Меч Руса. Волхв - Вячеслав Перевощиков

– Я слышал здесь голоса, зовущие к войне, я слышал здесь призывы к мести, которую велят нам свершить великие боги, – начал боярин свою речь, гордо поднимая голову. – Но кто из вас потрудился узнать истинную волю богов? Кто из вас уже успел позабыть, как переменчива удача и как часто рвется нить судьбы у того, кто пренебрегает волей богов и не ищет благословения?

Приглушенный шум волной прокатился по палате, и кто-то выкрикнул надсадно:

– Да как же мы теперь-то узнаем волю Светлых Богов?! Кто же нас благословит?!

Боярин снова поднял руку, и все стихло.

– Радуйтесь, русичи, свет истинной веры не погас, и Светлые Боги не покинули нас! – сильным голосом выдохнул он из своего сердца слова, давно уже придуманные и томившиеся в ожидании нужного момента. – Я привел к вам великого волхва, который несет Слово Божье и который поможет узнать нам волю Светлых Богов.

Толпа дружинников ахнула, а боярин, довольный произведенным впечатлением, чуть отступил в сторону и, обернувшись к Велегасту, жестом руки пригласил его войти в княжескую палату.

Десятки молодых и старых дружинников тотчас обратили свой пристальный взгляд туда, где за широкими плечами боярина темнел сумрак распахнутой настежь двери. Там виднелся странный силуэт в белых длинных одеждах, и свет, просачиваясь откуда-то сбоку, облекал контуры странной фигуры в мерцающий туман. Волхв поднял руку, и туман, переливаясь лунным светом, закрыл весь вход в палату. Люди замерли в напряженном ожидании и широко открытыми глазами неотрывно смотрели в мутно мерцающее облако. Вдруг оттуда показалась рука с посохом, в навершии которого виднелся большой камень золотистого цвета. Посох ударил в дубовую половицу, и из тумана, отливающего призрачным светом, медленно выступил сам Велегаст.

Гул восхищения и трепета испуганной птицей долетел до самых дальних углов и затих. Волхв медленными шагами дошел до того места, где обрывалась дорога меж крепких плеч расступившихся в обе стороны дружинников. Здесь, в точке, незримо делившей всю палату на четыре части, он остановился. Теперь за его спиной стояла младшая и старшая дружина; слева осталась младшая дружина, состоявшая из детей знатных воинов, за которыми теснились простые дружинники, бывшие их слугами, а справа осталась старшая дружина, состоявшая из гридей, за которыми стояли их оруженосцы, и недобро глядели наемники из варягов и викингов. Впереди, прямо перед волхвом, сидел на высоком троне князь, а по обе стороны от него вдоль стены на резных скамьях виднелись важные фигуры бояр.

Велегаст стоял, глядя прямо перед собой невидящими глазами, словно ни князя, ни его бояр, буквально буравивших его своими властными и надменными очами, просто не существовало. Он выставил вперед руку, сжимавшую посох, так, чтобы последние лучи заходящего солнца, прорвавшись в узкое окно, падали на большой кусок янтаря, зажатый в когтях деревянной птицы, венчавшей посох. Солнечный свет, отразившись от самоцвета, рассыпал веер причудливых лучей в разные стороны, словно с конца посоха срывалась и гасла радуга.

– Слава Светлым Богам! – произнес волхв, когда почувствовал, что за его спиной встали Радим и боярин, который привел его в эту палату.

Мысленный приказ встать за своей спиной он начал посылать им еще до своей остановки, но он никак не рассчитывал, что боярин так быстро поймет его. Этой понятливости своего знатного провожатого волхв и обрадовался, и огорчился одновременно. Радость его была понятна, ибо теперь, когда боярин стоит там, где он должен стоять, каждое слово Велегаста умножалось силою вдвое. Это получалось благодаря «сердечному созвучию» или резонансу, позволяющему сложить эмоции двух или более людей в одном, но сильном переживании и заставить других людей слышать и сопереживать слова так же, как они двое слышат и произносят их. А огорчение волхва порождалось новой волной подозрения к «своему» боярину, ибо уж больно складно он помогал ему, уж больно легко слышал его команды и, как показалось Велегасту, совершенно осмысленно вкладывал свою волю в «сердечное созвучие». Однако волхв тут же вычеркнул из сердца все подозрения, чтобы не нарушить созвучия, и продолжил говорить, насыщая свой тихий голос магической силой:

– Да пребудет с нами сила и воля Светлых Богов! Да снизойдет на нас их благословение в делах великих и малых!

– Слава Светлым Богам! – откликнулись многие гриди, но князь промолчал.

Он смотрел почти равнодушно на волхва, и никто не мог понять, что творилось в душе Мстислава и о чем он думал в этот момент. Он не гнал, но и не принимал волхва, и христиане, бывшие в числе его дружинников, поняли это как знак очень благоприятный для них.

– Нехристь! Язычник нечестивый! – зашипели их голоса, вначале неуверенно и боязливо, но под молчаливым одобрением князя все громче и громче, наливаясь силой и наглостью с каждым произносимым словом. – Гнать взашей искусителя дьявольского!

Князь опять промолчал, промолчал и боярин за спиной Велегаста, и волхв понял, что попал промеж двух огней и что здесь идет сложная политическая игра, смысл которой он не до конца понимает.

– Гнать отродье дьявольское, колдунов всяких, с идеями их бесовскими! – снова выкрикнул чей-то голос.

Князь встал, брови его сердито сдвинулись, и взгляд его, упершись прямо в волхва, стал грозным. Ну все, подумал Велегаст, видно, пропал, видно, Слово Божье не долетело до княжеского сердца. Он стал мысленно перебирать в памяти все известные ему заклинания, чтобы спасти хотя бы верного отрока, но тут его глаза, ставшие от гнева на самого же себя разноцветными, как сияющий белый день и черная бездонная ночь, невольно встретились с глазами Мстислава. Взгляд князя не дрогнул и не изменил своей властной силы, и волхв понял, что такого человека невозможно подчинить своей воле. Оставалось… впрочем, ничего уже не оставалось, что могло бы помочь, и Велегаст гордо поднял свою седую голову, готовясь встретить все, что уготовано ему судьбой, и даже жестокую смерть.

Мстислав встал в полный рост, и стало видно, что среди рослых дружинников он все-таки немного выше других и его можно заметить среди любой толпы.

– Кто посмел в моем доме презреть обычай отцов и дедов?! – заговорил он грозным голосом, не сводя гневных глаз с волхва. – Кто посмел здесь оскорбить моего гостя в моем же присутствии?! Кто из вас не считается с волей князя?!

Наступила гробовая тишина, и бледные лица растерянных слуг красноречиво говорили о том, что никто не знал, куда дальше повернет Мстислав и чем все это может кончиться.

– Ты, старец, – князь продолжал удивлять своих дружинников. – Как ты посмел явиться ко мне? Разве тебе не известно, как мой отец поступил с волхвами?

– Я не боюсь смерти, – спокойно отвечал Велегаст. – Я стар, и меня давно ждет священный Ирий, где я снова увижу великих предков и священное войско Перуна, и сам Сварог примет меня не как раба божьего, но как внука своего. А шел я к тебе по велению Светлых Богов, потому что должен был донести до тебя Слово Божье.

– Вот как? – Мстислав удивленно поднял брови. – Ну и каково оно, твое Слово Божье? Тут намедни мне ромейский поп уже приносил одно такое слово, и вот теперь ты еще… Почему-то все хотят со мной говорить не иначе как от имени Бога. Сам-то ты что можешь сказать окромя Божьего Слова?

В словах князя звучала издевка всесильного и вздорного владыки, но волхв не принял этот вызов, помня, что согласно славянским ведам за каждым человеком следует слева Чернобог, а справа Белобог, толкая его как на плохие, так и на хорошие дела, и оттого даже хороший человек иногда может поступать и молвить, как плохой.

– Я скажу тебе, князь, судьбу твою и волю Светлых Богов на то дело, о котором вы все сейчас помышляли. – Волхв оглянулся на дружинников, стоявших за его спиной, медленно обводя всех своим тяжелым, словно пронзающим каждого, взглядом. – Вижу смерти многие, коли войну сейчас начнешь, – изрек он громким шепотом, который в мертвенной тишине услышали все, невольно содрогнувшись. – И потому нет благословения Светлых Богов на это дело.

Все затихли, затаив дыхание. Слышно было, как за окном, по нижней кровле ходит какая-то птица, скребя лапками по черепице.

Молчал и князь, видимо пораженный услышанным не менее других и оттого не знающий, что дальше делать, но отчаянно пытающийся сохранить хотя бы внешнее спокойствие и напускное равнодушие.

Наконец Мстислав заговорил с нарочитой небрежностью:

– Ну и что ты натворил, добрый человек, как я теперь воинов в бой поведу? Ведь ромеи мне и союз в войне обещали, и дары принесли, и поп их благословление дал, а ты пришел и все испортил.

Вот и пускай в дом незваных гостей после этого, – князь нервно хохотнул, но, переведя дух, заговорил дальше с показной развязностью, пытаясь принизить значение слов волхва: – Впрочем, как ты можешь судить о нашем будущем, если ты только вошел сюда, и еще даже требы богам не клал, чтобы узнать их волю и расположение к нам? Мы тебя еще ни о чем не спросили, а ты уже нам все рассказал. Так не бывает!