Малая земля - Георгий Соколов

Спать легли поздно. Автоматы положили под головы. Мало ли что может случиться ночью. Чтобы было теплее, ложились впритирку, накрываясь плащ-палатками.

Юнга лег, не разглядев в темноте своих соседей. Спать ему не очень хотелось, он был еще под впечатлением боевого дня.

— Так говоришь — вот это да! — послышался справа насмешливый голос. — А что такое — да?

Виктор не отозвался. С Жорой Нечепурой у него не было желания вступать в разговор. И лежать рядом не хотелось.

Нечепура приподнялся на локте и полушепотом заявил:

— Слушай, юнга, что скажу. Не лезь поперек батьки в пекло.

— Это вы о чем? — буркнул Виктор.

Он несколько неприязненно относился к Нечепуре. Для этого были основания. Нечепура появился в роте неделю тому назад. Представился так: «Жора Нечепура, родом из Одессы, местожительство, понимать надо бывшее, — эсминец «Стремительный». Играю на гитаре. К сожалению, сломал ее в госпитале на голове не очень интеллектуального интенданта во время разговора по текущему моменту. Голова оказалась тверже дерева по названию граб». Увидев юнгу, он воскликнул: «Ого, мы имеем в роте детский сад. Слушай-ка, малыш, а нагрудничек ты имеешь?» Перед десантом всем выдали новую форму — бушлаты, бескозырки, тельняшки. Виктор был в восторге — на его рост оказались и бушлат, и брюки, и ботинки. «Ну, как у меня вид?» — спросил он ребят. Туг подошел Нечепура и испортил ему настроение. «Настоящий морской дьявол, — щуря в усмешке глаза, сказал он. — Таких на картинах рисуют. Вот только ростом ты не вышел и мордочка как у девчонки. Усы бы тебе». Повернувшись к командиру роты, Нечепура стал убеждать не брать юнгу в десант: «Там ведь не будет манной каши». Командир роты тогда хорошо осадил его. Конечно, Виктора взяли в десант. Когда корабль вышел в море, Виктор опустился в кают-компанию, сел у столика и вынул записную книжку, чтобы записать свои мысли. А думал он тогда о маме. Нечепура подошел к нему и стал посмеиваться: «Никак, стишки сочиняешь? Давай, браток, пиши, в нашей роте свой поэт должен быть. С русским языком ты, надо полагать, имеешь не шапочное знакомство». Виктор рассердился и послал Жору подальше Довольно крепким матросским словечком. Нечепура удивленно моргнул и покачал головой, но ничего не сказал. Высаживались под огнем. Кругом рвались снаряды. Десантники спрыгивали на разбитый деревянный причал и торопливо сбегали на берег. Почему-то Нечепура не спускал глаз с Виктора, подбадривал, заставлял пригибаться при перебежках. Виктору так и хотелось крикнуть ему: «Не надо мне няньку, я уже обстрелянный!»

Сейчас опять этот тон няньки! Хотя бы кто-нибудь рассказал Жоре из Одессы, как воевал юнга в горах Кавказа. Ладно, он попросит это сделать замполита.

— Слушай, юнга, — продолжал между тем Нечепура, — всерьез говорю. Не вырывайся вперед. У меня сегодня сердце замирало, когда видел, как ты рискуешь.

— Вам-то что?

— Эх, дурачок, — вздохнул Нечепура. — Ты не серчав на меня… Мой братишка, такой вот, как ты, погиб под Одессой… Хороший был парнишка… Мать у тебя есть?

— Есть.

— Вот видишь… Мать думает о тебе, ночами не спит Должен и ты думать о ней.

— Я думаю.

Виктор уже не сердился на него. Было в словах Нечепуры что-то такое душевное, домашнее. Вообще, если разобраться, этот одессит — отличный моряк. Здорово он сегодня расправился с двумя фашистами. Пикнуть не успели.

— Нам, юнга, рисковать зазря не положено. Нас Севастополь ждет. Бывал там?

— Нет.

— Эх ты, салажонок. Это же город из городов на всем черноморском берегу. Разве Одесса только получше. Хотелось бы побывать в Севастополе?

— Конечно.

— Побываешь, — с убеждением заявил Нечепура. — И моряком заправским будешь. Откуда родом?

— Ейский.

— А как попал к морякам?

— Так вот и попал. Запросто.

— Однако, братишка, пора спать.

Он быстро захрапел. А Виктор заснуть не мог. Растревожил его Нечепура. Воспоминания о матери, о детстве так и лезли в голову. Виктор закрыл глаза, и перед ним живо предстал его родной дом на тихой улице Ивановской. Одним концом улица упиралась в лиман, другим уходила в степь. То-то раздолье было ребятам. Часто бегали на лиман ловить рачков, рыбу. За лето у всех ребят носы становились облупленными. Ходили и в степь. Там зеленое безмолвие, только птицы поют. Виктор любил слушать их веселое щебетание, и был он завзятым голубятником. Утром Виктор открывал голубятню, сыпал на землю зерно. Голуби поднимались высоко в небо и вытворяли там удивительные сальто. Наблюдая за их полетами, он не раз задумывался: а можно ли такое выделывать на самолете? Сейчас он, конечно, таких вопросов не решает. Во время воздушных боев наши летчики похлеще любого голубя делали разные нырки, развороты, перевороты. Учился Виктор в школе на Пушкинской улице. Старшие братья и сестра завидовали, как легко дается ему учеба. Задачи решал за несколько минут, а потом помогал им, хотя они были старшеклассниками. Виктор мечтал окончить мореходное училище и стать капитаном сейнера. Плавал бы не только по Азовскому морю, но и по Черному. Отец Виктора был рыбаком. Умер он за несколько лет до войны, но Виктор хорошо помнит его. Однажды отец показал детям Георгиевский крест, полученный им за храбрость еще в первую империалистическую войну. А в гражданскую отец партизанил. Много пришлось пережить ему. Виктор заслушивался его рассказами. Вот только сердце отец загубил на войнах. Виктор помнит ту страшную субботу. Отец пришел с работы веселый, пообещал ребятам в воскресенье пойти с ними в кино. После обеда прилег отдохнуть и больше не встал. Врач сказал, что сердце отказало.

Тяжело пришлось матери. Четверо детей, а сама малограмотная. Поступила на стройку чернорабочей. Носила камни, кирпичи, месила бетон. Вскоре заболела. Пришлось, не закончив учебы, идти на работу старшим братьям Николаю и Александру. Потом стала работать и сестра Ариадна.

Кто-то зажег коптилку. Юнга приподнялся и огляделся. Землянка была просторная, стены завешаны плащ-палатками. Нечепура спал на спине, по его остроскулому лицу блуждали тени. За самодельным столиком сидели два матроса и молчаливо уплетали из банки тушенку. Виктор опять лег. И опять нахлынули воспоминания.

Мама, мама… Осталась ты одна. Братья Николай и Александр ушли на фронт в первые дни войны. Через несколько месяцев отправилась на фронт и Ариадна. Разве можно в такое время учиться? Виктор оставил школу и поступил на завод учеником токаря. Здесь, на заводе, он стал комсомольцем. Детство кончилось. Голубей пришлось раздать ребятишкам. Сменившись с работы, Виктор шел рыть окопы вокруг города. Александр воевал где-то под Керчью. Он присылал письма и вырезки из фронтовой газеты, в которых описывались его подвиги. Эх, и завидовал же Виктор своему брату!