Страна воров на дороге в светлое будущее - Станислав Говорухин

Вот это и будет победой Великой криминальной революции. Я называю ее Великой, так как речь идет не о Панаме, не об узеньком перешейке между двумя океанами; в лапы уголовников попала шестая часть планеты.

У меня есть любимый пес. Жена тоже в нем души не чает. Он ею командует, как хочет. Если утром веду его гулять я, мы идем в парк. Если ведет его жена, он ее тащит по своим любимым помойкам. Большего лакомства, чем какая-нибудь гадость оттуда, для него не существует. Но жрать жена ему там не дает, зорко следит, чтобы не схватил что-нибудь. Он смотрит на нее жалобными глазами, как бы говорит:

— Ну посмотри, другие же хозяева разрешают своим собачкам полакомиться!

Да, многие в нашем районе кормят своих собак на помойках. Прокормить четвероногого друга обычным способом они уже не в состоянии. Это не бомжи, не пропойцы — честные интеллигентные люди.

Так они и не вписались в новый порядок. Не научились «крутиться», не выходят после работы на улицу торговать сигаретами и спиртным, не ездят в Китай, Индию, Турцию за дешевыми шмотками, чтобы перепродать их дома много дороже, не пускают своих детей на приработки; они все еще надеются, что трудности эти временные, они верят в своего Илью Муромца с опухшим от тяжелой работы лицом, верят, что он неустанно думает о них, честных трудягах. Просто сейчас ему мешают… эти. Но вот, даст Бог, он их разгонит…

Раньше они ходили на митинги, эти люди. Теперь не ходят. Молчат.

Значит, какой-то червь сомнения все-таки закрался в их души? Не могут же они не видеть, что жуликов и лихоимцев все прибавляется, скоро их станет больше, чем честных людей.

Но честные люди молчат.

А от них ничего и не требуется, кроме молчаливого согласия. На новые выборы они могут даже не ходить. Без них голосов хватит. Мы уже говорили об этом — власть вербует себе сторонников быстрым и надежным способом.

Но честные труженики должны знать: дав молчаливое согласие на создание уголовно-мафиозного государства, они подписали себе приговор. Если они не смогли вписаться в этот достаточно мягкий порядок, то в новом, «крутом» мире их место — на самых задворках. Конечно, рабочие волы нужны при любом порядке, но место их — в хлеву.

Те честные люди, которых иногда беспокоят тревожные мысли о Родине, должны предвидеть и другие печальные последствия.

Уголовно-мафиозное государство неминуемо распадется на множество банановых республик. (Уже распадается).

Такое государство беззащитно перед внешними врагами. Его лидеры не способны ни на какие великие свершения, они не могут сплотить вокруг себя народ, они в состоянии только подкупить его, а на всех денег не хватит. У них нищие душонки, им чужды такие понятия, как «Родина», «достоинство нации». В таком государстве ценятся не ум, не самостоятельность мышления, а только личная преданность. Будь ты умница и расчестнейший человек, но если ты не смотришь преданными глазами в лицо вождю, тебя вытолкнут из своего круга. Разве мы уже не убедились в этом на множестве примеров? Разумеется, никого не увольняют с формулировкой: «за отсутствие личной преданности». Есть более удобное объяснение: «противник реформ».

Но все это чушь, выдумка, пропагандистский трюк — «противники реформ». Их попросту нет. Я лично не встречал. Кроме нескольких оголтелых ортодоксов. Но они погоды не делают.

Есть люди, которые говорят: цена реформ безмерно высока. Да, такие люди есть. Я сам к ним принадлежу.

Все население огромной страны поддержало реформы в 1985 году. Все жаждали перемен, понимали: застойное болото надо очистить.

Мы добились многих желанных свобод: свободы слова, свободы выезда за границу, свободы предпринимательства… Многое, кстати, сделал Горбачев.

Как же не стыдно нынешнему руководству плоды нашего общего труда приписывать себе! Именно так ставят они вопрос:

— Мы за свободу и демократию, а Эти… хотят назад, в казарменный социализм.

Как раз все наоборот. Народ жаждал освежающих перемен, а нынешняя власть тащит назад, в уголовно-мафиозное государство, черты которого начали просматриваться еще при Брежневе. Поэтому общество и пошло за Горбачевым — понадеялось на него, поверило, что он убережет страну от этой напасти.

Все наоборот, господа хорошие!

Именно при нынешнем руководстве свободы, добытые при самом активном участии населения, оказались урезанными, исковерканными до самых уродливых форм.

Например, гласность.

Какая гласность, опомнитесь!

Она закончилась с эпохой Горбачева. Вы только вспомните пропагандистский шабаш перед референдумом.

А свобода выезда за границу?

Был когда-то «железный занавес». Теперь повесили «золотой». У кого есть средства на свободное шастание по заграницам? У воров, спекулянтов, казнокрадов… Исключения только подтверждают правило.

Во что вылилось предпринимательство, лучше не говорить.

И так далее — можно по пунктам.

Что же вы надеваете на себя лицо, которое вам не принадлежит? Ваше лицо — совершенно другое. С ним вы и останетесь в истории. Как организаторы Великого Уголовного государства.

Непредвиденная глава (дневник)

Главы, которые вы читаете, не предназначались для книги. Это были всего-навсего наброски к фильму. Но в какой-то момент работы над картиной я вдруг отчетливо понял: фильм наш безнадежно запаздывает. Не то чтобы через три-четыре месяца он потеряет актуальность и содержание его будет неинтересно зрителю, нет. Опаздывает он потому, что дела наши с гласностью так стремительно ухудшаются, таким полным ходом мы движемся назад, что вполне возможно, к моменту завершения фильма его просто некому будет показать. Негде и некому.

А может быть, изложить свои мысли на бумаге и отдать в парламент? Кому же еще жаловаться? В правительство? Обиды свои за страну изложить обидчику?

Словом, так и порешили. И довольно быстро, за две недели, накидал эти заметки. Закончил словами:

«Господа депутаты! Почему я вам все это рассказываю? В надежде, что вы исправите положение, остановите уничтожение России? Нет. На это я не надеюсь. Я вообще считаю, что ваши дни сочтены. Вы подписали себе приговор в тот день, когда впервые взбрыкнули и не проявили личной преданности вождю.

Вы — не первые. Первыми жертвами стали старики и ветераны. Их просто отвергли, перестали считаться с ними, объявив их, борцов против фашизма, красно-коричневыми, то есть фашистами. Они стали отверженными. Над ними смеются, никто не принимает их всерьез.

Нация, предавшая своих стариков, не имеет права на существование. «Мы, как поганые язычники, принесли в жертву своих родителей! Кому? Какому идолу?» (Фраза из фильма «Россия, которую мы потеряли»).

Пора и вам на покой. И не надо строить иллюзий. Мир не перевернется, когда вас разгонят. Вы так основательно дискредитированы печатными и электронными средствами информации, что…

Скорее, наоборот — мир будет аплодировать, когда вас разгонят. Газеты зальются восторженным лаем. Мои коллеги-кинематографисты устроят в Доме кино торжественный вечер. Выступит, к примеру, Нонна Мордюкова и, судя по тому, что она несла перед референдумом (тогда был устроен в Доме кино ночной шабаш — иначе назвать не могу), скажет, обливаясь горючими слезами, примерно следующее:

— Борис Николаевич, как хорошо, что вы разогнали… этих. Как хорошо! Как теперь легко будет дышать, как быстро все наладится… Вы, наверное, переволновались, бедный. Приходите к нам сюда, отдохните у нас. Мы вас так любим…

Может, она и не выступит на этот раз. С апреля 1993 года много воды утекло. Медленно наступает прозрение. Нельзя же не видеть, как целенаправленно уничтожается отечественная культура!

Одно знаю твердо: мир не перевернется. Не будет гражданской войны. Ну, пошумят демонстрации на улицах. Их быстро успокоят. Возможности для этого есть. Еще не вводилась в действие основная сила, поддерживающая режим, — воровская армия «бультерьеров».

Так вот, представьте, пишу я эти строки, и вдруг в комнату вбегает жена и кричит:

— Переворот!

Все — как два года назад!

Бросаюсь к телевизору. На экране — лицо. Как принято говорить на Руси: с сильного бодуна. Бубнит по складам чужой текст. Это видно по глазам, они бегают из стороны в сторону — читают шпаргалку, «бегущую строку».

Свершилось!

Матрос Железняков протопал коваными сапогами на сцену.

Ну, теперь в моей работе наступит долгий перерыв. Надо посмотреть, что делается на улицах. Не говоря уже о бдениях около телевизора.

На следующее утро поехали с камерой по Москве. Брали интервью только у жуликов — слава Богу, искать их долго не надо.

Все в один голос:

— Одобряем!

Комментаторы — с экрана телевизора:

— События, происходящие в стране, никого не оставляют равнодушным.