Черная кровь - Святослав Логинов

Бойша кивнул.

– Хорошо придумал. А теперь слушай меня. У карликов глаза как у ночных кровососов, так что едва ли они нас вблизи не углядят. И еще, где ты здесь столько хвороста найдешь? Кустарник начнешь ломать – шум до самого моря поднимешь. Если их прежде времени потревожить, они всполошатся, кинутся куда ни есть – и, глядишь, прорвутся. А то и еще что-нибудь учудят. Мы их приемов не знаем. Короче, бери всех молодых, пусть здесь топлива наберут, сколько смогут. Когда к становищу подступим, будете вал из сушняка складывать.

Бойша кивнул, отпуская и показывая, что Таши может приступать к делу.

Таши поспешно принялся собирать парней, передавая приказ. От былого ликования и следа не осталось. Тоже умник, придумал, как врага разгромить.

Если бы не вождь, он бы тут навоевал! Бойша так сразу все понял и высмеял как мальчишку. Хорошо хоть не на людях, а с глазу на глаз. От отчаяния Таши полез за ветками в самую гущу терновника, весь изодрался, так что походил уже не на сына зубра, а на западных людей, что перед боем разрисовывают себя красными полосами.

Где в пустой степи дрова взять? – Таши был готов землю грызть, лишь бы обелить себя в глазах вождя. А дрова в результате сыскал Малон. Оглядел спокойным взором начинавшую темнеть степь и сказал:

– Тут мы ничего не сыщем. У вязов смотреть надо, у них ветви ломкие, глядишь и найдем.

– Давай! – в отчаянии согласился Таши.

Два десятка парней, отданных под начало Таши; все из прошедших посвящение в этом году, побросали набранные колючки и припустили к далеким вязам, обозначавшим пойму какой-то давно пересохшей речушки.

Найти удалось тополь, упавший чуть не два года назад и с тех пор пересохший в труху. С дерева мигом ободрали ветви, и через полчаса группа, навьюченная чудовищной величины вязанками, догнала отряд. Дров все равно было мало, но все-таки это уже что-то.

Ночь, надежный защитник, окутало войско непроглядным мраком. Всегда избегали люди темноты – во тьме раздолье злу! – но тут, в чистом поле, где немало гуляет нежити – детей Хорова и внуков Хадда, где над пустыми могилами встают по ночам недобрые тени, где и от врага, и от злого духа может неладное выйти, люди чувствовали себя в большей безопасности, чем за крепкой стеной родного селения.

Шли, радуясь безлунной ночи, ждали сигнала от дозорных, что вот они, пришлые чужинцы, спят, набивши тугие животы краденой бараниной и плотью убитых людей.

И в скором времени сигнал прозвучал: отряд вышел к стоянке диатритов.

Матхи и Ромар не ошиблись. Карлики-диатриты и в самом деле ушли не слишком далеко. Где-то на полпути между срединным и низовым селениями чужинцы устроили лагерь. Обрыв в этом месте был рассечен, отходящей протокой. Верно когда-то Великая текла в этих краях по иному, забирая вправо. Там, где она прежде встречалась с морем, теперь остался Горький лиман, знаменитый своими лихорадками и черной грязью, которая эту же трясавицу лечит. Старица никогда не была особо полноводной, а вот ил на дне лежал таким слоем, что сумел подсохнуть лишь сверху. Хрупкая корка словно ждала, когда ступит на нее тяжелая нога.

Великая река и отходящая от нее старица, которую родичи словно в насмешку называли Истрец, даже расставшись, долго не расходились, текли рядом, образуя длинную узкую косу. На ней и расположились диатриты. Такой выбор сильно удивил Таши – с чего бы коротышкам туда соваться? Место дурное, случись что – куда диатримам податься? А уж они, воины Лара, постараются, чтобы много чего случилось! Через русло, пусть даже почти полностью сухое, птиц если и переведешь, то с большим уроном, а ночью так и вовсе птички, поди, всех вожатых переклюют (ох, сподоби Лар!). А потом – как ремнем хлестнула догадка! – нет, не глупы диатриты, все сообразили, нечего и надеяться их на оплошке взять! С двух сторон – полусухие водяные дороги, и значит, оттуда – ПАЛ НЕ ПУСТИТЬ!

Таши пробил холодный пот, едва он понял, что главная задумка мстителей проваливается.

А диатриты тем временем беспечно – как казалось – располагались на ночлег. Точнее, уже расположились. Диатримы спали, усевшись на землю и хитро вывернув шеи. Карлики некоторое время еще бродили по косе, спускались к воде, перекликались визгливо, а потом как растворились все и упала тишина.

Оценив обстановку, Бойша шепотом отдавал новые распоряжения. Почти сотня охотников потянулась прочь – обойти лагерь диатритов и, когда по чужинцам ударят, бить тех, кто станет искать спасения в бегстве через реки. Остальные двести воинов лежали в негустой иссохшей траве, ожидая сигнала.

И он пришел. Тоскливый крик ночной птицы донесся со стороны Великой; и лишь опытное ухо вождя да лучших охотников могло угадать подмену. Родичи взяли стан чужинцев в кольцо.

Пока все оставалось спокойно.

Таши лежал в цепи и отчаянно пытался утишить бешеные толчки в груди.

Не пристало охотнику так дрожать. Не впервой он идет в сражение. Не впервой. Согнутые тоже были не из трусов или слабаков. Дрались, как следует. Победой над такими можно гордиться.

– Разжигай… разжигай… разжигай!.. – прошелестело от одного воина к другому. – Бойша велел – разжигай!

И тут же со стороны карликов кто-то всполошно заверещал. Режущий визг разнесся окрест и ему тотчас ответили в лагере. Углядели-таки тварюги лазутчиков, а может – расслышали стук кремней. Карлики во всем к ночному делу привычны, потому, должно, и сдружились с мерзкими птицами; днем диатримы коротышек берегут, в ночи карлики птичий покой охраняют.

Дальше таиться было нечего, и Бойша рявкнул в голос:

– Зажигай!

Таши вырвал наконец запутавшееся кресало. Ударил раз, другой, третий… – занялось на удивление быстро. Искры дождем сыпались в сухую траву – и она тотчас вспыхнула. Жаль маловато веток, ну да уж, сколько доперли.

Цепь огней громадным серпом протянулась от русла до русла, сотни рук ожесточенно терзали кремень, торопясь дать жизни новыми и новым костеркам – на погибель чужинцам и их птицам. Ветер дул в спины детям Лара, он дружно подхватил пламя, раздувая его, вознося огненные языки выше человеческого роста. Сухая, истомленная жаждой и зноем степь вспыхнула моментально, разнотравье, никем не стоптанное за летние месяцы, убитое засухой, да так и оставшееся стоять, дало пламени обильную пищу. Можно было даже не подбрасывать хвороста. Ярко-рыжие бешеные кони во весь опор мчались вперед; и Таши с торжеством слышал, как визжали карлики и ошалело клекотали диатримы. Огонь, ясное дело, несколько помогал чужинцам – птицы худо-бедно, но что-то различали – но зато из пламенного кольца им будет не так просто вырваться.

Загорелись кусты по краям обсохших русел. Заполыхал тальник, занялись ракиты; ярая пляска огня казалась обмершему Таши пламенным дыханием предков, явившихся, на помощь своим детям. Да что предки! уж не огненные рога самого Лара вздымаются там, в самом сердце пожара? Не сам ли Вечный Зубр пришел на подмогу? Восторг сдавил сердце, казалось, что все, вот она, победа – бескровная и полная, после которой самая память о проклятых коротышках забудется как дурной сон.