Беловодье - Марианна Алферова

Грег повел Романа и его спутников к домику для гостей.

— Располагайтесь, отдыхайте. Иван Кириллович очень рад, что вы приехали. — Грег остановился перед высоким резным крылечком. — Ты, Роман, здесь. Алексей, Юл и Лена будут в соседнем доме. Спокойной ночи.

— Что вы намерены делать?

— Завтра поговорим. Иван Кириллович наверняка все отлично устроит. Но сегодня отдыхайте. Вы устали с дороги.

Грег повернулся и зашагал по дорожке.

— Мне здесь не нравится, — сказал Юл. — И потом, как тут с питанием? Кругом одна вода. Я на одной воде жить не могу. Жрать охота.

— Не волнуйся, это же Беловодье. Здесь должно быть все.

— Роман, пошли к нам, — предложил Стен.

— Я должен осмотреть свой дом. — Колдун взбежал по ступеням, толкнул незапертую дверь.

Тут же сам собой зажегся свет в прихожей — свет явно не электрический: так блестит вода на солнце. И этот свет играл, как вода: то вспыхивал, то ослабевал. Пустое помещение с полупрозрачными стенами, вешалка, похожая на отростки льда. Витая лестница уходила наверх. Роман помчался на второй этаж, потом на третий. Ему хотелось ото всех скрыться. Сейчас он ни с кем не мог говорить, даже со Стеном.

Роман почувствовал легкое движение — дом поднимался вместе с ним, менялся, вытягивался. Колдун выглянул в узкое стрельчатое окно. Озеро было далеко внизу, все такое же светлое, мелкая волна рябила, набегая на фундамент. А сам Роман, судя по всему, был в какой-то высокой башне. Колдун открыл ближайшую дверь и вошел в спальню. Он и планировал очутиться в спальне. Круглая просторная комната, огромная кровать посередине, застланная белым пушистым пледом. Роман пересек комнату и распахнул окно. Внизу раскинулся город — огромный, сияющий тысячами огней, разноцветные панно рекламы вспыхивали на фоне темного неба, цепочки круглых светильников вдоль широких бульваров лучами уходили вдаль. Но при этом пахло озером — свежий запах воды струился в комнату.

С Романом еще не бывало такого, чтобы он пришел в чужой дом и ощутил, что этот дом его. Сейчас ощутил.

Он сел на кровать, вцепился пальцами в волосы. И вдруг закричал от нестерпимой боли. Он не мог понять почему, но Беловдье его оглушило. Зависть? Да, он завидовал, тут не стоит спорить. Он бы и сам мечтал создать такое… Он бы хотел. Но не создал. Не наколдовал. Все, что он делал, казалось теперь таким незначительным. Мелочь, мелкая-премелкая мелочь. То есть по сравнению с другими колдунами, может, и не мелочь, может, даже и получше, чем у других, но сравнивать-то надо не с чужим, а со своим даром. Малы были дела, а дар велик. Вот же нелепость! Он сам окоротил себя, сам оставил в круге своих дел только легкое, понятное, достижимое. Да, достижимое — это преснятина, сухарь, ломоть вчерашнего хлеба. Но погоня за недостижимым — и вовсе отсутствие хлеба. А хлеб дает радость конкретную, принося лишь то, что может принести, не больше и не меньше. Порой за эту определенность можно отдать многое. Если не сказать, что все.

А здесь он увидел непомерное. Да, да, вот истинное слово — непомерное.

Беловодье существовало. Неважно, кто его задумал и как создал, но оно было выше любого дара. Замкнутое в круг, оно не имело границ. Оно было больше своего создателя, и от его светлых вод веяло таким простором, что томительно и сладко становилось душе. И еще — боязно. Хотелось немедленно бежать отсюда. Но еще больше хотелось остаться.

Да, да, вот что его томило. Страх… Роман явственно ощущал опасность, исходящую от Беловодья. Город счастья внушал ему чисто физический ужас. Невидимый, не ощущаемый ужас. Как будто от светлых вод шла смертельная радиация.

Водный колдун должен быть счастлив, увидев такое чудо, а он воет от отчаяния и готов кинуться на первого встречного с кулаками…

Какая чушь! Счастлив? Как он может быть счастлив, если Надя умерла?

Роман понял в этот миг, что горе его, связанное с Надиной смертью, как-то померкло, притупилось, заслоненное Беловодьем. То ли сам воздух Беловодья, то ли его блеск, ласкающий и манящий, но что-то утишило боль и как будто отдалило потерю. Будто не два дня назад все случилось, а год назад… Нет, такого не может быть! Ведь он так любил Надю! Как могло статься, что боль исчезла? Надя! Ему вдруг почудилось, что они стоит у него за спиной. Оглянулся. В спальне никого не было.

Он сбежал на первый этаж, кинулся к двери и замер. Куда он бежит? Зачем?

Вернулся. Зашел в просторную кухню с очагом, в котором не было огня, но от которого исходило ровное тепло, как от нагретой воды. Вообще в доме было тепло и очень тихо. Какая-то неестественная мертвая тишина. Белые с разводами стены кухни напоминали узор на стекле в морозный день. Треть кухни занимал огромный диван, обитый белой кожей. И стол, и шкафы тоже были ослепительной белизны. На столе — стеклянный кувшин, наполненный до краев молоком. И рядом — несколько стаканов. Горка стеклянных разнокалиберных тарелок — совершенно пустых. Ножи, вилки, ложки, точь-в-точь из серебра. Но Роман знал, что это не настоящее серебро.

Роман только теперь почувствовал, что от голода у него подвело живот.

— Неужели молоко небесной коровы — это все, чем питаются обитатели Беловодья? — усмехнулся колдун. — А ножи зачем? Чтобы резать молоко?

Он налил в стакан молоко до краев. Глотнул. На вкус — легкий коктейль. Роман сам умел создавать такие из воды заклинанием. А в кувшине молока вновь прибыло по самое горлышко.

Колдун подумал мгновение и налил молоко в тарелку.

Прикинул, что хочет на ужин.

«Пюре и курица», — решил наконец.

В тарелке произошло легкое движение, молоко загустело. Колдун взял вилку и ковырнул белую массу.

— Интересно, что это такое? Я манной каши лет пятнадцать не ел.

На вкус оказалось, как картофельное пюре. И кусочек курицы вполне натуральный, зажаренный, с перцем и чесноком. И перца и чеснока в меру. Вот только надо закрывать глаза, чтобы иллюзия была полной. Почти диетическое питание. В следующий раз надо будет что-нибудь другое заказать.

Тарелка мигом опустела. Надо бы сотворить добавку. Интересно, а что едят в соседнем домике? Но зачем гадать, если можно заглянуть в гости.

Колдун выбежал на крыльцо. И сразу же отчетливо ощутил присутствие Нади. Она будто стояла подле, еще миг — и коснется его локтя. Он потянулся к ней и едва не упал с крыльца. Ступени сами выросли под ногой и его подхватили. Он сбежал на дорожку.

— Роман… — отчетливо услышал он Надин голос.

Он повернулся. Никого. И вдруг ощущение присутствия пропало. Напротив, возникло острое чувство одиночества. И тут же вернулась боль потери. Надя! Он был уверен, что она только что была здесь, ее душа на миг его коснулась. И вновь улетела.