Война послезавтра - Василий Головачев

— К примеру, он внушил парням группы короткую, но ёмкую заповедь: пот экономит кровь. То есть чем больше тренируешься, тем больше у тебя возможностей остаться в живых в экстренных ситуациях.

Зернов помолчал.

— По-моему, хорошая заповедь.

— Это даже не заповедь — закон спецназа. Есть и ещё не менее интересные, к примеру: побеждает не тот, кто стреляет первым, а тот, кто попадает первым.

Зернов усмехнулся, покачал головой.

— Вряд ли его навыки пригодятся в нашем деле.

— Кто знает, — не согласился заместитель. — Мы начинаем вмешиваться в климат-процессы по всему миру, и американцы не упустят случая нам насолить.

На заводе «Косинус» приехавших встретил начальник службы безопасности.

— Придётся до полигона ехать на электрокаре, товарищ генерал.

— Потерпим.

Обогнули корпуса завода, спустились в овраг, по верху которого слева и справа вились проволочные изгороди с мигающими на столбах огоньками. Асфальтовая полоса дороги упёрлась в ворота, открывающиеся автоматически. Заехали в длинный, метров на сто, узкий тоннель, являвшийся когда-то началом оврага. Вход в него охранялся, и у ворот прохаживались, курили и разговаривали четверо: директор завода Грушко, начлаб СЛЭФА Белов, эксперт лаборатории Верейский и седоватый старикан в рабочем комбинезоне — изобретатель неймса Геннадий Терентьевич Пахомов.

Зернов и Черняк с уважением пожали ему руку.

— Дальше пешком, — извиняющимся тоном сказал Грушко.

Двинулись по неровно уложенным бетонным плитам, переступая торчащие скобы, трубы и пучки кабелей в резиновой оплётке. Если бы не мощные осветители, установленные на мокрых стенах тоннеля, добирались бы долго. Остановились возле тележки, на которой была смонтирована сложная конструкция, состоящая из металлических цилиндров, изогнутых трубок, спиралей и гребней, между которыми виднелись какие-то приборы с экранчиками.

У конструкции возился молодой человек в таком же синем комбинезоне, какой был на Геннадии Терентьевиче. Увидев делегацию, он спрыгнул с тележки на плиты, вытирая руки ветошью.

— Готово, Вениамин Аркадьевич. Я подстыковал питание.

— Хорошо, — сказал Верейский.

— Вот наше детище, — гордо повёл рукой Белов.

— Желудочно-кишечный тракт, — хмыкнул Черняк, оглядывая конструкцию.

— Это всего лишь концепт для испытаний, — оскорбился начальник лаборатории. — Мы должны сначала убедиться в правильности идей, упаковать устройство в удобный носитель несложно.

— Извини, Василий Петрович, — сказал Черняк, — не хотел обидеть, просто ожидал увидеть какую-нибудь пушку.

— Форма излучателя не обязательно должна иметь форму пушки, — пробурчал Белов, остывая.

— Мой первый нейтрализатор был сделан вообще из термоса с парой катушек, — смущённо признался Геннадий Терентьевич.

— Объясните, что к чему, — попросил Зернов.

— Вот это генератор накачки, сердце неймса, — начал показывать Верейский, — это силовая система, управление, три резонансных контура, защитное кольцо, формирователь импульса.

Формирователь был похож на выхлопную трубу мотоцикла.

— Это и есть дуло?

— Дуло как таковое излучателю не требуется, но в принципе его некий геометрический аналог имеется.

— Понятно. Сами не включали?

— Упаси бог! — перекрестился Грушко.

— А если он как-нибудь повернётся и хлестанёт по нам?

Руководители испытаний переглянулись, посмотрели на конструктора.

Геннадий Терентьевич показал крепкие белые зубы.

— Боковые лепестки луча гасятся в зародыше благодаря контуру отражателя, — старик дотронулся до блестящего кольца у основания «выхлопной трубы», — а ориентацию создаёт не дуло, а процесс формирования импульса.

— Вы гарантируете?

— На сто процентов, — с достоинством выпрямился Геннадий Терентьевич.

— Приступим.

— Лучше всё-таки отойти, — пробормотал Грушко.

Черняк засмеялся.

— Если луч развернётся, от нас и в сотне метров останутся только рожки и ножки. Какова дальность выстрела?

— Выстрелом разряд назвать нельзя… — начал Верейский.

— На какое расстояние бьёт ваш нейтрализатор?

— По расчётам мощности этого генератора хватит на три километра.

— Включайте.

Геннадий Терентьевич и молодой техник влезли на тележку, повозились у самодельного пульта, поглядывая на экранчики следящих устройств, старик вдавил красную кнопку… и ничего не произошло! Лишь на мгновение от «выхлопной трубы» протянулся к стенке тоннеля маслянистый столб взвихрённого воздуха. Дыру в стене диаметром около полуметра, крестообразную в сечении, заметили не сразу, пока не растаял материал стены — суглинок.

Из груди Черняка вырвался выдох.

Что-то быстро заговорил Белов и умолк.

Зернов обошёл тележку, приблизился к стене, оглядел дыру, оглянулся.

— Длину распада можно измерить?

— Да, конечно, мы специально взяли лазерный измеритель, — засуетился Белов, приходя в себя.

— Размер дырки везде одинаков по длине пробоя?

— Нет, к середине импульса объём должен увеличиваться параболоидально, это примерно раз в десять больше, чем в начале.

Зернов вернулся к тележке, Черняк и остальные свидетели испытаний, оглядев дыру, присоединились к нему.

Пока измеряли длину пробоя, перебрасывались короткими, ничего не значащими фразами. Белов был возбуждён и нервно курил в сторонке. Геннадий Терентьевич с помощником колдовали у конструкции, им помогал Верейский. Наконец измерения закончились.

— Длина пробоя — три километра двести метров, — доложил эксперт, вытирая потные руки платком. — В полном соответствии с расчётами.

Зернов кивнул, помолчал, посматривая на установку, глянул на лица обступивших его людей.

— Мы сможем использовать неймс в наших целях? Для гашения ионосферных линз и нейтрализации погодных аномалий?

— Теоретически можем, — сказал Верейский.

— Практически?

— Можем, — оскалился Белов; его буквально трясло от возбуждения. — В принципе возможно создание Н-бомб и Н-гранат с ограниченным радиусом действия. Если бросить такую гранату, она создаст сферический фронт деструкции молекул и в радиусе трёх, пяти, десяти метров «выроет яму», заполненную атомарной взвесью, лишённой электрических потенциалов.

— Потом начнётся рекомбинация, — заметил Верейский.

— Да, начнётся, атомы соберутся в молекулы, но если мы говорим о воздухе, это будет уже иной объём, понимаете! С другим давлением, с другим полевым наполнением.

— Давайте ещё стрельнём, — предложил оживший Грушко.

— Экспериментируйте, — сказал Зернов, — потом доложите о результатах. Как скоро можно будет изготовить опытный образец? Такой, чтобы его можно было переносить и показывать высокому начальству?

Белов и Грушко посмотрели друг на друга.

— Две недели, — неуверенно сказал директор завода.

— Неделя, — твёрдо сказал Зернов, протянул руку изобретателю. — Спасибо огромное, Геннадий Терентьевич! Ваш неймс тянет гораздо больше чем на Нобелевскую премию, хотя и это от вас не уйдёт. Он тянет на глобальное обеспечение безопасности страны!

— Да что там, — смутился и растрогался старик. — Служу России.

Уже в машине Черняк, усаживаясь на заднее сиденье, проговорил задумчиво:

— А ведь мы создаём колоссальной убойной силы оружие, Денис Самойлович. Ни у кого и близко ничего такого нет, вообще не существует аналогов.

— Я об этом давно думаю, — сказал командующий, взглядом давая команду водителю ехать. — Придётся докладывать министру, мы не можем хранить открытие в секрете.

— Не можем. Но у нас заберут Пахомова.

— Заберут, не заберут — не имеет значения, всё равно мы воспользуемся этим дезинтегратором первыми. А пока обеспечь Пахомову суперохрану. А лабораторию переведи на режим закрытого «почтового ящика».

— Слушаюсь, товарищ генерал.

Подмосковье, база ВГОР

13 июня, ближе к вечеру

Мяч взлетел над сеткой невысоко, но Афанасий успел его смахнуть в темпе взлёта, и игра закончилась победой его команды, в которую вошли все члены спецгруппы, в том числе сержант Петя Бугаев, игравший в волейбол, по его признанию, всего второй раз в жизни.

— Ура! — закричали игроки, с треском хлопая друг друга по подставленным ладоням.

— Ещё партеечку? — с иезуитским дружелюбием предложил Афанасий капитану команды соперников, укомплектованной исключительно операторами центра.

Играли в волейбол уже больше часа, вспотели, но сил оставалось много, да и погода благоприятствовала, сменив гнев на милость — жару в тридцать градусов на приятные двадцать.

— Давай, — согласился капитан по имени Сашок. — У вас просто везуха, сейчас мы вам уши надерём.