Беловодье - Марианна Алферова

Джип стоял на дороге. А дорога лежала на поверхности озера. Именно так — белые плиты покоились поверх воды с небольшими зазорами, и меж ними протекали тонкие струйки. Внутри круга было только огромное светлое озеро. И в центре прямо из воды поднималась белая церковка. В глубине, под толщей воды, горели негасимые свечи и угадывались крыши затонувших хоромин. Вода в озере была гораздо светлее неба, чего, вообще говоря, в природе не бывает. Над водой чернели отдельно стоящие вековые ели. А по воде, переплетаясь и вновь расходясь, пролегали тропинки из белого камня. Каждый камень лежал отдельно от другого. Тропинки сплетались с дорогой и убегали вдаль, заканчивая свой бег у крыльца какого-нибудь дома, или приводили к кольцевым парапетам из белого плавучего камня. Одно такое кольцо шло вдоль наружной стены Беловодья, второе окружало водный круг в центре. Дома поднимались из воды. Не в том смысле, что из воды выныривали, а в том, что сами были частью светлых вод. Они то погружались вглубь, то вновь поднимались. Контуры стен, наличники, ставни, черепица на крышах и флюгера над крышами — все менялось, и только глаз начинал привыкать к облику, как являлись уже другие очертания, чтобы через несколько мгновений сделаться прежними. Впрочем, в этом прежнем непременно проглядывало что-нибудь особенное, новое. Так валы, бегущие к берегу, повторяются раз за разом, но все время иные. Оттенки голубого, зеленого, серебристого, нигде ничего яркого, кричащего — колорит почти тернеровского пейзажа. Но порой вспыхивало ослепительно белое, как блеск лунной дорожки на воде. Тем чернее казались ели на фоне светлой воды.

Роман обо всем позабыл — он переводил взгляд с одного дома на другой, еще ничего не понимая и даже не пытаясь понять, но лишь пораженный до глубины души.

Он слышал, как рядом всхлипывает Лена, повторяя как заведенная:

— Невозможно, такое невозможно…

— Замечательно, — сказал колдун.

— Лешка! Наконец-то!

Все обернулись на крик. К ним по дорожке бежал парень лет тридцати, худощавый, темноволосый, с глубоко посаженными глазами и высоким, выдающимся вперед лбом.

— Грег! — Стен обрадовался, увидев старого друга. — Все еще стережешь?

— Как видишь. А ты, черт, бродяга, где тебя носило! — Грег смеялся, обнимая приятеля. — Ты же говорил, что никогда не вернешься.

— Пришлось.

— Ну и отлично! Значит, опять вместе? Все вместе, да? Может, в этот раз все получится, а?

— Надя погибла.

— Знаю. — Грег нахмурился. — Иван Кириллович рассказал.

— Как он? — спросил Стен.

— Старик хорошо держится. Замечательно. Мужественно. Уважаю. Да вот он, идет…

Все обернулись.

К ним по белой дорожке шагал Гамаюнов в светло-синем клеенчатом плаще до пят.

В реальности он выглядел куда тщедушнее и старше, чем в своих сеансах колдовской связи, отметил про себя Роман, глядя на хозяина Беловодья. Во-первых, Иван Кириллович был мал ростом, во-вторых, кожа казалось тонкой, как бумага, а губы — по-стариковски лиловыми. И главное, он был какой-то неухоженный — под плащом поношенный свитер с высоким горлом, одна брючина заправлена в сапог, другая выбилась, спустилась до самой воды и намокла.

— Как я рад! — Гамаюнов в первый момент как будто видел только Алексея. — Стен! Мой мальчик! — Они обнялись. — А ты по-прежнему такой же строптивец. Зато и люблю. — Иван Кириллович отстранился и только теперь поглядел на остальных. — Леночка, наконец-то! — воскликнул он таким тоном, как будто давно ее здесь ждал, а она почему-то не ехала. — А это наш удивительный господин Вернон, надо полагать?

И Гамаюнов повернулся к Роману. Глянул внимательно, изучающе, будто оценивал, на что способен колдун.

«Он уверен, что я увижу в нем гуру, а я не вижу. Хоть убейте меня — не могу. Все же я обязан быть с ним почтителен, хотя бы из уважения. И еще за то, что он создал Беловодье».

— Как у вас это получилось? — спросил Роман. Еще за секунду до этого не хотел спрашивать и все же спросил — слова будто сами собой вырвались.

— Очень просто. То, что в душе хранил, здесь отразилось. — Иван Кириллович торжествующе улыбнулся.

— И здесь, в Беловодье, возможно все?

— Где Надя? — спросил Иван Кириллович. — Я должен ее видеть.

— Она здесь, с нами.

Гамаюнов говорил о ней как о живой, и за это Роман многое был готов ему простить. Ревности, во всяком случае, колдун сейчас не испытывал. Он сам достал из машины Надино тело. Сбросил ткань. От холодного сияния Беловодья лед посверкивал, и казалось, что Надя улыбается, а ресницы дрожат.

Иван Кириллович пошатнулся. Если бы он не держал Грега за руку, то наверняка упал бы в воду. А так устоял. Свободной рукой стиснул горло, лицо его посерело. Роман понял, что несправедлив был к старику: потеря Нади оказалась для Гамаюнова страшным ударом.

— Что вы намерены делать? — спросил Роман.

— А что теперь можно сделать? — бесцветным голосом отозвался Иван Кириллович. — Что?.. — Он вновь схватился за горло. Ему не хватало воздуха.

— Но мы в Беловодье! Еще есть время! — крикнул колдун. — Я наложил трехдневное заклятие льдом. Еще можно оживить ее… Слышите?! Еще время есть!

— Время? — переспросил Гамаюнов. — О, время как раз неважно… То есть… Я продлю ваше заклинание на три дня. Потом еще на три дня… Дней сколько угодно.

— А живая вода? Здесь есть живая вода?

— Об этом я скажу завтра.

Романа как будто повело из стороны в сторону. Волна подхватила и понесла…

«Возможно все… сумей… дерзай…» — шептала вода и несла за собой.

Водный колдун пришел в себя и огляделся. Кто с ним говорил? Кто утешал?

«Дерзай, ты сможешь…» — уговаривал неведомый голос.

— …А джип спрячьте, — сказал Иван Кириллович.

Гамаюнов, по-прежнему держа Грега за запястье, поднял его руку, потом повел ею вниз, и джип медленно стал погружаться в глубину, проходя сквозь белые плиты дороги, будто они были такой же водой, как и все остальное Беловодье. Или они и были?..

— Если вы не сумеете, я сумею! — выкрикнул Роман. — Вот увидите, я сумею. Здесь, в Беловодье… Все смогу. Куда отнести Надино тело? — спросил колдун. — Скажите…

— Я сам. — Иван Кириллович забрал у Романа умершую жену и понес, будто тело было невесомо. Роман шагнул за ним. — Не ходите за мной, — приказал Гамаюнов, не оборачиваясь.

— Вы слышите, я создам живую воду! — крикнул ему вслед Роман.

Иван Кириллович не ответил.

Журчала вода, то поднимаясь выше дорожки, то понижаясь. И тогда из светлых вод выныривала странная стеклянная трава и такие же странные цветы — живые и неживые одновременно. Их прозрачные лепестки опадали и тут же растворялись в плещущей о дорожку волне. Вдруг возник каркас из белых планок, белых, как молоко, заструился выросший из воды плющ, оплел каркас, несколько листьев сорвались и на лету превратились в капли. Уже начинало смеркаться. Осеннее небо быстро гасло, а вода в озере оставалась все такой же светлой. Огоньки в глубине сделались ярче и отчетливее. Теперь уже можно было разобрать переплетенье причудливых строений под водной толщей — они наплывали друг на друга, одна стена прорастала из другой, как в безумных гравюрах Эшера, один дом заключался в другом, и сквозь одно окно проглядывала целая анфилада.