Малая земля - Георгий Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты что? — спросил командир роты, увидев в руке юнги гранату.
— Я покажу этим гадам, — с яростью произнес Виктор.
— Лежи и не рыпайся.
— Я придумал, товарищ командир. Я подползу сбоку, вон с той стороны. Там проволочное заграждение подходит близко к дзоту.
И он пополз, извиваясь среди камней.
— Назад, юнга! — крикнул Куницын, сразу сообразив, какое рискованное дело задумал Виктор. — Без тебя…
Юнга повернулся к нему и убежденно заявил:
— Имейте в виду, товарищ старший лейтенант, что у юнги тоже сердце моряка.
И он опять пополз. Куницын хотел крикнуть ему: «Я приказываю!», но не крикнул, поняв, что сейчас приказывать бессмысленно.
Вскоре Виктор исчез из виду, словно растворился среди камней. А Куницын, прикусив губы, все смотрел и смотрел в ту сторону, куда он уполз. «Что ж, на то и война, — успокаивал себя командир роты. — Может быть, все обойдется благополучно. Надо верить…»
Он сейчас только понял, что любит этого парнишку. Впрочем, он знал это и раньше, но не хотел в этом признаться себе. Полюбил его еще летом прошлого года, когда моряки дрались на улицах Новороссийска. В уличных боях Виктор добыл трофейный автомат. Этот парнишка из Ейска оказался прирожденным разведчиком. После того как наши войска оставили Новороссийск, моряки заняли оборону на Кабардинском перевале. Там в роту пришел комиссар бригады Монастырский. Он спросил Виктора, как дела. Виктор ответил: «Лучше всех. У меня есть предложение, товарищ комиссар. В моем вещмешке находится домашняя одежда. Могу переодеться и пойти в разведку. Как понадобится разведчик, имейте в виду меня». Комиссар обнял паренька, сказал: «Хорошо, будем иметь в виду». Вид у Виктора был невзрачный. Сам невысокий, худенький, а брюки и гимнастерка со взрослого висели на нем мешком. На ногах не по размеру сапоги. Комиссар с укоризной заметил командиру роты: «На кого он похож? Оденьте получше своего питомца…»
Куницын поднес к глазам бинокль. Пулеметчик из дзота стрелял куда-то вправо. «Неужели заметили юнгу», — обеспокоенно подумал командир роты. И тут он увидел Виктора. От дзота его отделяли не более двадцати шагов. Пулеметчик стрелял по Виктору, но пули пролетали над его головой. «Да он вышел из сектора обстрела! Молодец!» — похвалил Куницын. Вот Виктор приподнялся и метнул гранату. И как только она взорвалась, Куницын вскочил и крикнул:
— В атаку!
Он увидел, как Виктор опять поднялся и бросил вторую гранату. И в этот миг в нескольких шагах от Виктора вырос Нечепура.
Пулемет замолчал. Моряки преодолели проволочное заграждение и бросились к домам, в которых засели автоматчики. Виктор повернулся, хотел призывно махнуть рукой, как вдруг сильный удар в грудь опрокинул его навзничь.
Он хотел вскочить, но перед ним все закружилось, в глазах замелькали радужные круги, а в груди словно запылал огонь.
Над ним склонился Нечепура.
— Зацепило, юнга? Эх, говорил тебе — не лезь поперед батьки… Я же такой план имел… Эй, санинструктор, перевяжи юнгу! Я, Виктор, скоро вернусь. Укокошу несколько гадюк и вернусь. Поселок, считай, наш…
Но Виктор уже ничего не слышал. Он был мертв.
К вечеру бой затих. Моряки заняли поселок совхоза «Мысхако» и одну сопку Колдуна. Утром предстоял бой за остальные высоты. А было их немало — семь.
После боя Куницын и Вершинин разыскали Виктора. Юнга лежал на спине, его правая рука была прижата к груди. Кто-то закрыл его лицо бескозыркой.
Вершинин опустился на колени, поцеловал холодные губы юнги и тихо произнес:
— Прощай, Витек…
Взяв его на руки, он зашагал к берегу моря, где была вырыта братская могила. Куницын поднял автомат и бескозырку юнги.
Их положили рядом — юнгу Виктора Чаленко и главстаршину Воронина. Над могилой прозвучал залп из автоматов — прощальный салют.
После похорон Вершинин отошел от могилы к берегу и опустился на камень. К нему подошел и подсел Нечепура. Они завернули по большой цигарке и долго курили молча, устремив взгляды на море.
Потом Нечепура глухо произнес, не поворачивая головы:
— Какой человек вырос бы…
Вершинин ничего не сказал. Он швырнул окурок и, сутулясь, пошел в поселок.
Войдя в дом, он вынул из полевой сумки документы Чаленко. Их было немного — краснофлотская книжка, комсомольский билет и серенький самодельный блокнот. Вершинин вспомнил, как перед десантом юнга сшивал суровой ниткой тетрадочные листы. Вспомнилась кают-компания на катере в ночь высадки десанта. Виктор сидел за столиком и что-то писал.
Придвинув поближе коптилку, замполит развернул блокнот. На первой странице крупными буквами было написано:
«Если погибну в борьбе за рабочее дело, прошу политрука Вершинина и ст. лейтенанта Куницына зайти ко мне домой в г. Ейск и рассказать моей матери, что сын ее погиб за освобождение родины. Прошу мой комсомольский билет, орден, этот блокнот и бескозырку передать ей. Пусть хранит и вспоминает своего сына-матроса. Город Ейск, Ивановская, 35, Чаленко Таисии Ефимовне. Моряк, от роду 15 лет, Чаленко Виктор».
На другой странице написано только два слова: «Луна. Ночью».
Запись на третьей странице: «Самый хороший друг в моей жизни Бордаков Анатолий Остапович. Отец — политрук Александр Степанович».
На обложке блокнота записано: «Орден Красной Звезды 14925932».
Закрыв блокнот, замполит несколько минут сидел в задумчивости. Потом протянул блокнот Куницыну. Тот прочел и сказал:
— Обязательно зайдем. Его бескозырка у меня. Сохраню…
Не довелось Куницыну и Вершинину зайти к матери Виктора. В апрельских боях они оба были убиты. Погиб и Нечепура. И вообще в роте осталось мало моряков, кто знал Виктора.
Но все же какие-то моряки, когда освободили Ейск, принесли матери блокнот и бескозырку. Они не назвали свои фамилии, а Таисия Ефимовна была в таком горе, что забыла их спросить, кто они такие. Помнит лишь, что приходили двое.
Над кроватью матери висит большой портрет Виктора. Он сфотографирован в начале войны. У него на голове шапка-кубанка. Из-под нее выбился пышный чуб русых волос. Серые глаза смотрят на мир смело и весело.
Есть в Ейске школа имени Виктора Чаленко. Есть пионерские отряды, носящие его имя. Живет юнга в сердцах таких же смелых ребят, каким был сам.
А в бригаде, как память, осталась песня, неизвестно кем сочиненная:
Матросы с линкоров, из разных флотилийВоюют на суше в пехотном строю,И сотни вчера не известных фамилийСдружились со славой, рожденной в бою.Бригада по праву орлами гордитсяС простой и бесстрашной матросской душой.Их много — Воронин, Гулиев, КуницынИ Витя Чаленко — орленок-герой!Пусть громко звучит наша клятва святая:— У Новороссийска победа грядет!Послушай, Чаленко, фашистов сметая,Морская пехота в атаку идет!
Моряк остался один
