За давностью лет - Дмитрий Евдокимов

Их шансы неизмеримо выросли, когда скоропостижно скончался старший сын Грозного. Однако именно это обстоятельство в дальнейшем послужило основой конфликта между царем и Борисом Годуновым.

— Это что за парадокс? — удивился Игорь.

— Дело в том, что Ирина, жена Федора, была бездетной, — начал пояснять Андрей. — Пока был жив старший сын, это вполне устраивало царя. Но когда Федор остался единственным наследником, Грозный заволновался и решил развести младшего сына. Федор, успевший привязаться к Ирине, воспротивился. Противился всеми силами этому и Борис Годунов, что вызвало гнев Грозного. Но, памятуя о трагической гибели старшего сына, он не решился на крутые меры.

Не питая иллюзий насчет способности Федора к управлению государством, Грозный поступил так, как поступали московские князья, оставляя трон малолетним наследникам, — он вверил сына и его семью попечению думных людей, имена которых назвал в своем завещании. Это были князья Иван Мстиславский и Иван Шуйский, дядя Федора, боярин Никита Романов-Юрьев и от «худородных» только Богдан Бельский. Ни Годунов, ни Афанасий Нагой, в последние годы также приблизившийся к царю, в совет не вошли. Причина была ясной — Грозный опасался, что Борис Годунов будет препятствовать разводу Федора с бесплодной Ириной, а Нагой постарается посадить на трон своего внучатого племянника, царевича Дмитрия.

Казалось, надежды Годунова стать первым человеком в государстве рухнули. Но именно в это время он и начал проявлять свой характер... — Андрей многозначительно обвел взглядом присутствующих. — Через несколько дней Богдан Бельский попытался с помощью верных стрельцов свершить дворцовый переворот, чтобы отстранить от руководства знатных Мстиславских и Шуйского и вернуть порядки опричнины. За спиной Бельского, безусловно, маячила фигура Годунова. Но заговор не удался — московский люд, ненавидевший опричников, окружил Кремль, потребовал выдачи Бельского. Царь вынужден был отправить его в ссылку. Народ требовал удаления из столицы и Годунова. Борису пришлось срочно отмежевываться от свояка. Смещение Бельского пошло Борису на пользу. Тридцать первого мая, в день коронации Федора, он получил чин конюшего, один из главнейших постов при дворе. Невольно напрашивается мысль: а не спровоцировал ли Годунов выступление свояка, поспешив затем предать его?

Поднял руку Борис:

— Товарищ председатель, можно добавить? Обвинитель показывает, что это был первый случай устранения Годуновым соперника. На самом деле он с помощью интриг убирал соперников еще при жизни Грозного. Мы знаем факт, когда Иван посадил на кол своего любимчика Бориса Тулупова, а его поместье за некое «бесчестье» получил Борис Годунов, явившийся, видимо, автором доноса.

Максим Иванович согласно кивнул головой:

— Дополнение принимается.

Тут не выдержал Игорь:

— Защита протестует. Ради объективности следует отметить, что Годунов, как только Грозный умер, поспешил избавиться от неправедно нажитого имения. С благословения нового царя он передал тулуповскую вотчину в монастырь.

— Это только подтверждает, что совесть Годунова была нечиста! — парировал Борис.

— Прошу больше не прерывать обвинителя! — строго сказал Максим Иванович. — Когда он выскажется, каждый может взять слово.

— В день коронации Федора произошел незначительный эпизод, произведший, однако, колоссальное впечатление на современников, — продолжил Андрей. — Во время долгой и утомительной церемонии венчания Федор, хилый и слабый от рождения, устав, неожиданно снял с себя и передал Мстиславскому шапку Мономаха, а Борису Годунову — тяжелое золотое яблоко, олицетворявшее державу. Не тогда ли в голову Годунова, бывшего человеком крайне суеверным, запала мысль о возможности со временем сменить на престоле Федора? Во всяком случае, в средствах для достижения этой цели он не стеснялся.

Наш председатель суда задал вопрос, — обернулся Андрей к Максиму Ивановичу, — мог или не мог Борис Годунов в силу своих моральных качеств пойти на преступление, приказать убить царевича Дмитрия? Весь его путь к престолу безоговорочно подтверждает, что мог.

Приведу конкретные факты. После отставки Бельского Годунов заключает союз с двумя самыми значительными лицами из окружения царя — с боярином Никитой Романовым, являвшимся регентом, и главным дьяком Думы Андреем Щелкаловым. Романову, тяжело заболевшему, он дал страшную клятву «соблюсти» его семью и почитать за братьев его детей, а безродного дьяка Щелкалова Борис публично называл своим отцом.

С помощью Щелкалова Годунову удается расправиться с Петром Головиным, который, опираясь на Мстиславского и Шуйского, вел себя с царским шурином дерзко и неуважительно. Годунов обвинил Головина, возглавлявшего Казенный приказ, в столь крупных хищениях, что боярский суд вынужден был приговорить его к смертной казни. Казнь в последний момент отменили, Головина сослали в тюрьму, в Казанский край, где он вскоре был тайно умерщвлен любимцем Годунова Иваном Воейковым.

Вскоре Годунов расправляется с главой Боярской думы Иваном Мстиславским. Распустив слух, будто тот собирался убить его на пиру у себя дома, Борис добивается заточения князя в Кирилловом монастыре.

Затем следует расправа над духовными лицами, попытавшимися развести царя с бесплодной царицей. Митрополит Дионисий и архиепископ Варлаам Пушкин были заточены в монастыри. В конце восьмидесятых годов настал черед Шуйских — князь Иван по приказу Годунова был задушен угарным газом, а князя Андрея умертвили в тюрьме. В это же время под арестом находились Афанасий Нагой и сын его Петр. У ливонской королевы Марии Старицкой, родственницы Марии Нагой, были конфискованы владения, она с малолетней дочерью была удалена в монастырь. Ограничили в правах и царицу Марию Нагую, подчинив угличское удельное княжество московской администрации. У бывшего царя Симеона Бекбулатовича был отнят титул великого князя Тверского и удел.

После гибели царевича Дмитрия Борис расправился, забыв о прежних клятвах, и со своими ближайшими сподвижниками. В тысяча пятьсот девяносто четвертом году был снят со всех постов думный дьяк Андрей Щелкалов. Свидетель его отставки дьяк Иван Тимофеев писал, что Борис «угрыз» Щелкалова зубами «аки зверь» и тот скончался в «бесчестном житии». Позднее, уже став царем, Годунов расправился и с Романовыми. Обвинив их в колдовстве и покушении на жизнь царя, Годунов отдал приказ Федора Романова постричь в монахи и заточить в монастырь, а троих младших братьев отправил в ссылку, где они вскоре умерли.

Список кровавых злодеяний и клятвопреступлений Годунова, — резюмировал Андрей, — можно было бы продолжить, но я думаю, что и так неоспоримо, что он мог без колебаний отдать приказ об убиении царевича Дмитрия.

Чтоб окончательно убедить вас в этом, прошу взглянуть на его портрет того времени, — добавил Андрей, показывая репродукцию из книги. — Вот видите: большие, продолговатой формы глаза смотрят недобро, массивный нос хищно заострен книзу, припухшие губы под щеголеватыми усиками плотно сжаты, как у человека недоверчивого, подбородок небольшой, но твердо очерченный, говорит о волевом, но неустойчивом характере, царская одежда ему явно велика, будто с чужого плеча. Хотел этого художник или нет, но он показал нам настоящего злодея!

— Есть ли возражения у защиты? — спросил Максим Иванович. — Пожалуйста.

Игорь вскочил с места:

— Речь обвинителя носит явно субъективный характер. Даже на портрете злодея увидел. А вот посмотри на его другой портрет, — он показал еще одну репродукцию из той же книги о Борисе Годунове, — здесь он благообразен, глаза излучают теплоту, лицо окрашено легкой отеческой улыбкой. Что, съел?

— Попрошу без личных выпадов, — решительно погасил его эмоциональный накал Максим Иванович. — И вообще, перед тем как дать слово защите, объявляю перерыв. Поостыньте немного!

Все вышли в сад. Борис с Андреем стали играть в настольный теннис, а Игорь сел в сторонке и отвернулся.

— Ты что, обиделся? — спросила его Лариса.

Он посмотрел в ее сторону, но промолчал.

— Разве так можно? — продолжала увещевать его Лариса. — Ведь еще древние говорили, что истина рождается в споре.

Борис расхохотался.

— Ты чего, не согласен?

— Ларочка! Живу на свете восемнадцать лет, но ни разу не наблюдал, чтобы истина рождалась в споре. Синяки — да! Плохие отношения — сколько угодно. Но чтобы истина...

Увлекшись, он прозевал подачу Андрея. Достав улетевший в траву целлулоидный шарик, продолжал:

— Как правило, спорящие всегда остаются при своем мнении.

— Так, значит, наше заседание бесполезно? —спросил его с лукавинкой Максим Иванович.

— Нет, почему же! — ответил Борис. — Я думаю, что мы найдем истину. Но искать ее надо не с помощью амбиций, а с помощью доказательств.

Это был камушек в огород Игоря. Во всяком случае, тот покраснел и запальчиво кинул: