханием спросил Бернс.

– А то! – бодро ответила Тина.

– Вот и ладненько, – сказал он напоследок, – не шали.

Тина отшвырнула трубку, обернулась к Давиду, но вместо него увидела Павлова прислонившегося к косяку витражной двери.

– Значит, любишь? – хамовато спросил он.

Тина достала из перламутрово-розовой пачки сигарету закурила.

– Тебе, Павлов, родители не говорили, что подслушивать некрасиво? – вскинув красиво очерченные брови, спросила она, чувствуя, что назревает скандал.