Ночной крик - Лана Синявская

– Как это не вышла? Может, вы проглядели?

– Обижаете, Федор Карпович, – поджала губы Петровна, – я до самого Викиного возвращения караулила. Вот чтоб мне с места не сойти!

– Охотно верю, – все так же тихо заметил доктор, ни на кого не глядя.

– Зря вы так, Матвей Игнатьевич, – упрекнула Петровна, – все вините меня за то, что я, якобы, сплетничаю.

– Что вы, дорогая, вы не сплетничаете, вы наблюдаете.

– Вот именно. Смотрите, что получилось: пришла какая-то фря, покрутилась, а у Васильевых боров сдох. А ну как я бы ее не заметила?

– Так вы же все равно ничего конкретного не видели, Елизавета Петровна, – пожал плечами доктор. – На вас даже непохоже.

– А вот и неправда ваша, Матвей Игнатьевич, кое-что я все-таки видела! У дамочки этой повязка была, на ноге. Плотно так забинтовано.

– На какой ноге? – очень тихо спросил Матвей Игнатьевич.

– На левой. А что это вы так побледнели?

– Ничего, ничего…– он принялся тереть себе виски. – Голова что-то заболела. Магнитная буря, наверное. Надо же, какая гадость получается.

– Магнитная буря тут ни при чем, – негромко, но решительно произнесла Вика. – Вы ведь тоже на нее подумали, правда?

– Что? О чем вы говорите? – встрепенулся доктор.

– Почему вы ее защищаете?

– Я не защищаю. Этого совсем не требуется, потому что все эти заявления – полный бред! – воскликнул неожиданно тонким голосом Матвей Игнатьевич.

– Так. Что за спор? – вмешался участковый. – Петровна, если нечего добавить, марш отсюда. А вы двое – объясните, в чем дело.

Петровна попыталась прикинуться тугой на ухо – уж больно ей хотелось знать, отчего так взбеленился доктор, – но Федор Карпович бесцеремонно выставил ее за дверь и обернулся к молчащим Матвею Игнатьевичу и Вике.

– Теперь все сначала и с комментариями, – велел он. – О ком вы говорите?

– Об Эмме Вальтер, естественно, – сказала Вика, глядя на врача с вызовом. Встав на защиту Эммы, он моментально превратился во врага. – Ее, как известно, укусила собака. Не знаю, в какую ногу. Наверняка в левую, это вы у доктора спросите. Зато я хорошо знаю дождевик: бежевый в коричневую клетку. Такого в деревне нет ни у кого – вещь дорогая, приметная. Думаю, в мое отсутствие здесь побывала Эмма Вальтер. И, поскольку Петровна все время оставалась… как бы это выразиться… на посту, то другие визитеры исключаются. И через сад Эмма потом прошла не случайно. Она прекрасно осведомлена о любопытстве Петровны и ей вовсе не хотелось, чтобы она заметила ее лицо. Ну что, доктор, есть что возразить?

– Это бред! Полный бред, вы понимаете? – возмутился доктор. – Эмма не могла этого сделать!

– Я, конечно, понимаю ваши дружеские чувства, – прогудел Федор Карпович, – но факты…

– Вы не понимаете! Она не могла этого сделать физически и я легко могу это доказать. Не далее как сегодня утром я осматривал Эмму и со всей ответственностью заявляю – она не могла бы пройти самостоятельно и метра, а о том, чтобы прошагать туда и обратно полдеревни не может быть и речи.

– Что, рана такая серьезная? – озадаченно поскреб затылок участковый. – Может быть, вы ошибаетесь?

– Я врач! Я не имею права ошибаться.

– Вы и не ошибаетесь, просто не хотите мириться с фактами, – упрямо возразила Вика. – Эмма Вальтер владеет… особыми знаниями, я сама убедилась, что она способна вылечить в кратчайшие сроки любую рану.

– Не говорите ерунды, девушка! – прикрикнул распалившийся Матвей Игнатьевич. – Вы рассуждаете как… как какая-нибудь Петровна. Еще скажите, что Эмма – ведьма. Вы ведь это имели в виду?

Вика опустила голову.

– Эмму хотят подставить. Неужели это непонятно? Еще раз повторяю, из-за укуса она останется прикованной к постели как минимум на неделю, и то если не начнутся осложнения.

– Ну, хорошо. Допустим, что повязку повязали специально, – примирительно рассудил Федор Карпович, – но плащ! Вика утверждает, что вещь довольно редкая.

– Не знаю. Это ваша работа – искать объяснения. Но я уверен, что неповторимых вещей попросту не бывает. В конце-концов, кто-то мог купить такой же плащ, подготовившись заранее, или еще что-то в этом роде.

– Хорошо. Разберемся! – Федор Карпович устало вздохнул и вытер большим клетчатым платком вспотевший лоб. – Ты, Вика, будь поосторожнее. И не суйся никуда, ради бога. А вы, Матвей Игнатьевич, успокойтесь. Я не собираюсь тащить в тюрьму вашу подопечную без веских на то оснований. Но проверить просто обязан, вы уж не обессудьте. В конце концов, речь идет об отравлении.

Неопределенно мотнув головой, доктор, не попрощавшись, быстро вышел прочь, громко хлопнув дверью. Участковый задав Вике еще парочку несущественных вопросов, последовал за ним, попутно разогнав зевак по домам.

Вика осталась одна. Ей все еще не верилось, что ее собирались отравить, как какую-нибудь бездомную кошку. Дело принимало серьезный оборот. Кого-то она здорово достала. Но кого же?

И вдруг, совершенно неожиданно, она обнаружила разгадку. Когда Федор Карпович, заподозрив попытку ограбления, попросил ее проверить, все ли ее вещи остались на своих местах, Вика, бегло оглядев комнату, сказала, что ничего не пропало. Сейчас выяснилось, что она ошибалась. Кое-что исчезло, просто она сразу этого не заметила. На краешке сундука, куда она положила Венькину тетрадь со стихами, теперь ничего не было. Тетрадь непостижимым образом исчезла…

Едва обнаружив пропажу, Вика бросилась к сундуку и со стуком откинула тяжелую крышку: дневник покоился на самом дне, там, где она его оставила. Что же получается? Действительно ценная вещь осталась на месте, а похожая на нее, но не представляющая никакой ценности с точки зрения постороннего тетрадка стихов была похищена! Вывод напрашивался только один: кто-то знал, что она обнаружила дневник, но не вполне внятно представлял себе, как он выглядел. Тетради были действительно похожи, если не считать того, что одна из них сильно пострадала от огня. Таким образом, Вика была вынуждена отбросить очевидного свидетеля: Тимур видел дневник, он очень подходил на роль похитителя – да что уж скрывать, и отравителя тоже, – но он прекрасно знал, что настоящий дневник – обгорелый. И опять-таки отсутствие мотива. В этой игре Тимур был чем-то вроде Джокера – опасная и таинственная фигура, которая обладает большой скрытой властью, но не обнаруживает своих намерений до поры до времени.

Но если отбросить Тимура, оставалось одно: кто-то подслушал ее разговор с Окунцовым на почте, – легче легкого, она ведь так орала, – опередил ее и, похитив дневник, подсыпал в варенье отраву, не зная при этом, что похищает совсем не ту тетрадь. Думая, что завладел тем, за чем охотился, преступник не мог оставить в живых Вику. Она непременно заявила бы о похищении и дело пошло бы насмарку: круг людей, по-настоящему заинтересованных в этой бомбе замедленного действия, не так-то широк, вычислить среди них преступника довольно просто – достаточно проверить их алиби на определенное время. "Что ж, довольно логичные выводы. Я начинаю делать успехи, – похвалила себя Вика. – Хорошо бы еще умудриться дойти до самого конца и не подохнуть раньше времени".