Рик: Прогулка в небесах - Павел Кошовец

  Оглянулся... Похоже, самым возбуждённым в нашей компании оказался я. И уже догоняли меня по этому состоянию дюли Бурого, и он сам, только сейчас начинающие осознавать мою выходку.

  - Эй! - обратился к застывшим с оружием дюлям. - Не вздумайте привести в действие свои пукалки! Откручу этому безобидному дяденьке голову - где вы потом такую доброжелательную найдёте?

  Орлиным взглядом окинул ряды неприятеля. Не шелохнулись. А у самого сердце в районе кадыка, а вспотевшие ладони можно выкручивать и поить верблюда. Да, на тяжёлую стезю подбил меня долбанный Спонсор, туда ему в качель, детской лопаткой по сопатке и ведёрком для порядка.

  - Очнись, дедуля, - обратился к, как ни странно, расслабленному Бланду, - что, стул протекает? Сам виноват: какое блюдо приготовил, таким и ходи под себя.

  Кожистые закрылки приподнялись, и на меня глянули незамутнённые очи совести, на меня, Ирода, поправшего возраст. Не хватало родниковой слезинки в уголке глаза и повеявшей перспективой ближайшего инфаркта.

  - Ты чё, дедуля, - взвыл расстроено, ты же первый хотел вскрыть меня без анестезии и проверить длину двенадцатиперстной? А теперь коньки забрасываешь мне на плечи. Ты ещё за белыми тапочками сбегай! Чтоб меня виноватым сделали? Не, я так не играю, - и демонстративно сложил руки на груди.

  - Ма-а-а-чи!!!

  И этот бабий ультразвуковой визг издала глотка, ещё недавно жалостливо поджимавшая губы и выпускавшая свой раздвоенный, нервно-лживый язык на разведку! Вот и верь после этого лицедеям.

  Дальше всё происходило быстро, непонятно и скомкано. Могучая кувалда врезала в правый бок, другая влепила в левое бедро, в итоге меня подбросило. В какой-то момент показалось, что ноги произвели рокировку с головой, и крепкий пол оставил свой след на макушке. На время я выбыл из состояния наблюдателя реальности. Потом опять же меня изрядно побросало, поносило, причём я сам ничего с этим поделать не мог, кроме как удивляться собственной летучести и вообще задаткам к левитации.

  Наконец-то шум и гам прекратились, мелькающие кадры тоже притормозили, словно кто-то нажал паузу. Но к сожалению вместо оной была всего лишь стена.

  Не в силах определиться, что же всё-таки у меня болит сильнее, я вывернул разрыхлённый нос из твёрдой поверхности - даже сама мысль о том, чтобы дотронуться до него и оценить размеры, приводила в действие такие болевые сторожевые импульсы, что я мог лишь отползать от собственной руки. Из глаз нещадно лились слёзы.

  Нечто погребенное подо мной издало страдальческий вскрик, и я, не в силах опустить головушку, вытащил пред мутные очи... Бланда. Изрядно помятого, тем не менее живого.

  - Убью, сволочь...- процедил сквозь зубы.

  Ух и страшен же я был наверное, потому как Бланд закатил глаза и отключился.

  Следующие несколько минут я сидел будто в прострации, раскачиваясь, то ли усыпляя бессознательного старика, то ли убаюкивая пульсирующий нос. Параллельно невольно оглядывая помещение, в надежде восстановить картину происшедшего и свою полётную карту.

  Видимо, дюли Бланда открыли по мне огонь, совершенно случайно зацепив при этом несколько дюлей Бурого (исковерканные, неузнаваемые тела имелись в наличие), сам их командир кроме заметного испуга фактически не пострадал. А меня уберегла кольчужка (редкие куски униформы каким-то чудом удерживались на мне, приклеенные, наверное, копотью, указывали те места, в которые в меня не попали).

  Группка светло-серых теснилась в стороне, чёрно-золотые вроде бы беспорядочно рассредоточились и замерли. Взгляд у меня скорее всего был безумный, потому как дюли моментально отворачивались, буде я натыкался на них.

  Зашевелился Бланд.

  - Воды... - слабо прогундосил он.

  - Ага, щас, - злорадно ответствовал. - Потерпи, и жажда твоя исчезнет навсегда.

  - Это почему, - спросил он подозрительно.

  - Покойникам вода ни к чему. Разве что на обмывку.

  Бланд дёрнулся, сморщенное личико исказилось... протекло несколькими слезинками.

  - Погоди, Рикушка, - тяжело дыша, жалобно застонал старик, - приветик хочу тебе напоследок передать от твоего дружка... - глянул нерешительно.

  - Ты мне зубы не заговаривай, а то сейчас секир башка - и пойдёшь домой на автопилоте! Ну! - бросил грозно. А в душе поднималась горячая волна, сплетённая из жалости и брезгливости.

  - Да вот пусть он сам тебе скажет, - слабо шевельнул рукой тот.

  Находившиеся шагах в десяти от меня двери открылись и... впустили ещё одну чёрно-золотистую фигуру. Мужчина постоял, оглядываясь, пока встречающий нас с Бурым, вновь не нарисовался на горизонте, не указал на нашу живописную композицию, и не подтолкнул.

  Я вперил взгляд в холодное, застывшее лицо вновь прибывшего. И по спине побежали мурашки. Знакомые черты, но в таком оформлении? Обезображенные совсем не присущими ему чувствами.

  - Мишаня?..

  Брови у мужчины полезли вверх, щёки начали оттаивать, он перевёл взгляд с надсадно дышащего Бланда на меня. Я прямо физически ощущал, как снайперский прицел вгрызается в лицо, скальпель пластического хирурга удаляет царапины и шишки, ровняет нос, а парикмахер скупыми движениями возвращает пряди на базу.

  - Рик?!

  Он сорвался с места, подскочил, предварительно отдавив ноги мне и Бланду (ничего, я потерплю), схватил, обнял...

  Дальше несколько минут не помню.

  Глава 2.

  Как же я рад был видеть своего с давних пор неизменно товарища. Мишаня... Сколько разных событий в моей жизни связано с этим именем...

  Вовремя подставленное плечо в затяжной регате на определённое количество и малое время. И удивительно эрудированные разговоры по Уолту Диснею до утра с любезно представленной Мишаней девушкой - такая приятная усталость наваливалась с первыми петухами на бескостный орган речи, что при прощании не хватало сил сказать: "До свидания". И ложка рыбьего жира у моего пытаемого, сражённого ангиной рта, когда карцерный постельный режим под двумя одеялами - ещё цветочки. Панический ужас на трёх человечески неприятных лицах, посмевших возжелать попинать его товарища, неудачно посмотревшего на их землистые хари - я сам впервые видел Мишаню в таком гневе, и даже будучи в полусидячем положении, мои ноги автоматически делали убегательные движения. И вовремя сваренный кофе. И смех, этакая смесь летаргического сна с энурезом - всё равно им стоит делиться. И одна вилка на три смены блюд на двоих. И одна ириска, так и оставшаяся жалостливо на столе для следующих посетителей, более нуждающихся в ней. И судно, иронично уносимое под всеми парусами из-под лежачего больного. И красноречивое молчание, согревающее почище грелки в ногах. И улыбка - следствие из комбинации морщин, которые хорошо знаешь. И дельные советы более квалифицированного товарища (так сказать - профессора - студенту) по изучению женской анатомии - и, соответственно, как правильнее держать скальпель, чтоб не дрогнула рука. И... И... И...

  Будучи человеком стадным (в одиночку пить - ни-ни), я с превеликим удовольствием лицезрел эту интеллигентскую рожу с пудовыми кулаками, в которых даже двухсотграммовый выглядит детским ведёрком. В чёрно-золотом прикиде он выглядел совсем другим человеком, нежели я его знал, этаким королевским фонарным столбом - стержень-то - во! - на грудь принять любую ёмкость не слабо, а все остальные рюшечки и чепчики - от Кутюрье драных, по совместительству венценосных особ. Навроде армии Папы Карло: чтоб у каждого по колпаку и сверло заместо шнобеля, а в руках "Буквари" для страны дураков, а за спиной Мальвины, спешно готовящие борщ для утомлённых воителей, возвращающихся из "Букиниста".

  Нет, конечно же не портила Мишаню форма, но, зная этого пацифиста, рубящего одним взглядом, в его лексиконе было только одно военное слово - "Вольно". А во всяких там "бежать в сторону зелёного свистка", "копать окоп основательно, с фундаментом... скоро подтянут канализацию" и "рабочее место солдата - тумбочка, оружие - веник" он мог поучаствовать сугубо отсутствующим животиком - поржать.

  Обвёл насмешливым взглядом нашу славную, маленькую, но такую тёплую... гм... компанию. Идиллия... Иной сельский пейзаж выглядит суровее. Изрядно потрёпанный, но мечущий якобы незаметно молнии наподобие карманного Зевса, Бланд, надсадно похрипывал остатками кислорода, обнаруженного в коленных чашечках и жалобно прилипая локтями к асфальту, то бишь, полу. Его неизменный сопровождающий и представляющий (наш провожающий), коего я обозначил, как Брадобрей. И нечё ему так демонстративно заламывать руки над опрокинутым, адъютант фигов... фиговый листочек. Вот-вот, именно фиговый - ничего не прикрывает: вся брезгливая анатомия наружу, отмечающая пол. Или потолок? Как у Буратино: сверло в носу, а сам дрова - дровами, выходец из мебельной фабрики... Следующий: наш бравый Бурый, цветом под светло-зелёную мебель - что поделаешь, автоматическая мимикрия, косит дяденька под весенний листочек. Зимой. А самое смешное - лыжи смотрят в разные стороны. Думает, небось, связался с придурочным Риком: вроде свой, то есть бьющий яйцом о левое колено, не правое - короче, из одного лагеря, да компашка подобралась - впору анфас пяток показывать, пока есть, чем бегать. Да долг требует проследить за несносным землянином, так сказать, для отчётности - вот, мол, Дрол, вам мизинец правой ноги Рика (узнаёте?) - всё, что от него осталось. Грудью падал на телоразборочный комбайн, дабы уберечь, защитить, устеречь ентого ненаглядного призового командира. Да вот незадача - промазал. Грудью мимо комбайна. А вот Рик типа нет. Вот и мается, Бурый, бедняга, вроде на горячей сковороде голой задницей, масло топит. Ничего - ничего, оладушки потерпят - всё равно ему некуда деться - не умеешь ходить сквозь стены, оставайся на подводной лодке.