Сговор остолопов - Джон Тул

— Ну, так не планируй здесь задерживаться, — ответила Лана. — У меня для вас с твоим дружочком есть кое-какие новости.

Дарлина водрузила клетку на стойку и открыла миру громадного, золотушного розового какаду: как и подержанный авто, похоже было, что прошел он через множество рук. Хохолок птицы поник, и она вскрикнула ужасным голосом:

— Ауук!

— Ладно, убери его отсюда, Дарлина. С сегодняшнего вечера ты возвращаешься на табуретки.

— О-о, Лана, — застонала Дарлина. — Ну чё такое? У нас хорошо репетировать получалось. Погоди только, мы закорюки выправим. Это ж гвоздь сезона будет.

— Сказать по правде, Дарлина, я боюсь тебя и этой твоей птицы.

— Послушай, Лана. — Дарлина сбросила тужурку и показала управляющей колечки, прицепленные к швам брючек и блузки английскими булавками. — Видишь вот эти штучки? Из-за них весь номер и пойдет гладко. Я с ними дома репетировала. Это новый подход. Птичка цепляется за колечки клювом и срывает с меня одежду. Я в смысле, что колечки тут только на репетицию. Когда я себе костюм сошью, колечки будут на крючочках, чтобы он хватал — и костюм расстегивался. Говорю тебе, Лана. Это ж потрясная сенсация сезона будет.

— Слушай, Дарлина, безопасней было бы, если б эта чертова тварь у тебя вокруг головы летала или что она у тебя там делала.

— Но теперь же у птички настоящая роль будет. Она будет срывать …

— Ага — и сиськи заодно тебе оторвет. Мне тут только несчастных случаев не хватало со скорой помощью, чтобы всех клиентов разогнать и инвестицию испоганить. А если этой птичке твоей взбредет в голову полетать над публикой и кому-нибудь глаза выклевать? Нет уж, если честно, я ни тебе, ни птичке твоей не доверяю, Дарлина. Техника безопасности превыше всего.

— О-о, Лана. — Дарлина была безутешна. — Ну дай же нам опробовать. У нас только-только получаться начало.

— Нет. Вали. И сними эту тварь с моей стойки, пока она на нее не нагадила. — Лана накинула на клетку покрывало. — Эти сама-знаешь-кто уже отъехали, так что можешь вернуться на свою табуретку.

— А я, наверно, все-таки расскажу сама-знаешь-кому сама-знаешь-что, и сама-знаешь-кто испугается и сбежит.

Джоунз поднял очки от рекламы и произнес:

— Если вы, народ, тута около-личности трындеть будете, то я читать не могу. В-во. Это кто это — «сама-знаешь-кто» и «сама-знаешь-что»?

— А ну, слезай с табуретки, каторжанин, да марш мои полы мыть.

— Этот попрыгай аж до самой «Ночью Тех» проехал, старался, репетирывал, — осклабился Джоунз из своей тучки. — Ёбть же ж. Надо дать ему шанец, низзя ж к ему относиться как к цветным народам.

— Вот, правильно, — от всего сердца согласилась Дарлина.

— Уж скока мы сироцкую благодарительнось покончили, а на швицаров ей не полагается, может, тада беньдяшке чутка отслюнить — девчонка все ж старается, на комисии фарцует. Э-эй! — Джоунз уже видел, как птица хлопает крыльями по-над всей сценой, пока Дарлина пытается изобразить какой-то танец. Он никогда не наблюдал зрелища гаже: Дарлина с птичкой могли квалифицироваться как законный саботаж. — Можа, тут и нам отполирывать чучуть нада, можа, тут крутнуться, там качнуться лишний раз, тут скользнуть, там махнуть, но мне кажецца, спиктакыль очень даж ничо. Ууу-иии.

— Вот видишь? — Дарлина повернулась к Лане. — джоунз врать не станет. У черных стока ритма есть.

— В-во!

— Я не хочу пугать кое-кого историями про кое-кого другого.

— Ох, да заткнись же ты, Дарлина! — заорала Лана.

Джоунз окутал их двоих некоторым количеством дыма и изрек:

— Я так думаю, Дарлина и этот ее попрыгай сильно необычные. В-во! Я так думаю, вы себе кучу клеёных напритаскашь сюда. В каком еще клубе лысово орла на истраде найдешь?

— Придурки, вы что думаете — мы в самом деле в птичьи дела влезть сможем?

— Э-эй! Я точно тут птичьи дела. У белых народов же завсегда попрыгаи с кинорейками обжимаюцца. Погоди, дождесси — народы просекут, каково таково птица им «Ночью Тех» втюхивает. Да у вас тута настоящий швицар стоять придецца. Все опчиство с делами своими ломицца будет. В-во! — Джоунз сотворил опасный на вид нимб, казалось, готовый взорваться. — Дарлина с попрыгаем тока вот закорюки повыправют. Ебть, девка тока-тока искуйств, щитай, начинает. Ей шанец нужон.

— Это точно, — встряла Дарлина. — Я пока в искусствах новичок. Мне шанс нужно дать.

— Закрой рот, дурища. Ты что — правда думаешь, что заставишь эту птицу себя раздевать?

— Да, мэм, — с энтузиазмом выпалила Дарлина. — Меня тут вдруг осенило. Сижу это я дома, гляжу, как она по колечкам своим играется, и говорю себе: «Дарлина, а чего ты это в одёжу себе колечек до сих пор не понасовала?»

— Заткни пасть своему уроду, — велела Лана. — Хорошо, давай поглядим, чего она умеет.

— В-во! Вот это базар. Тут всякие мамочки сбегуцца на спиктакыль поглазеть.

— Санта, я должна была тебе позвонить, голуба.

— Что ж стряслось, Ирэна, детка? — с чувством осведомился лягушачий баритон миссис Баттальи.

— Игнациус стрясся.

— Чего он еще натворил, милочка? Расскажи Санте.

— Погоди минуточку. Дай посмотрю, он еще в этой своей ванной или уже нет. — Миссис Райлли опасливо прислушалась к громогласному плеску жидкости, доносившемуся из ванной комнаты. Взрыв китового фырканья вырвался в коридор сквозь облупленную дверь. — Все хорошо. Он еще там. Я не могу тебя обманывать, Санта. У меня сердце кровью обливается.

— Ай.

— Приходит Игнациус домой где-то с час назад — и одет прям как мясник какой.

— Это ж хорошо. Нашел себе другую работу твой здоровый жирный разгильдяй.

— Но не у мясника же ж, голубая моя, — отвечала миссис Райлли, и голос ее был отягощен скорбью. — Он теперь киоскер, «горячими собаками» торгует.

— Ай, брось ты, — каркнула Санта. — «Горячими собаками»? Никак прям на улице?

— Прям на улице, голуба, как побродяжник какой.

— Еще какой побродяжник, девонька. Даже хуже. Ты почитай, чего пролиция в газетах извещает иногда. Они там все — одна банда бомжей.

— Ну ведь ужыс же какой, а?

— Этому мальчику твому уже кто-нить по мордасам бы давно надавал.

— Тока он в дверь, Санта. Как сразу загадку мне: какую работу себе нашел? Я сначала и говорю: мясник, — понимаешь?

— Чего ж не понять?

— А он мне дерзит эдак: «Угадайте еще раз. Вы даже не приблизились к ответу». Я еще битых пять минут гадаю — пока все професии не перебрала, где такую белую форму носить надо. Тут он, наконец, говорит: «Все неправильно, мамаша. Я обрел себе занятие: торгую сосыски». Я чуть в обморок не грохнулась, Санта, прям на пол в кухню. Вот же ж картинка была б: я с раскроенной черепушкой прям на линолеуме, — а?

— Да ему б наплевать и растереть было, не то что некоторые.

— Не то что некоторые, да.

— Да ни за что в жизни.

— Наплевать ему на свою бедную мамочку, — вздохнула миссис Райлли. — Да еще и стока образования, заметь же ж. Торгует сосыски на улице средь бела дня.

— Так что ж ты ему сказала, девонька?

— Ничего я ему не сказала. Я и рта не успела раскрыть, как он в свою ванну удрал. И вот по сих пор сидит там, заперся, воду по всему полу плескает.

— Погоди секундочку, Ирэна. У меня тут внученьку одну на день привезли, — сказала Санта и заорала во всю мощь кому-то на другом конце провода: — А ну, пошла к чертям собачим от этой печки, Шармань, и марш на банкетку играться, пока я тебе в челюсть не заехала.

Детский голосок что-то ответил.

— Х-хосподя-а, — спокойно продолжала Санта в трубку. — Детишечки эти миленькие такие, но иногда я просто вообще не знаю. Шармань! Пошла к чертовой матери на улицу и играйся на своей вилисапете, пока я тебе в ухо не съездила. Не бросай трубку, Ирэна.

Миссис Райлли услышала, как Санта отложила телефон. Затем взвыл ребенок, хлопнула дверь, и Санта вернулась на линию.

— Бош ты мой, правду тебе говорю, Ирэна, ребенок этот просто никого не слушает! Я тута пытаюсь ей спагетов с рагой сварить, а она прям у меня в касрюльке играется. Сестрам в детсадике у нее давно уже пора отшлепать ее хорошенько. Ты ж знаешь Анджело. Видела б ты, как его сестры лупцевали, когда он маленьким был. Одна его вообще об доску в классе прибила. Вот они и вырос сегодня такой милый и заботливый мущина.

— А Игнациуса сестры обожали. Такой славненький пупсик был. Бывало, все святые картинки выигрывал за то, что катехиз от зубов отскакивал.

— Да этим сестрам следывало ему по шее надавать хорошенько.

— Когда он, бывало, домой приходил со всем и этими святыми картиночками масюпусенькими, — всхлипнула миссис Райлли, — я уж точно ни за что не думала, что он станет сосыски средь бела дня торговать. — Миссис Райлли нервно кашлянула и неистово вопросила в трубку: — Но скажи же мне, голуба, как там Анджело справляется?