Черная кровь - Святослав Логинов

Сухая корка проломилась; первые беглецы забились, пытаясь выбраться из зыбучей грязи. Людям там тоже пришлось несладко – но вывернулись как-то, исхитрились; били скатившихся на землю карликов пронзали копьями, разбивали черепа дубинами, втаптывали в ил ногами.

С той стороны, где расстилалось мертвое русло Великой, победа далась не так просто, но и там, пользуясь темнотой и неприятными противнику каменными россыпями, люди одолевали.

Тейко мало что не обеспамятовал от льющейся крови. В его руках снова было копье – то же самое, или новое где подобрал? Наконечник с копья давно слетел, оставшись в брюхе одного из несущихся с горы чудовищ, и Тейко орудовал ратовищем словно дубиной. Оказалось, что ими всего удобнее действовать: ежели приложить длинной жердью по слабому птичьему месту – основанию шеи. Жаль, что редко поворачивается бегунья спиной к врагу. Но уж тем пернатым, что, потеряв хозяев, пытались не биться, а бежать, немедленно доставался удар в спину: под перо, по сухожилиям, а потом находилась пара здоровяков с бревном на замахе и в кашу разбивали шею бьющейся птице.

Но уж пока седок был там, на верхотуре, к диатриме было не подступить. Она даже словно видеть начинала лучше, а может и впрямь глядела чужими глазами.

Визг карликов, горловые звуки птиц, крики людей слились в один бесконечный вопль, круживший голову и вселявший безоглядную храбрость в сердца всех, кто оказался в этот миг поблизости. Среди всеобщего ада невозможно помнить о себе. И все-таки в какое-то мгновение Тейко краем глаза заметил согнутую фигуру, которая кубарем скатилась с откоса и зачавкала по грязи, стремясь уйти от схватки.

Кто-то пытается бежать! Тейко вдруг ожгла дикая догадка – это Таши струсил, не выдержал настоящего боя и уползает в темноту!

– Тр-рус! – рявкнул Тейко.

Швырнув ратовище, он выдернул из-за кушака так и не пригодившийся покуда боевой топор, невероятным прыжком рванулся вслед за беглецом, разбрызгивая жидкую грязь в три скачка догнал его. В призрачном свете пляшущего над обрывом огня блеснули круглые глаза и хищно изогнутая спина готового к броску карлика. Тейко играючи отбил в сторону тонкое костяное копьецо; и окончательно потеряв голову, отчего-то не стал добивать врага топором, как положено, а рванулся в рукопашную. Так хотелось ощутить под пальцами мерзкое горло, сдавить его, поймать последний предсмертный хрип!

Тейко и диатрит вдвоем опрокинулись в грязь; озверев, парень одной рукой вдавил чужинца в ил, со всего размаха приложил кулаком и раз, и два, и три; в настоящем бою такого себе не позволишь, но тут Тейко словно бы ума лишился. Не диатрита бил, а Таши, проклятого мангаса, обманным своим колдовством уведшего Унику…

Лицо карлика скрылось под слоем грязи. Бестолково задергались руки, судорожно засучили кривые ножонки; а Тейко, упоенный победой, все давил и давил, пока враг не замер окончательно. И лишь потом, подняв голову, увидал, что сверху валят новые и новые диатримы и, если бы не другие охотники, не сносить бы ему головы.

Словно в тяжком сне наблюдал Тейко, как движутся их темноты громадные тени, как встал на их пути Дир – воин из Бараговой семьи, встретил копьем первую птицу и тут же упал под ноги следующим – некому оказалось прикрыть охотника сбоку. И Тейко вдруг вспомнил: это с Диром они останавливали птицу в два копья!

Тейко вскочил, страшным усилием вырвал тяжелое копье из туши убитой птицы и успел к обрыву, над которым уже вздымались новые тени бегущих птиц. Там, на высоте, в битве произошел перелом. Диатриты больше не пытались прорываться сквозь две сотни Бойши и полыхающую степь. Темнота показалась им не столь опасной, как огонь. И они угодили в расставленную Бойшей ловушку. Вот только тем людям, что ждали врага под обрывом, вторая волна беглецов доставила много трудов и крови.

Тейко не знал, что это побежали те остатки пришельцев, что пытались было уйти через огонь, не знал, что победа уже в руках людей. Неведомо ему было, что творилось наверху. Видел лишь, что прут злодеи нахрапом и попытался загородить им дорогу, хоть и видел, что бегущие с потерями считаться не станут.

Даже если диатрима и разглядела нацеленный кремень, она не могла ни остановиться, ни хотя бы замедлить бег. Удар был так страшен, что проломилась прочная грудная кость, на полузвуке оборвалось курлыканье, диатрима кувырнулась всем весом грянув оземь. Тейко в это мгновение показалось, что само небо обрушилось сверху, погасив огни, и шум сражения и весь мир…

* * *

Отогнанные кострами карлики вязли на своих птицах в топком иле. Мечта Таши почти исполнилась – люди разили врага в самом для врага неудобном месте. Не помогла диатритам их хитрость, обманул их казалось бы прочный слой ила, и, хотя огонь на них как следует пустить не удалось, но потрепали их изрядно.

Нет, дрались чужаки отчаянно и отступать не собирались. Некуда им было отступать. Догадывался мудрый Ромар, понимал слепой Матхи, ведал решительный Бойша – не от хорошей жизни явились сюда недомерки. Страшная засуха, поразившая Великую, не могла не согнать с обжитых мест и чужинцев.

Так что это был не набег. Это было вторжение, и решалось теперь – кому властвовать в этих местах: людям или карликам.

– Не спать! Чужаки через воду пошли! – пронеслось по цепи. Таши повернул и одним из первых бросился к откосу, что падал в сторону Истреца.

Там в полутьме, которую не могли рассеять отблески степного пожара, шла отчаянная битва. Казалось, ожил весь склон. Масса диатритов катилась вниз.

Еще немного – и застывшая река вновь потечет – только вместо воды будет бурлить алая руда: птичья, человеческая и чужинская.

Диатримы не умели сражаться на склонах. Их уделом были привольные, ровные пространства. На крутизне, среди обрывов и камней они едва могли ступать. Да еще и темнота. И все равно, врагами они были страшными. То и дело с предсмертным хрипом – или молча – падали воины Бойши. Отступавшие птицы бились чуть не по брюхо в иле; людям было легче, но и они проваливались. Грязные, страшные, они уже почти ничем не отличались от чужинцев, что по-прежнему пытались вырваться из цепкой западни. Кое-кому это удавалось, правда не здесь, а у другого склона, где некогда могучее течение Великой сметало донный ил, унося его в море.

Одолев речное дно Великой, чужинцы мало-помалу выбирались на другой берег, исчезая в темноте. А вот тем беглецам, что стремились на левый берег старой протоки удачи не было – дети Лара рубили и кололи, избивая вязнущих в грязи диатрим. Правда, и сами теряли многих. Страшные клювы били почти вслепую, но мощи у них не поубавилось, и немало охотников расстались с жизнями. В зыбучем иле бой шел почти равный, меняли одного за одного.