Собрание сочинений. Том 1. Ким: Роман. Три солдата: Рассказы - Редьярд Киплинг

— Тут должно содержаться все, что ты видел, до чего дотрагивался, о чем раздумывал. Пиши так, как будто сам Джанг-и-Лат-сахиб пришел украдкой с большой армией, чтобы начать войну.

— Как велика армия?

— О, тысяч пятьдесят!

— Безумие! Вспомни, как мало колодцев в песках и какие они плохие. Их не хватило бы и на тысячу жаждущих людей.

— Так напиши это, а также обо всех старых брешах в стенах, и где рубят дрова, каков характер и наклонности правителя. Я останусь, пока не распродам всех моих лошадей. Я сниму комнату у городских ворот, и ты будешь моим конторщиком. На двери там хороший замок.

Отчет, написанный размашистым почерком, несомненно, приобретенным в школе св. Ксаверия, и намазанная коричневой, желтой и бакановой красками карта существовали еще несколько лет тому назад (какой-то небрежный клерк подшил их вместе с грубыми заметками Е. 23 из второго Сеистапского округа), но в настоящее время, вероятно, почти нельзя прочитать написанных карандашом букв. Ким, потея, перевел Махбубу отчет на второй день по их возвращении из путешествия. Патан встал и наклонился над своими пестрыми тюками.

— Я знал, что этот отчет будет достоин почетной одежды, и потому приготовил ее, — улыбаясь, сказал он. — Будь я эмиром афганским (мы, может быть, увидим его в один прекрасный день), я наполнил бы твой рот золотом. — Он положил одежду к ногам Кима. Тут был и шитый золотом пешаварский тюрбан конусообразной формы с большим покрывалом, заканчивавшимся широкой золотой бахромой; был и расшитый жилет, какой носят жители Дели, надеваемый на молочной белизны рубашку, широкий и застегивающийся справа налево; зеленые шаровары со шнурком из крученого шелка вокруг талии и, в довершение всего, туфли из русской кожи с приятнейшим запахом и дерзко загнутыми носками.

— На счастье новое платье надо надевать в среду утром, — торжественно заметил Махбуб. — Но не следует забывать, что на свете бывают злые люди. Так-то!..

Он завершил все это великолепие, от которого дух захватывало у восхищенного Кима, отделанным перламутром никелированным револьвером 45-го калибра, с автоматическим экстрактором.

— Я думал взять меньшего калибра, но вспомнил, что к этому подходят казенные пули. Мужчине он всегда пригодится, в особенности у границы. Встань, дай мне поглядеть на тебя. — Он ударил Кима по плечу. — Желаю тебе никогда не уставать, патан. О, сколько будет разбито сердец! О, эти глаза, искоса выглядывающие из-под ресниц!

Ким повернулся, вытянул носки, потянулся и машинально ощупал только что начинавшие пробиваться усы. Потом он хотел было броситься к ногам Махбуба, чтобы достойно поблагодарить его и дрожащими руками погладить ноги. Махбуб предупредил его и обнял.

— Сын мой, — сказал он. — Разве нам нужны слова? Но разве не восторг — это маленькое ружье? Все шесть патронов вылетают сразу. Носить его нужно за пазухой на голом теле, которое, так сказать, умащает его. Никогда не клади его в другое место, и, если Богу будет угодно, ты когда-нибудь убьешь из него человека.

— Hai mai! — печально сказал Ким. — Если сахиб убьет человека, его вешают в тюрьме.

— Правда, но на расстоянии одного шага от границы люди умнее. Спрячь его, но прежде заряди. Какая польза в ненакормленном ружье?

— Когда я возвращусь в мадрисса, я должен возвратить его. Маленькие ружья не дозволены там. Ты сохранишь его для меня.

— Сын, мне надоела эта мадрисса, где у человека отнимают его лучшие годы, чтобы учить тому, чему можно научиться только на широком пути. Глупость сахибов не имеет никакого основания. Ну, ничего. Может быть, доклад, написанный тобой, избавит тебя от дальнейших уз, а Бог, Он знает, насколько нам в игре нужно все больше и больше людей.

Они шли, сжав челюсти, чтобы защититься от несшегося навстречу песка, через солончаковую пустыню в Иодпор, где Махбуб и его красивый племянник Хабиб-Улла усиленно занялись торговыми делами. А потом Ким в европейском платье, из которого он уже сильно вырос, отправился с грустью по железной дороге, во втором классе, в школу св. Ксаверия. Три месяца спустя полковник Крейтон, оценивавший кинжалы в лавке Лургана, очутился перед открыто возмутившимся Махбубом Али. Лурган-сахиб служил ему резервом.

— Пони готов, закончен, обуздан и объезжен, сахиб! Теперь он день за днем будет утрачивать свой вид, если его держать на всяких штуках. Отпустите узду и пустите его, — сказал барышник. — Он нужен нам.

— Но он так молод, Махбуб, ведь ему не больше шестнадцати, не так ли?

— Когда мне было пятнадцать, я убил одного человека и произвел на свет другого.

— Ах ты, нераскаянный старый язычник! — Крейтон повернулся к Лургану. Черная борода кивком подтвердила мудрость красной крашеной бороды афганца.

— Я давно бы воспользовался им, — сказал Лурган. — Чем моложе, тем лучше. Поэтому у меня действительно драгоценные вещи всегда охраняются детьми. Вы прислали мне его на испытание. Я испытывал его всячески: он единственный мальчик, которого я не мог заставить видеть предметы.

— В хрустале, в чернильной луже? — спросил Махбуб.

— Нет. Положив ему руку на затылок, как я рассказывал вам. Этого никогда не случалось прежде, и это показывает, что он достаточно силен, чтобы заставить других делать, что он пожелает. А это было три года тому назад. С тех пор я многому научил его, полковник Крейтон. Я думаю, вы напрасно заставляете его даром тратить время.

— Гм! Может быть, вы и правы. Но, как вам известно, в настоящее время у нас нет дела для него.

— Пустите его, пустите! — перебил его Махбуб. — Разве можно ожидать, чтобы жеребенок сразу начал таскать тяжести. Пусть он бегает с караванами, как наши белые верблюды-детеныши, на счастье. Я сам взял бы его, но…

— Есть дельце, где он мог бы быть полезен, — на юге, — сказал Лурган с особенной нежностью, опуская свои тяжелые веки с голубыми жилками.

— Это в руках Е. 23, — быстро проговорил Крейтон. — Ему не следует ехать туда. К тому же он не знает тамошнего языка.

— Опишите ему форму и запах нужных нам писем, и он принесет их нам, — настаивал Лурган.

— Нет. Это дело для взрослого, — сказал Крейтон.

То был щекотливый вопрос насчет недозволенной и зажигательной переписки между лицом, которое претендовало на авторитет во всех вопросах магометанской религии в целом мире, и младшим членом одного княжеского дома, замеченным в похищении женщин с британской территории. Мусульманское духовное лицо было слишком несдержанно и дерзко; молодой князь только недоволен ограничением его привилегий, но ему не следовало продолжать переписку, которая могла со временем скомпрометировать его. Одно письмо было добыто, но нашедший его был впоследствии убит у дороги в костюме арабского купца, как доносил ведший это дело Е. 23.

Эти факты и другие, не подлежавшие оглашению, заставили Махбуба и Крейтона покачать головами.

— Пустите его с красным ламой, — сказал барышник с видимым усилием. — Он любит старика. Он может измерять свои шаги четками.

— У меня были дела со стариком, по крайней мере письменные, — сказал полковник Крейтон, улыбаясь про себя. — Где бродит он?

— Вдоль и поперек страны, как все три последних года. Он ищет Реку Исцеления. Проклятье всем… — Махбуб остановился. — Он ночует в храме джайнов в Бенаресе или в Будд-Гайя, когда не ходит по дороге. Потом, как мы знаем, он приходит навестить мальчика в мадрисса, так как мальчик был несколько раз наказан за свидание с ламой. Он совсем сумасшедший, но мирный человек. Я встречал его. Хурри также имел дела с ним. Мы следили за ним три года. Красные ламы не так часто встречаются в Индии, чтобы потерять их след.

— Очень интересный народ эти бенгальцы, — задумчиво проговорил Лурган. — Знаете ли вы, чего собственно желает бенгалец Хурри? Он желает стать членом Королевского общества и делает для этого этнографические заметки. Видите ли, я передал ему про ламу все, что рассказали мне Махбуб и мальчик. Хурри отправляется в Бенарес, я думаю, за свой счет.

— А я не думаю этого, — коротко сказал Крейтон. Он оплатил путешествие Хурри, так как был заинтересован узнать, что представляет собой этот лама.

— И все эти последние годы он обращается к ламе за сведениями о буддистской религии. Пресвятая Дева! Я мог бы сообщить ему все это много лет тому назад. Мне кажется, что Хурри становится слишком старым для нашего дела. Он предпочитает собирать сведения о нравах и обычаях разных стран. Да, он желает стать членом Королевского общества.

— Хурри хорошего мнения о мальчике?

— О, очень хорошего. Мы провели несколько приятных вечеров в моем маленьком помещении. Но я считаю излишним отдавать его теперь же под руководство Хурри в наших этнологических делах.

— Да, но не сразу. Как ты думаешь, Махбуб? Пусть мальчик побегает с ламой полгода. Потом посмотрим. Он приобретет опыт.