Бродяга. Путь ветра - Владислав Четырко

На ладони его лежало звено цепи — выкованное старательно, на совесть, за тринадцать месяцев не тронутое ржой. По дороге к центру площади ему попались еще несколько таких же: отдельные, а главное — цельные, неразорванные, словно они и не были никогда единой цепью. Ян подбросил пару звеньев на ладони — и, не глядя, бросил их в стену. Железки со звоном отскочили. И земля, просев, ушла из-под ног, крепко сомкнувшись вокруг лодыжек.

— Стой смирно, я не хочу причинить тебе боль! — напряженно проговорил тонкий, смутно знакомый голос.

Ка-айа-кеташ, «земляная пригоршня»: камни, трава, почва вздыбились гротескным подобием пальцев, грозя раздавить или, осыпавшись, похоронить под собой. Простое и действенное средство внезапной поимки всякого, кто не умеет противостоять магии быстро и сильно.

Только не Бродяги, который это умеет — и это, и многое другое…

Просочиться сквозь каменно-земляные пальцы, уйдя в туманный мир? Можно, хотя и рискованно — недаром Голос в Рубежных горах предостерегал против этого. Взорвать пригоршню изнутри, словно айдан-гасская петарда-шутиха? Можно и это, но незадачливому волшебнику — точнее, волшебнице — попросту оторвет руки.

Ян присмотрелся к застывшим в напряжении земляным пальцам — были они тонкие, с едва заметными узелками суставов, изящные, несмотря на огромный размер, — и поступил иначе.

— Отпусти меня, — сказал он спокойно. — Сколь бы сильной ты ни была, держать это заклинание тяжело. Я обещаю, что не сделаю тебе зла и не сбегу.

— Клянись! — требовательно прозвучало из пустоты впереди.

— Чем? — горько усмехнулся Бродяга. — Ни Светом, ни Тьмою не поклянусь — я не принадлежу и не служу им; Равновесие я нарушаю, и нарушать буду, пока жив. Впрочем… Клянусь Дорогой и тем настоящим, что было у нас с тобой. Клянусь нашим местом на ступенях Обители, слева от входа, и всем, что с ним связано. Лиу, я не причиню тебе вреда.

Каменная хватка ослабела, земляные пальцы осторожно отпустили его ноги и опали, вновь став брусчаткой.

— Можешь идти, — странно дрогнул голос волшебницы.

Невидимость рассеялась, словно зыбкий утренний туман — она стояла прямо перед Яном, в дюжине шагов. Спустя полтора десятка лет Лиу оставалась стройной, даже слишком — но угловатость и беззащитность остались в детстве, сменившись отточенностью движений и скрытой силой тонких рук. Плечи чуть опущены — словно под привычной, хоть и невидимой, тяжестью. Кудрей нету, и, похоже, уже давно: короткая жесткая стрижка смотрится уместно, намного лучше соответствуя новому образу. И огонь в глубине прищуренных светло-карих глаз горит иначе, спокойнее и глубже, чем в юности.

— Что ты делаешь в этом городе? — требовательно спросила волшебница.

— Ищу Дорогу, — ответил Бродяга, по привычке сказав правду так, чтобы собеседница не слишком много поняла. — Мне сказали, что она может начаться здесь.

Лиу, как ни странно, не удивилась. Продолжая держать посох между собой и Бродягой, она окинула его настороженным взглядом и проговорила:

— Тебе… небезопасно заходить так далеко на Юг.

— Знаю. Встретил Энтви, — ответил Ян быстро, и тут же понял, что сказал это зря. Лиу сделала единственный возможный вывод.

— Ты!.. — вскрикнула она, обеими руками перехватывая серебристое древко.

— Не я! — попытался возразить Ян.

Но Лиу уже не слушала. Она двигалась с невероятной скоростью, и средних способностей воин умер бы, не успев понять, что с ним произошло.

Но против Яна — а точнее, против обруча — шансов у нее не было.

Шипучая голубая молния расколола камень там, где Бродяги уже не было.

Посох, мелькнув в воздухе, ударился о мостовую и отлетел прочь.

Руки Бродяги, равно хорошо умевшие убивать и исцелять, перехватили запястья волшебницы, показавшиеся стальными — и поглотили силу несостоявшегося удара.

Дальше был взгляд. Глаза в глаза. Пламя встретилось с лазурью, жар гнева — с прохладной глубиной терпения… и терпение одолело гнев.

А потом Ян открыл для нее свою память — от самой стычки с шессеритами на Вельте. Открылся перед ней почти полностью.

Почти, но не совсем — потому что часть его сознания оставалась в стороне, напряженно ожидая удара… и укрывая от Лиу чужие секреты: встречу с Иггаром, беседу с Кайтом… И еще — другие воспоминания, связанные вовсе не с Энтви.

Они стояли так минуту, две.

На третьей минуте Лиу обмякла.

Вздохнула и ткнулась в плечо Бродяги. Молча, без звука. И лишь потом, подняв красные от слез глаза, спросила:

— Зачем он это сделал?

Столько горечи и боли было в ее голосе, что захотелось оправдываться — или огрызаться. Ян не сделал ни того, ни другого. Просто легонько провел ладонью по рыжему ежику, оказавшемуся неожиданно мягким. И лишь потом заговорил.

— Он считал, что прав. Спасал Равновесие. Пытался уничтожить то, что считал угрозой для Ордена, — Ян сам удивлялся тому, с какой легкостью для Энтви находилось оправдание.

— А я? — отозвалась Лиу.

Эти два коротких слова прозвучали так, что у Бродяги не нашлось ответа. Да он и не был нужен.

— У нас должна была родиться дочь… — продолжала волшебница, задумчиво теребя широкий воротник плаща. — Холодно жить в Хэйданском замке, вокруг — мертвый камень и студеное море, ни деревьев, ни цветов. Недоброе место для того, чтобы выносить девочку — из поколения в поколение у княгинь Хэйдана рождались только мальчики. Даже я не смогла уберечь ее — одна. А Энтви…

— Энтви был слишком занят делами Ордена, — кивнул Ян.

— Энтви в это время выслеживал тебя, — эхом откликнулась Лиу, и оба долго молчали после этого.

Молчание объединяло действеннее слов. Солнце почти опустилось, и по безжизненному городу бродили холодные сырые сквозняки. Ян прикидывал, как бы развести костерок из дров, так и не послуживших чьей-либо смерти. Зимовали они под снегом, однако смоляная пропитка сохранила их сухими, а что подмокло — высохло за лето. Перехватив взгляд Бродяги, Лиу безнадежно махнула рукой:

— Можешь и не пробовать.

— Гаснет? — приподнял брови Ян.

— Даже не загорается, — ответила Лиу. — Смотри.

Пущенный ею шар огня был невелик, но сделан толково и полон Силы. Тяжелые вязанки дров разметало шагов на десять в стороны, но пламя, едва коснувшись их, угасло. Ни огонька, ни дыма, ни подпалин. Ничего.

— Вальма бы сюда… — тоскливо прокомментировала Лиу.

Ян не стал швыряться огнем — увиденное было достаточно убедительным. Потянувшись к вязанке, упавшей ближе прочих, мыслью, он ощутил нечто, поглощающее огонь. Нечто, показавшееся одновременно чуждым, родным и абсолютно неодолимым. Даже для него. Не потому, что не хватало Силы, нет… Просто возникло ощущение, что он всерьез попытался побороть одной рукой другую — свою же.