Война послезавтра - Василий Головачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Корпус «Ила» перекрасили в соответствии с правилами гражданской авиации, пририсовали на корпусе двадцать с лишним иллюминаторов, что превратило его в пассажирский самолёт; мелкий камуфляж, но действенный.
И, наконец, снабдили экипаж дополнительным оружием — пистолетами для лётчиков, новейшими российскими пистолетами-пулемётами «Бизон-2» — для членов группы, и добавили снайперскую винтовку «К-14С», чему больше всех обрадовался Дохлый. Он соскучился по привычному «рабочему инструменту» и долго уговаривал Афанасия добиться от командования доставки снайперки.
— Конечно, это не моя «ивушка плакучая», — сказал он, относясь к своей винтовке, которую пришлось сдать на базу ФСБ, чуть ли не с отцовской нежностью, — но тоже ничего. Пристрелять бы.
— Позже, — пообещал Афанасий.
— С кем вы собираетесь воевать? — с любопытством спросил техник базы, отвечающий за вооружение, который доставил пистолеты и винтовку.
— Мы не собираемся воевать, — спокойно ответил Афанасий, — но лучше иметь при себе оружие в нужный момент, чем оказаться без него.
Таким образом, командование ВГОР выполнило почти все его требования, что говорило о совершенной необходимости последних.
Зашёл Афанасий и к деду, получил от него усовершенствованный и потяжелевший маузер. Теперь дуло излучателя было выточено из чёрной керамики, а не представляло собой раструб фена, и древнее оружие послереволюционных комиссаров выглядело внушительно.
— Ты с ним того… поаккуратней, — проворчал Геннадий Терентьевич. — По расчётам его дальность теперь больше километра. Проверить бы надо, да негде, так что сам проверишь.
— Каков диаметр луча?
— Это тебе не луч лазера, импульс не имеет строгих геометрических очертаний в сечении, теоретически же выглядит как крест со стороной в двадцать сантиметров.
Афанасий спрятал маузер, расцеловал старика.
— Дед, ты непризнанный гений!
— А чего ж, — расправил плечи старик, — от Нобелевки не отказался бы.
Ехать домой он решительно не хотел, сославшись на некие заказы начальников лаборатории. Новые возможности становились для него подобием наркотиков, и променять их на неспешную жизнь в Судиславле он не мог.
Мысли свернули к последней встрече с Дуней.
Олега Пахомов отпустил из расположения части девятого июня в обед, собирался поехать сам, но Семёнов заставил его проинспектировать доработку самолёта, и пока он возился с технарями, пока добирался с аэродрома в Москву, наступил вечер. С Дуней удалось посидеть всего четверть часа в кафе «Три поросёнка» на Грузинской, рядом с «Гросс-отелем», ей приказали быть в гостинице не позже одиннадцати.
О чём она разговаривала с Олегом, осталось неизвестным, однако Афанасию развеселить её не удалось, и прощалась девушка с друзьями сдержанно, на минорной ноте.
— Что ты ей наплёл? — хмуро поинтересовался Пахомов, усаживаясь в машину.
— Ничего я не наплёл, — огрызнулся Олег, направляясь к своему белому внедорожнику. Он тоже был чем-то расстроен, хотя признаваться не стал.
Оба собрались проводить Дуню одиннадцатого июня, после завершения выставки, но десятого пришлось срочно собрать группу и отправиться на Дальний Восток…
Появился второй пилот, наклонился к Афанасию, грезившему с открытыми глазами.
— Подлетаем.
Афанасий кивнул, обернулся к операторам.
— Готовьтесь включать.
— Готовы, как пионеры, — ответил капитан Ширяев.
— Олег, что у тебя?
— Мощная ундуляция, поддерживается четырьмя «углами», один из них находится в Японском море.
— Корабельный «Зевс». Остальные где?
— Аляска, Гренландия, Чёрное море.
— У них же не было «Зевсов» в Чёрном море.
— Теперь есть. Все расчёты указывают на Одессу.
— Базу Черноморского флота Украины. Молодцы братья-славяне, предавать так предавать!
— Это не главное, у этих четырёх «углов» есть координатор, и располагается он…
— Хочешь, угадаю с одного раза?
— Валяй.
— В космосе!
Олег посмотрел на друга снизу вверх, раздвинул губы в слабой улыбке.
— Тебе можно астрологом работать. Правильно, в космосе. И это может быть только…
— Икс-тридцать семь!
— Он появляется над космодромом на высоте тысяча сто километров и всего на несколько минут, но этого хватает для спектральной оптимизации лучей остальных четырёх «Зевсов» и для поддержки линзы. Пока мы летели, он дважды выходил над космодромом, сейчас как раз появился в третий, и дважды аппаратура на наших спутниках фиксировала всплеск электрической активности линзы.
— Сбить бы его, к чёртовой матери! — возник за спиной Афанасия Сеня Марин. — Ракету с ядерным боезапасом запустить, небольшим, килотонн на десять, и дело с концом.
— Ракету нельзя, — покачал головой Олег, — Земле от взрыва больше достанется. К тому же проблемы это не решит, они другой «Х-37» запустят. Тут что-то другое надо придумать.
Афанасий подумал о дедовом неймсе, но вслух говорить на эту тему не стал.
— Ладно, начинаем работать, я в рубку.
Запаковаться в пилотском кресле было делом одной минуты.
Он огляделся.
Вылетели они в половине девятого утра, летели четыре часа и пересекли пять часовых поясов, поэтому в настоящий момент внизу, под самолётом, начинался вечер. Правда, над облаками вечером не пахло, солнце светило в хвост самолёту вовсю, снежно светилось холмистое поле облаков, и день казался чудесным.
Портила пейзаж только вырастающая впереди над облаками серая туманная гора, похожая на гигантскую раковую опухоль. Это и была ундуляция ПНД, спровоцированная процессами в ионосфере, вытягивающими из холодных арктических воздушных масс водопады влаги.
— Диаметр?
— Около трёхсот тридцати километров.
Афанасий присвистнул.
— Ничего себе прыщик! Что на обзоре?
— Объект в зоне прямого визуального контроля, — браво доложил Костя.
— Право руля, пойдём вокруг по суживающейся спирали, максимальное сближение с ПНД — пять километров.
— Есть, командир!
Дохлый возник сзади как привидение.
— Ух ты, красавец!
— Скройся с глаз.
— Командир, со скуки помереть можно, дай хоть на объект полюбоваться, — взмолился Дохлый.
— Не больше минуты, — согласился Афанасий, в душе соглашаясь с чувствами сержанта, в полёте у него не было возможности размяться как следует, отдохнуть и расслабиться.
— Олег сказал — это ПНД третьего класса.
Никто Дохлому не ответил, и он продолжил:
— А в Китае был только второй.
Пилоты снова промолчали, Афанасий тоже.
— Ну ничего, отольются кошке мышкины слёзы! — пригрозил Дохлый неизвестно кому.
Самолёт пошёл вокруг туманной опухоли, высота которой над облаками достигала уже двух километров.
Дохлый понаблюдал за ней, переминаясь с ноги на ногу, потом ему стало неинтересно, и он исчез.
Афанасию и самому скоро наскучило кружение, — левое крыло вниз, правое вверх, — бликующее море облаков, туманный купол, вообще вся операция, и он вернулся в пассажирскую кабину.
Там шёл яростный спор.
— Я за Россию пасть порву! — кипятился Дохлый, размахивая руками. — Не за президента или премьера, не за чиновничью рать — за русский народ! Ясно тебе?
— Да я пошутил, — примиряюще сказал капитан Ширяев, — не лезь в бутылку.
— Слова выбирай, а то я не посмотрю, что ты капитан.
— Ладно, ладно, успокойся.
Увидев Афанасия, спорщики умолкли. Дохлый сел, нахохлился, не обращая внимания на взгляды соседа — Бугаева, закрыл глаза.
Афанасий дотронулся до плеча Олега, мотнул головой на снайпера, задавая молчаливый вопрос.
— Ширяев брякнул, что в Иностранном легионе он получал бы в десять раз больше, чем в России, — тихо проговорил Олег, — вот Сеня и завёлся.
Афанасий с интересом посмотрел на бойца группы антитеррора, которого он уговорил служить вместе с ним, и подумал, что в его лице приобрёл не только друга, но и соратника.
Зашёл в пилотскую кабину.
— Сколько времени мы можем кружить?
— Часа четыре с хвостиком, — ответил Костя. — Потом придётся заправляться.
— Следите за обстановкой. Это не Китай, но кто знает, какую форму примет неожиданность.
Сел на место, понаблюдал за экраном видеосистемы, на который сводились линии передачи данных с внешних телекамер, ничего не увидел, кроме белёсых туманных струй и синего неба, расслабился… и уснул, как в воду нырнул.
Проснулся сам, от неясного предчувствия беды. Мгновенно привёл нервную систему в боевой режим, напрягся, прислушиваясь к ровному гулу-шелесту двигателей «Ила», не открывая глаз, но услышал только будничные голоса подчинённых: Ривкин разговаривал с Ширяевым, Марин с Бугаевым, посмотрел на часы. Как оказалось, проспал он аж два часа, не получая никаких раздражителей. Самолёт продолжал наматывать круг за кругом, никаких других летательных аппаратов в пределах визуальной и радарной видимости не наблюдалось. Однако интуиция не включается бесцельно, а раз она сработала, что-то пошло не так. Что?