Серые земли - Карина Дёмина

Мысль о диванчике не отпускала.

Напротив, с каждой ступенькой Себастьян все яснее осознавал свою глубокую сердечную привязанность к сему предмету мебели. И ведомый этой привязанностью, он не обратил внимания, как слетела с брюк белая тонкая нить, верно, привязавшаяся еще в пролетке… и как нить эта, коснувшись порога, вспыхнула и осыпалась белым пеплом, который в порог и впитался.

Но заклятие было слабым, оттого и не шелохнулись тревожные колокольцы над стойкой дежурного. Сам же он, с тоской перелистывавший последний нумер «Охальника», каковой держали в управлении исключительно порядка ради, встрепенулся.

— Пан Себастьян, вам тут письмецо доставили.

И конверт подал.

А Себастьян принял, с трудом сдерживая зевок. Спать по — прежнему хотелось неимоверно… и образ верного дивана маячил пред внутренним взором. Оттого и письмо Себастьян читал в неподобающей спешке.

«Дорогой брат.

По здравым размышлениям, я все же решил воспользоваться твоим советом и временно покинуть Познаньск. За сим ставлю тебя в известность, что мы с супругой отбываем утрешним поездом на Барвино, а оттуда — до моря. Полагаю, в нынешних обстоятельствах смена обстановки будет более, чем уместна. А морской воздух благоприятно скажется на здоровье Евдокии.

Желаю тебе всяческих успехов в расследовании.

Лихослав»

Письмо покажется несколько странным, и Себастьян прочтет его во второй раз… а в третий — присядет на диванчик, который покажется куда более мягким, нежели утром.

— Потом, — лист Себастьян сунет под голову и, стащив ботинки, кое‑как на диванчике устроится. В конечном итоге, что такое пара часов?

Ничего.

И многое… сон, в который он провалится, будет глубок, но тревожен.

Глава 11. Где речь идет о некоем пансионе и его обитателях

Пансион «Три короны» короны имел исключительно на вывеске да еще на челе государевом. Последняя была огромна и даже с виду тяжела, оттого, верно, и взирал государь на гостей пансиона хмуро, недобро, будто бы загодя подозревая в них недоброе, не то склонность к заговорам да изменам государственным, не то потаенное желание умыкнуть махровые полотенца, каковым пан Вильчевский вел особый учет.

Впрочем, учитывал он не только полотенца. В доме было превеликое множество ценных вещей, к каковым постояльцы, даже те, что поначалу казались приличными, не имели никакого уважения! Так и норовили потрогать, попользоваться, а то и вовсе в негодность привести. Еще и жаловались, дескать, карниз сам треснул, от старости, гардины расползлись, потому как гнилые, обивка на креслах затерлась в силу исконного дурного качества…

Нет, дом был стар. Он перешел пану Вильчевскому в наследство от матушки, женщины в высшей степени рачительной. Сам дом некогда являлся обыкновенным особняком, купленный Стахом Вильчевским, купцом средней руки опосля одной его удачной сделки. Стах, которого пан Вильчевский помнил смутно, мало, что свято верил в собственную удачу, так еще и повадился оную удачу проверять за ломберным столом. Опосля очередного проигрыша и пачки векселей, погасить которые он не имел возможности, Стах упился с горя, а после, в пьяном угаре, вышиб себе мозги.

С долгами пришлось рассчитываться вдове.

Она, продав и лавку, где почти не осталось товара, и собственные, от матушки доставшиеся драгоценности, и все вещи, имевшие хоть какую‑то ценность, осталась с огромным пустым особняком да малолетним сыном.

Тогда‑то панна Вильчевская и решила сдавать комнаты.

А после и пансион организовала.

От тех времен у пана Вильчевского остались в памяти запах горелой гороховой каши — готовила матушка неважно, и множество незнакомых людей, которые появлялись и исчезали… исчезали и появлялись…

Еще темнота — матушка экономила на свечах.

Лютый холод.

И страх, что однажды наступит день, когда уже у него, пана Вильчевского, не останется денег. Нет, пансион, несколько облагороженный, имел успех, благо, был недорогим и располагался едва ли не в самом центре Познаньску, но все же… все же… жильцы ныне стали капризны, избалованы.

То им кофий поутру подавай в нумера, да не простой, а высшего сорту. То белье меняй ежедневно, а не раз в седмицу, то еще какую глупость придумают… одна вон повадилась купаться каждый день, расходует воду почем зря. Другой читает до полуночи, а после спит до полудня. И не важно, что за газ пану Вильчевскому платить приходится, тогда как дневной свет, небось, бесплатный… нет, пусть и приносил пансион доход, но от жильцов в нем было одно беспокойство. Оттого и был пан Вильчевский мысленно согласен с государем — портрет намалевал художник, не имея иной возможности оплатить долг — что относиться к ним следует с подозрением.

И нового гостя разглядывал пристально, через лупу — оставил старый академик, имевший дурную привычку курить у окна, все гардины своими цигаретками завонял. После прачке пришлось доплатить два медня, чтоб их в ароматном растворе пополоскала. Оттого и забытую лупу пан Вильчевский себе оставил, во восполнение ущербу, его имуществу нанесенного.

Гость терпеливо стоял, прижимая к груди фетровую шляпу с лентой. Глядел он прямо, и в лупе выпуклый глаз гостя был особенно кругл, темен и смотрел этак, с ленцою, а лень пан Вильчевский почитал первейшим из грехов человеческих, поелику сам он вставал засветло, ложился заполночь, и даже во снах продолжал работать…

— Чем могу помочь? — поинтересовался пан Вильчевский, еще не решив, готов ли он принять этакого постояльца…

Нет, одет гость был прилично.

Костюмчик шерстяной, светленький, маркий. Рубашечка белая. Гальштук новомодного оттенку салатной зелени, да и в клеточку, и булавочкой этак к рубаке пришпилен.

Перчатки белые.

Саквояж кожаный, с бронзовыми острыми уголками да круглою рамочкой, куда бумажку с именем вставлять надобно, только гость до сего не дошел, вот и красуется в бронзовой рамочке название лавки, из центральных, в которых честных людей вдвое, а то и втрое супротив истинной цены переплачивать заставляют.

Сам пан Вильчевский к подобному транжирству относился с осуждением, предпочитая закупки делать на старом городском рынке, да и средь старьевщиков он был гостем частым, зная, что иные бестолковые людишки, за модой угнаться силясь, скидывают в лавки вещи новые, хорошие совсем и за малую цену…

— Мне бы нумер, — с запинкой произнес гость и покраснел.

Небось, только — только приехал в Познаньск и, заместо того, чтоб жилье приличное сыскать, по лавкам кинулся, за лоском столичным.

Пан Вильчевский покачал головой.